молочно белую с чуть заметными прожилками веночек и крупными, розовыми ареолами сосков. Невольно я залюбовалась телом этой красивой женщины. Мне нравилась ее манера открытости и грациозности поведения. Даже притом, что она оставалась обнаженная она не потеряла своего обворожительного шарма и спокойного величия в движении. Невольно я взглянула на низ ее живота и отметила довольно заметный валик лобка с темными и аккуратно остриженными волосами. Эмми нагнулась, стоя ко мне спиной и передо мной мелькнули крупные и полные губки в обрамлении треугольника ее лоно. Эмми просто поразила меня своим прекрасным телом.
Она подошла и наклонилась над мамой.
Я с любопытством и даже некоторым стыдом увидела, как колыхнулись и закачались ее груди перед самым лицом мамы. Эмми повернулась ко мне, покачивая своими сокровищами, и сказала.
— Ну, что же ты, раздевайся сама и помоги мне раздеть маму.
Я с волнением стала раздеваться, и все время поглядывала на маму и Эмми. Они весело щебетали, при этом Эмми снимала с мамы одежду и они обнимались.
Я видела, как загораются их глаза, как им приятно касаться друг друга и как загораются их глаза при взглядах. Наконец я сняла с себя всю верхнюю одежду и лифчик, поколебавшись секунду, медленно стянула трусики. Я стояла к ним спиной и боялась повернуться.
— Ты посмотри, Малыш. — Так непривычно для меня сказала Эмми о маме.
— Смотри, Малыш, вот какая красавица у нас. Какое тело, само совершенство! Как же тебе это удалось, родная. Я безумно тебе завидую!
Наконец я набралась храбрости и медленно, как во сне, повернулась. Я опустила глаза и стыдливо прикрылась, почувствовала, что вся почему-то зарделась.
Я стояла в нерешительности несколько секунд и наконец, подняла глаза. Мама и Эмми сидели, обнявшись, обе голые и смотрели на меня с нескрываемым восхищением.
— Вот, что красавица. — Сказала Эмми, перекинувшись взглядом с мамой.
— Сегодня мы будем праздновать твое рождение, как смелой и гордой женщины. Ты не побоялась, не смалодушничала и не предала свою подругу.
Мама добавила. — Любимую!
— Ты не бросила ее в беде, не променяла на мужика, ты осталась ей верной и преданной до конца. Ты поступила так, как бы это сделали мы, и не оставили свою Малышку в беде.
И она, повернувшись к маме, и не стесняясь меня, горячо и в губы поцеловала маму. А затем они, обнявшись, принялись целоваться, так, что я невольно оторопела и как то застеснялась. Я видела, как мамина рука нашла грудь Эмми и во время этого поцелуя сжимала и гладила ее.
Я стояла и смотрела на эти не простые, а страстные поцелуи двух влюбленных женщин. Я понимала раньше, что у мамы и Эмми роман и что мы не случайно оказались здесь, в этом месте, на даче. Я понимала, что все, что со мной происходит это воля двух любящих женщин. Но сама суть того, что я видела, что на моих глазах так целуются две взрослые женщины между собой и одна из них это моя мама?! Я стояла не в силах пошевелиться и не могла оторвать взгляд от них. В голове моей бешено завертелись мысли…
А почему, почему они должны скрывать свои чувства передо мной. Разве я не такая? Я тоже люблю и ласкаю женщин. Я тоже не скрываю этого перед мамой и Эмми. Я ведь такая же. Своими открытыми поцелуями они признали во мне взрослую и равную с ними женщину. От этой мысли я загордилась и почувствовала в себе силу настоящей и равной с ними женщины. Я сделала несколько несмелых шагов к ним и не знала, что делать дальше. А они целовались, словно девочки, игриво и с упоением.
Я почувствовала себя лишней, мне показалось, что я им мешаю. Я слышала их вздохи и, постанывая, и у меня поднималось, изнутри чувство обиженности, отстраненности, которая быстро сменялась какой-то озлобленностью.
Я уже не хотела их видеть и слышать и меня захлестывала ревность. Как это так, я у мамочки была одна единственная, а она с какой то…. Я всегда знала, что все ее поцелуи предназначались только мне, а тут…. От этой ревности я стала терять самообладание. К тому же я видела, что, как мне показалось тогда, что Эмми чуть ли не насилует мою мамочку. Этого больше вытерпеть я не смогла. Меня словно кто- то толкнул под руку.
