– Это военный трофей, – гордо произнесла она, показав им рубашку. Самую обычную рубашку с самой обычной биркой, где был проставлен размер и написано название фирмы-изготовителя.

– Не очень крупный тип, – заметила Тоня. – Не гигант. Но как тебе удалось его раздеть?

– Мы боролись, – коротко ответила Шура. – И смотрите, что я потом нашла в кармане.

Она подала им тот самый листок, в который сама успела заглянуть только одним глазком. Теперь же они склонились над ним втроем, рассчитывая увидеть что-нибудь сногсшибательное.

– Обычная компьютерная распечатка, – первым подал голос Костя. – По-моему, здесь часть какой-то фотографии.

Это действительно был всего лишь фрагмент женского лица, снятого в три четверти. На первом плане оказалось аккуратное ушко и вдетая в него серьга – очень красивая золотая серьга с крапинкой темно- желтого камня.

– Боже мой! – воскликнула Тоня, вырвав распечатку у него из рук и приблизив к самому носу. – Это же мои серьги!

– Подлый тип тебя увеличил, – с трагической серьезностью заявила Шура. – Он точно на тебе помешался.

– Но это не мое ухо.

– Как это – не твое? Серьги твои, а ухо не твое?

Шура с Костей снова склонились над снимком, едва не стукнувшись лбами.

– Действительно не твое. А чье?

– Ничего не понимаю, – простонала Тоня, сжав пальцами виски. – Такого просто не может быть. Это не заводские серьги, а ручная работа, я узнавала у ювелиров. Серьги – единственное, что осталось у меня от родителей. У такой пары не может быть двойника!

– Почему не может? – принялась фантазировать Шура. – Допустим, тот, кто их изготовил, решил продублировать удачную работу.

– И спустя пару десятков лет за Тоней следит мужик, в кармане которого оказывается фотография этого дубликата, – невесело усмехнулся Костя. – Не бывает таких случайностей.

– Ну да, не бывает, – обреченно согласилась Шура. – Тут явно что-то нечисто.

Они некоторое время молчали, обдумывая новую информацию. Редкие прохожие, завидев их, старались перейти на другую сторону улицы. Вероятно, молчаливая группа людей казалась им угрожающей.

– А эти серьги до сих пор у тебя? – спросил Костя.

– Конечно, у меня, – как будто обиделась Тоня. – Когда тетя была жива, она постоянно их прятала, и мы с ней жутко ссорились. Но вот я подросла, и тогда она призналась, что делала это из-за дяди Лени. Серьги напоминают ему о моей матери. Он слишком сильно любил сестру и до сих пор тяжело переживает ее смерть. Не стоит, мол, его волновать. Но я все равно их ношу, – упрямо закончила она.

– Думаю, если мы покажем Леониду Николаевичу фотографию, – Костя потряс бумажкой, – он расскажет хоть что-нибудь полезное. Может, мы зря расфантазировались. Хотя... Что если в прошлом твоей семьи есть какая-то тайна?

– Но тогда при чем здесь Андрей?!

– Действительно, – нахмурилась Шура. – Зачем было убивать Андрея? Он к прошлому Тониной семьи не имеет никакого отношения.

– А вы это точно знаете? – спросил Костя, остро взглянув на обеих подруг по очереди. – Жизнь иногда такие сюрпризы преподносит, только успевай переваривать.

– Ну как такое может быть? – бросилась в атаку Шура. – Фофанов познакомился с Леонидом Николаевичем сам. Ему остался от прабабки старинный сервиз...

– Ну и что, что познакомился? – не желал сдаваться Костя. – Он мог познакомиться не просто так, а с определенными намерениями. Сначала задумал какую-то гадость, а потом использовал сервиз как предлог.

– Почему Андрея постоянно в чем-то подозревают? – звенящим от слез голосом вмешалась Тоня. – Разве в меня нельзя влюбиться?! Разве так удивительно, что он увлекся именно мной, а не дядиным фарфором? Что у него не было никакого умысла, никаких задних мыслей?

