пойдешь на Сахалин. Там судов много, не задержишься. Годится тебе такой вариант?

Роман пожал плечами. Можно подумать, у него был выбор!

– Годится.

– Ну вот. Надо тебе удостоверение рыбака сделать, а то в Японии будут проблемы.

Роман и на это согласно кивнул. Михалыч нацелился, щелкнул, вытащил снимок в ожидании проявки.

– К ночи все будет готово. На Хоккайдо как раз шхуна пойдет. С ними и отправишься. Понял.

– Понял. Спасибо.

– После спасибо скажешь, – сверкнул острыми глазками Михалыч.

В это время в хату вскочил паренек лет семнадцати:

– Михалыч, в лесу погранцы чего-то шарятся. Кажись, сюда идут.

– Много их?

– Да немало. С собаками…

– Иди.

Парень скрылся за дверью. Роман быстро глянул на Михалыча:

– Мне бы где пересидеть. Документов нет, пристанут.

Тот на минуту задумался, спрятал фотографию в стол.

– Ступай за мной.

Он завел его в рыбокомплекс, сунул в руки брезентовую спецовку, рукавицы, кепку:

– Надевай и носи рыбу в холодильник. А вы – тихо!

Сам спешно вышел на улицу. Делать нечего, теперь вся надежда на Михалыча. Если захочет сдать, сдаст, как ни прячься. Так что лучше быть на виду.

Роман натянул спецовку и рукавицы, насквозь пропахшие рыбой, надел приплюснутую кепочку, вопросительно глянул на одного из сортировщиков, слышавших слова Михалыча.

– Неси туда, – сказал тот, указав на ящики, наполненные рыбой.

Остальные молча занимались своим делом. Как видно, тут все были заодно. Даже разговорчивая Галка, блеснув взглядом, не стала донимать разговорами.

Роман подхватил ящик, понес к холодильнику. Там ему открыла дверь сухонькая старушка, указала, куда ставить. Пристроив ящик на уже составленный штабель, Роман оправился за следующим.

По дороге глянул в окно. К бараку шли вооруженные солдаты, заглядывали в дома. Рядом со старшиной семенил Михалыч, то и дело поворачивал к нему голову.

«Если тут зажмут, крышка, – думал Роман, неся второй ящик. – Даже дергаться бесполезно. Возьмут голыми руками».

Он поставил ящик в холодильник, пошел назад. Только взял следующий, двери барака широко распахнулись. Роман неторопливо шагал к холодильнику с ящиком наперевес. На ходу, любопытствуя, как все остальные, глянул на вошедших.

Старшина, вооруженный «АК-47У», и трое бойцов – один держал на поводке грудастую овчарку – встали на пороге, разглядывая работников. Роман скрылся в холодильнике, поставил ящик. Вышел, двинулся за другим. Пограничники не уходили. Овчарка водила мордой, перебирала комковатыми лапами.

– Все свои, говоришь? – спросил старшина.

– Ну так! – отозвался Михалыч. – У нас чужих не водится, мы порядки знаем.

Роман взял ящик, чувствуя на себе изучающий взгляд старшины, понес. Пять шагов, десять, двадцать… Скрипнула за спиной дверь. Он сдержал дикое желание обернуться, вошел в холодильник, поставил ящик, вышел. Пограничников в бараке не было.

Он посмотрел в окно. Солдаты, осматривая крайние избы, уходили в сторону леса.

– Что, наработался уже? – спросила Галка, видя, что Роман забыл о ящиках.

– Да я только стажировался, – сказал он, скидывая спецовку и вешая ее на гвоздь.

– Ну и чего? Не понравилось? Или силов мало? Так мы тебя быстро откормим, – заколыхалась Галка, сверкая белыми зубами.

Вошел Михалыч, строго глянул на балаболку, махнул Роману:

– Пошли.

– Эх, а я только понадеялась! – вздохнула Галка.

Вернувшись вслед за Михалычем в его домик, Роман присел на табурет.

– Они дезертира ищут, – сказал Михалыч, вынимая из шкафчика тарелки, накрытые чистыми тряпицами. – Говорят, людей убил, машину угнал. Автомат у него, патроны. Особо опасен. Просили, как появится, сразу чтоб им звонил.

Роман слушал молча, в глаза старику не глядел.

– Вот страсти какие, – подытожил Михалыч. – Хорошо, что этот басурман к нам не заскочил. А то подняли бы стрельбу, разнесли мне все хозяйство. Я их методы знаю, только дай повоевать.

– Про меня не спросили?

– А чего спрашивать? Я сказал, все люди давно тут работают, не какие-нибудь приблудные. Ты ешь, – сказал он, снимая тряпицы. – Тут рыбка пожарена свежая, картошка вот, капустка, хлеб, икорка. Ежели желаешь сто граммов, могу налить.

– Нет, спасибо.

– Ну, тогда так кушай. Отощал небось по лесу-то бродить. А далеко твоя палатка осталась?

– Возле Медвежьего носа. В горах…

– А, вон где! Это тебе одному не добраться. И ребята туда не пойдут, им лишняя задержка что кость в горло.

– Да не нужно. Там все равно ничего важного нет.

– Ну, тебе виднее. Ешь.

Михалыч вышел из дома. Роман видел, как он свернул в рыбокомплекс. Хлопотун. Наверное, на всякий случай пошел распорядиться, чтоб о чужаке молчали. Хотя в этом нужды не было. Насколько понимал Роман, здесь все держались друг за дружку и на сторону о своих делах не распространялись.

Было непонятно, догадался Михалыч или нет. Может, правда поверил в рассказанную басню? Или ему просто удобно делать вид, что поверил. Старичок себе на уме, ума быстрого, поворотливый. Кто его знает, что он там надумал? Но раз сразу не выдал, не выдаст и впредь.

Роман, сполоснув руки под рукомойником, занялся едой. Надо же, целая миска лососевой икры. Хоть ложкой черпай. Наверное, их тут от этого деликатеса уже воротит. Ну, а нам ничего, сойдет. Роман намазал краешек хлебного ломтя, откусил. М-м, восторг души. Придвинул жареную рыбу, сел основательнее…

Когда Михалыч вернулся, он уже наелся досыта. Искал, чего бы попить. Напился воды с ведра.

– Чего, уже? – спросил Михалыч.

– Да, спасибо.

– На здоровьичко. Ну, пойдем, коли поел. Отдохнешь, поспишь маленько. Шхуна уйдет часов в девять, время имеется.

– У вас мобильный телефон есть? Мне бы позвонить.

– Далеко куда?

– Далеко… В Москву.

– И-и, даже не думай. Мобильный-то есть, да берет он всего ничего. Верст на сто, не больше. Даже до Сахалина не добивает. Не то что до Москвы.

– Понятно…

– С Хоккайдо позвонишь, если такая срочность, – посоветовал Михалыч. – Там тебе все услуги круглые сутки. Денежка при себе есть, вот и звони куда хошь.

– Так и сделаю.

– Ну, пошли, пошли…

Они быстро пробежали по улочке, Михалыч толкнул двери кривенького домика. Двери были не заперты.

– Давай заходи, не стесняйся.

Роман вошел в дом, огляделся. Не то что у Михалыча, но жить можно.

– Вон, топчан, одеяло, ложись, отдыхай, – распоряжался Михалыч. – Если что надо, скажи. До вечера