Я обхватила сзади и с силой оттолкнула Эмми. Я ничего кроме своей мамочки не видела.
Мама испуганно смотрела на меня и пыталась мне что-то сказать. Эмми, немного шокированная моим поведением, но спокойно, из-за моей спины произнесла как бы в назидании.
— Вот видишь! Ну, что я тебе говорила! А ты, все… Взрослая, все поймет…. Убедилась!
Я уже открывала рот, чтобы достойно ответить, как вдруг замолчала потому, что мама моя часто заморгала глазами и обидно заплакала, чуть ли нее в полный голос.
— Дочка, моя родная дочка, ты все испортишь, остановись!
Я ничего не могла понять. В нерешительности и от нахлынувшей жалости к ней у меня образовывалась какая-то каша и нелепая смесь в голове. И тут я почувствовала, что-то неладное. Меня всю, как кипятком облили.
Мгновенно я стала мокрая от мысли о том, что я бездумно вмешалась, поддалась чувству нелепой и жалкой ревности. Хуже того, я в припадке ревности набросилась на Эмми.
Я почувствовала себя нашкодившим котенком. Почему то мне сделалось жутко неловко и я, еще не осознавая, как буду исправлять все, что скажу им, поняла, что была не права.
Эмми осторожно взяла меня за плечи и легонько отодвинула, присела рядом с мамой. Она нежно обняла ее и стала успокаивать, осторожно поглаживая ей волосы. Я сидела рядом и от своей выходки готова была провалиться сквозь землю. Наконец мама перестала всхлипывать и, повернувшись, ко мне сказала.
— Дочка! Эмми моя единственная любовь в этой жизни, я люблю эту женщину больше двадцати лет! Как же ты до сих пор не поняла этого?!! Я думала, что ты все узнаешь и поймешь. Ведь ты же уже взрослая!!! Ты уже доказала, как умеешь быть преданной и верной для своей подруги. Почему ты не можешь нас понять?
От неловкости положения, в которое я поставила всех нас, я готова была все бросить и выскочить голой на улицу.
Но затем я взяла себя в руки. Нет, мне надо все вернуть на свои места, мне надо просить прощения. Чуть ли не шатаясь, я встала и шагнула им за спину. Двумя руками и как можно нежнее обняла обеих.
— Девочки, родненькие! Простите! Это я не справилась со своей ревностью.
Заговорила я, глубоко дыша им в головы.
— Я сама не поняла, как это произошло. Ведь я, дура, подумала, что Эмилия Иосифовна тебя унижает и принуждает к близости. Я сама не знаю, что на меня нашло!
После этих слов я заревела. Я бормотала им слова извинений и просила прощения, а слезы сами лились из меня в три ручья.
— Ведь я все знала, сама радовалась тому, что вы были вместе и снова встретились, что Эмилия позаботилась о тебе, и о нас! Ой, простите, меня и мою дурость!
Мама вторила моим слезам, а Эмми принялась нас уговаривать помириться и успокаивала. Минуты три мы клялись друг другу в любви и верности. Перецеловались, обнимались.
Наконец Эмми первой стала посмеиваться надо мной, над моей выходкой. Я сквозь слезы видела, что она не обиделась на меня и готова простить мою выходку.
Желая загладить вину, я выпрямилась и стала громко шлепать, себя по попе ладонью приговаривая.
— Вот тебе, вот тебе!!! Что не доходит до головы, так дойдет до нее через задницу!
— Я раньше тебя никогда не трогала и не била, тем более теперь, по такой восхитительной попочке. — Сказала, смеясь, мама и задержав мою руку, стала гладить мою попку.
— Не стоит разбрасываться своими прелестями, они тебе еще могут пригодиться.
Уже дружелюбно и с усмешкой сказала Эмми.
— Ну а насчет восхитительной попки. Так это еще надо посмотреть у кого она более восхитительная. Не правда ли, Малыш?!!! — Продолжила Эмми, вытирая рукой слезы со щек Малыша.
Так непривычно ласково она обратилась к маме.
— Да! Эммочка! Ты еще сто очков наперед дашь этой ревнивой молодежи!!! — И с этими словами