– Да я ведь просто рассуждал вслух.

– Очень обидные для меня рассуждения.

Тоня надулась и пошла вперед, а расстроенный Костя и озадаченная Шура поплелись следом. Как-то сразу отыскалась дорога, и они нашли тот самый парк, в котором собирались дышать воздухом. При входе им пришлось миновать игровую площадку, на которой кишмя кишели маленькие дети. Они размахивали совками, стучали формочками, гудели машинками, хохотали, плакали, дрались и время от времени задумчиво замирали, писая в памперсы.

– Мне было три года, когда погибли родители, – неожиданно призналась Тоня.

Ее друзья почтительно промолчали. Да и что тут скажешь? Если другому горько, очень трудно подобрать правильные слова.

– Дядя говорит, что, когда мама и папа в тот вечер не вернулись домой, я перестала разговаривать. Со мной потом долго пришлось возиться.

– Очень жалко, что так вышло, – сказал Костя, поддав ногой камушек. – А вот мои предки сильно пили и лупили меня всем, что было под рукой. Иногда я сутками не мог попасть домой, потому что мне дверь не открывали.

Начавшийся доверительный разговор неожиданно прервал звонок сотового.

– Кажется, у меня! – воскликнула Тоня, похлопав по сумочке. Торопливо расстегнула молнию, достала телефон и быстро пояснила для ребят: – Это дядя Леня. – После чего целиком сосредоточилась на разговоре: – Алло! Дядя Леня? Почему у тебя такой голос? Господи, что случилось? Что-что?! Не может быть! Дядя Леня, не паникуй! Я сейчас! Мы сейчас приедем!

– Что такое? – громким шепотом спросила Шура, не в силах вынести неизвестность. Она вообще не отличалась особым терпением и постоянно из-за этого страдала. – С ним плохо?

– Он говорит, на него напала медсестра, – ответила обалдевшая Тоня. – Ударила по голове носком с мелочью, связала и устроила в квартире сумасшедший дом. Перевернула все вверх ногами, повытаскивала вещи... Наверное, что-нибудь стащила.

Костя сделал неутешительный вывод:

– События принимают дурной оборот. Быстро выходим из парка, ловим машину и едем к тебе. Леонид Николаевич в порядке?

– Кажется, да.

– По крайней мере, орет он громко, – заметила Шура. – Был бы не в порядке, говорил бы потише.

– Ой, пойдемте скорее! – заторопилась Тоня. Щеки у нее запылали от волнения, и она по очереди приложила к ним руку, чтобы остыть.

Костя едва поспевал за ней, а Шуре было совсем плохо. После беготни по полуразрушенному дому Шуре было сложно мобилизоваться. Тот запас сил, который она накопила к сегодняшнему дню, оказался исчерпан. Она тяжело дышала, потела и охала, прилично отстав от быстро шагавших друзей.

– Шура, ты чего?

– Это все лишние килограммы. Они буквально висят у меня на шее, – прокряхтела та. – И когда я хочу их немного растрясти, наваливаются и не дают дышать.

– Шура, нужно поднажать, – крикнула Тоня, пускаясь галопом. – Не представляю, как там дядя один.

Когда, наконец, им удалось выбраться на шоссе и остановить такси, Шура выглядела так, будто только что выиграла соревнования оленьих упряжек, причем бежала вместо оленя.

– Думаю, медсестра охотилась за фарфором, – высказала она свое мнение, когда смогла немного отдышаться. – Наверняка по поликлинике пошел слух, что пожилому коллекционеру ходят делать уколы. Кто-то это услышал, пораскинул мозгами и подослал вместо настоящей медсестры поддельную. Все очень просто!

– Да, просто, – подтвердил Костя. – Только подозрительно. Этих двоих на мотоцикле нельзя списывать со счетов. Ну и ваш Сильвестр, черт бы его побрал, может оказаться прав. Вдруг Фофанова и слесаря – того? Получается целая криминальная история. Может, стоит ему позвонить?