О прошлом Сильвестра Бессонова она не знала ровным счетом ничего. В его квартире не было фотографий, дипломов в рамках, писем и любых других напоминаний о прожитых годах. Возможно, все это где-то надежно пряталось. Интересно, почему? Что с ним произошло такого, о чем он не желает вспоминать?
В квартиру их впустила Тоня. На Сильвестра она смотрела с опасливым уважением, что неудивительно, потому что он вел себя как наследный принц, только что получивший известие о смертельной болезни батюшки. Появившись в комнате, холодно поздоровался со всей честной компанией, дождался, пока ему представят каждое лицо в отдельности, и только после этого уселся на предложенный стул, который принесли из другой комнаты. Публика глядела на него во все глаза, полагая, что перед ней всамделишный частный детектив, за плечами которого целая куча распутанных кровавых злодеяний.
– Значит, вы пришли снять с меня показания? – спросил Леонид Николаевич, ерзая в своем кресле. – Я должен рассказать, что здесь произошло? Хорошо, расскажу. Ужасно постыдная, унизительная ситуация. Сами подумайте, является молодая брюнетка, стаскивает с тебя штаны под предлогом инъекции, а потом бьет по голове, связывает и начинает рыться в твоих вещах!
Прежде чем ответить, Сильвестр оглянулся проверить, где Майя. Увидел, что она вполне уютно устроилась в уголке, и лишь тогда целиком переключился на рассказчика.
– Раньше вы ее где-нибудь встречали? – спросил он.
– О, нет! Я бы запомнил. Это такой тип роковой женщины – стройная, черная грива волос, дикие южные глаза, губы пухлые...
– Вижу, ты разглядел ее во всех подробностях, – подковырнул Герман, который с появлением Сильвестра изменил позу и теперь сидел с таким видом, словно проглотил палку и силился ее переварить.
– Разумеется, разглядел, – оскорбился Леонид Николаевич. – Я лежал на полу со связанными руками, а она обшаривала квартиру.
– А в других комнатах тоже такой беспорядок? – поинтересовался Сильвестр. – И на кухне?
– Здесь она сильнее всего неистовствовала!
– Я могу взглянуть?
Не дожидаясь разрешения, Бессонов встал и быстро прошел на кухню, задержавшись там не больше чем на минуту, заглянул в другие комнаты и снова сел на свое место.
– Нужно было сразу вызвать милицию! – высказала собственное мнение Изольда, не привыкшая оставаться на вторых ролях. Подавай ей главную, и все тут. – Только милиция способна сделать хоть что- нибудь толковое.
Возможно, она хотела уколоть пришлого частного сыщика своим недоверием, но он даже не взглянул в ее сторону.
– Милиция! – воскликнул хозяин дома. – У меня ничего не украли, вот и весь сказ. Как они станут следствие проводить? Только замучают допросами и писульками, не хочу я в милицию.
– Скажите, что из себя представляет ваша коллекция фарфора и где она хранится? – спросил Сильвестр. – Я не заметил ни сигнализации, ни особо сложных замков на двери. Значит, ничего ценного в квартире нет?
Леонид Николаевич замялся, и вместо него ответил шурин, посчитавший своим долгом оказать родственную поддержку:
– Послушайте, он не может вам целиком довериться. Вот так взять и сразу все выложить... Еще неизвестно, сумеете ли вы вообще что-нибудь сделать. Насколько вы хороший сыщик? – Он оглядел присутствующих, словно призывая их в свидетели. – Ну вот возьмите и докажите свои способности. Удивите нас чем-нибудь!
– Я пришел сюда не фокусы показывать, – спокойно ответил Сильвестр. – Впрочем, извольте. Вы недавно от зубного врача, вам поставили пломбу. И было это около двух часов назад. Вы, – обернулся он к Роману Потапову, который вздрогнул и вжался в спинку дивана, – только что побывали на юге в деловой поездке. Вероятно, сопровождали начальство. Смею предположить, ездили осматривать дома. Вы ведь занимаетесь недвижимостью, верно?
Роман опешил и не нашелся что сказать, его тетка Изольда мгновенно ощетинилась, грозно спросив:
– Это откуда вы узнали?
– А у вас, дама, болит горло, – приторно улыбнулся ей Сильвестр. – Так что поберегите голосовые связки.
Майя проглотила усмешку и зажала ладони между коленями. Наблюдать за Сильвестром было настоящим удовольствием. Приятно иметь босса, за которого не стыдно, – он не попадет впросак и не позволит взять над собой верх.
– Ничего особенного в этом вопросе нет, Герман, – сказал Леонид Николаевич шурину и, словно оправдываясь обернулся к Бессонову: – Я вам все объясню. У меня довольно большая коллекция, которую невозможно хранить дома. Здесь мы живем, это наше родовое, так сказать, гнездо. А старинный фарфор обладает одним удивительным свойством – он вытесняет людей из помещений, в которых его хранят.
– Поэтому лично я не люблю фарфор, – неожиданно призналась Шура. – Топнешь ногой, все повалится и побьется.
Ощущая близкое соседство Кости Чихачева, она пугалась остроты собственных чувств.
– Да, топать рядом с ним не стоит, – согласился коллекционер, бросив на нее озадаченный взгляд. – Я снимаю помещение в одном ведомственном здании, где есть усиленная вооруженная охрана, новейшая сигнализация и другие системы защиты. Фарфор застрахован и завещан музею, который уже присылал ко мне экспертов всех мастей и рангов. Скажу честно, я провожу со своей коллекцией много времени, поэтому часто бываю вне дома. Но вот в последнее время приболел, и мне прописали уколы. Из поликлиники стали приходить медсестры – все, заметьте, как одна, дуры.
– А те тарелки, которые сейчас рассматривает господин Потапов, имеют какую-нибудь ценность? – поинтересовался Сильвестр.
Роман действительно сидел вполоборота к серванту и постоянно косил на него глазом. Как только на это обратили внимание, он непроизвольно втянул голову в плечи и переспросил:
– Какие тарелки?
– А что тут такого? – мгновенно вспылила Изольда. – Тарелки красивые, с птицами. Практически произведения искусства. Никто не может запретить любоваться.
– Это так, всякая ерунда, – махнул рукой Леонид Николаевич. – Друзья надарили. Решили, что если я коллекционирую посуду, меня обрадует любая хрупкая финтифлюшка. В квартире есть только одна авторская вещь, на которую можно обратить внимание. Статуэтка. Она стоит у Антонины в спальне, на комоде.
– Что за статуэтка?
Сильвестр сидел в свободной позе и даже время от времени закидывал ногу на ногу, как будто вел светскую беседу, а не допрос.
– Это ангел, – ответила Тоня. – Такая изящная вещь...
– Фарфор, лепка, подглазурная роспись, незначительные сколы по основанию, – вмешался Костя Чихачев, тихонько постукивая ногой по полу. – Без клейма, но с подписью автора. Подпись заканчивается сердечком.
– Автор – Михаил Иванович Зарудный. Работал в основном в пластике малых форм, – будто читая лекцию, продолжил Леонид Николаевич. – Делал жанровые статуэтки, любил сюжеты из жизни детей. Ангел относится к середине двадцатого века. Ничего особенного, смею вас заверить. Дорого, красиво, не спорю. Однако в любом антикварном магазине вам предложат десятки сопоставимых вещей. Это не только мое мнение. – Изотов посмотрел на Чихачева и, пожевав губами, заявил: – После того как Костик сплясал вокруг меня папуасский танец, умоляя продать ему ангела, я подумал – чем черт не шутит? Вдруг я что-то проглядел? И отнес штуковину на экспертизу серьезным людям. Они пожали плечами, и все.
– А Костик с самого начала знал, что это произведение искусства хранится в спальне Антонины? – спросила Изольда, буравя взглядом молодого человека.
Чихачев кинул в ее сторону хмурый взгляд и ответил: