границей на средства клиентки. О чем они и договорились.

Когда обо всем этом узнала Белка, она в отчаянии бросилась ко мне, она изливалась слезами и просила меня повлиять на решение Эмми. Я же наоборот, не только не заступилась за нее, но и нанесла Эмми визит и горячо благодарила ее за участие в судьбе Белки.

Белке сделали прекрасные документы, дали отличные рекомендации, которыми она, хвалясь, показывала мне и чем очень гордилась. Особенно она хвасталась своим новым паспортом. Так или иначе, но вскоре Белка вместе с бывшей пациенткой уехали, и я осталась одна.

Лечение затянулось, так как окончания нервов на губках прорастали медленно, и я потихонечку стала трогать свои обновленные лепесточки, вновь ощущать прикосновения к ним.

Я осторожно знакомилась с моими новыми сокровищами. Вместо привычной девичьей киски на меня в отражении зеркала смотрела довольно большая и мало знакомая мне киска. Губки стали больше, они выступали из — под складок и я их уже отчетливо различала даже стоя. Я пробовала их растянуть, но почувствовала боль и оставила их в покое. Вся плоть вокруг стала больше, и мне даже показалось, что она стала выглядеть как то постарше, что ли.

Теперь я все больше находилась в клинике и не только лечилась, а стала по возможности, помогать с бумагами своему лечащему врачу. Так или иначе, но я все больше увлекалась им. Уже не могла просто так пройти по коридору и обязательно заглядывала к нему в кабинет.

А я, благодаря его таланту, быстро пошла на поправку и уже лазила по всей клинике. Вскоре я уже чувствовала себя почти хозяйкой в его кабинете. Я заглядывала к нему, когда он был на обходах, раскладывала его бумаги, прибирала вещи. Удивительно то, что он позволял это делать только мне и не кому больше. Так постепенно я стала привыкать к такому образу и поведению.

Мне безумно нравилось ухаживать за ним, и я чувствовала, что и ему это нравилось. Тогда я решила действовать.

Как-то раз я переоделась и явилась к нему в обалденном наряде. Хоть и было тепло, но я натянула чулочки, пояс и какие-то немыслимые по покрою и отделке трусики. На мне было желтое воздушное платье такое коротенькое, что я сверкала ляжками по всей клинике. Специально для этого выхода я сделала прическу. Волосы мои сильно отросли, и я подкрутила их. Своим видом я осталась очень довольной. На ноги я все — таки надела тапочки, на туфли — не решилась. В таком виде я пришла к нему для очередного осмотра.

Ничего не сказав мне, он попросил меня раздеться и лечь в кресло для осмотра. Я сняла платье и улеглась в кресле, расставила ноги. Он подошел ко мне и как-то буднично, так, как будто какой — то пациентки, стал проводить осмотр. Я заерзала, вся исходила из себя, стараясь привлечь его внимание к себе, своему наряду. Но он упорно не замечал или дела вид, что не замечает моих попыток обольщения. Наконец он закончил осмотр и как то так буднично, без привычных шуток и приколов сказал мне, что я уже скоро совсем поправлюсь, и через неделю меня могут выписать.

Я сползла с кресла. Как побитая собака, поджавши хвост, я стала нервно одеваться. Я была так расстроена, что пропускала мимо ушей его вопросы и машинально отвечала, на них, не задумываясь.

Почему то он спросил о моей обуви и размерах одежды. Я машинально отвечала, а затем, тяжело вздохнув, вышла из кабинета.

Я притащилась к себе и, не раздеваясь, завалилась на кровать. Слезы мои текли из глаз. Мне так было горько и обидно, что он меня не заметил, не увидели и не оценили. Что меня скоро выпишут, и я опять останусь одна. Я не хотела выздоравливать. Хотела еще раз и еще несколько раз показываться ему, раздвигать свои ноги, да что там ноги, а если получиться, то и всю свою киску, но только ему одному и некому больше. Так в слезах и горестных мыслях я заснула.

Вечером я не вышла к ужину, но мне передали записку. Эмми писала:

«Прошу тебя, в двадцать сорок пять быть у меня. Это очень важно, предстоит серьезный разговор. Мы ждем тебя. Эммилия Ио».

Я несколько раз прочитала записку, и все время натыкалась глазами на фразу — «Мы ждем тебя». Значит, разговор пойдет обо мне и о нем. Сердце мое тревожно сжималось. Оставшиеся сорок минут я потратила на то, чтобы выглядеть как можно лучше.

На этот раз я не только эффектно оделась и подкрасилась, но и одела туфли. Чертовски хороша! Отметила я про себя, когда увидела свое отражение в зеркале перед самыми дверьми Эмми. Я была готова ко всему. Но я собиралась драться со всем светом, только бы не потерять его. С замиранием сердца я вошла в кабинет к Эмми.

Сразу увидела его, и гордо подняв голову, я прошла к столу и села. Я специально положила ногу на ногу так, чтобы коротенькое платье задралось, и он увидел мои стройные ножки в чулках.

Эмми стояла у окна и внимательно меня разглядывала, а он был рядом с ней и как-то смущенно отводил глаза от меня. Я ему нравлюсь. Это я сразу отметила, я чувствую это всей своей женской натурой. Минуту мы переглядывались. Затем Эмми серьезным голосом сказала:

— Белла пропала.

От этой фразы у меня все внутри оборвалось и сжалось. Эти слова сразу стряхнули с меня всю мою надменность. Нога моя сама по себе сползла с другой ноги на пол. Я уже собиралась открыть рот, как Эмми продолжила говорить и рукой остановила меня.

— Нам позвонили из полиции и сообщили, что там, где жила Белла нашли мертвую девушку, которая очень на нее похожа и при ней нашли документы на ее имя и видимо там же нашли мою визитку.

— Сейчас нам позвонят и попросят опознать ее. Нам надо сообщить им какие — то приметы, так как у найденного тела нет кистей рук и головы.

От последних слов у меня все поплыло перед глазами и я, задыхаясь, прохрипела.

— Я не верю, Белка не может пропасть вот так, она не такая, она…. Я сквозь слезы умоляюще смотрела на Эмми.

— Я, то же так думаю. — Взволнованным голосом тихо ответила Эмми.

Мой кумир подошел ко мне и сказал.

— Сейчас подойдет мой коллега и будет переводить наш разговор.

Само собой все, что будет сказано Вами (это он сказал, глядя мне в глаза) останется за этими стенами.

Затем, сделав паузу, он еще раз взглянул мне в глаза и уже мягче и как то доверительно сказал.

— Полиция не может сделать снимки и переслать, это арабская страна и женщину там не могут раздеть и фотографировать, кроме того тело похоронят сегодня же, так велит закон и Коран.

— Мы обсудили ситуацию и решили, что тело надо забрать и хоронить, как, будто это Белла. Мой коллега сказал, что у него там живут родственники. Они помогут нашей бывшей пациентки, с похоронами тела.

— Кроме того, брат моего коллеги — врач и работает в приемном покое больницы того самого города. Он сможет осмотреть тело, но только быстро, не более двух минут. Он нам будет звонить с минуту на минуту и просит ….

В эту минуту постучали, и в комнату зашел тот самый коллега. Не высокий и явно арабской внешности, в очках. На вид порядочный и спокойный.

— Это Фарид, он будет помогать нам в переговорах. Представил его наше светило.

— Постарайтесь вспомнить приметы на теле, чтобы наверняка опознать ее. Надо вспомнить интимные подробности, другого варианта нету.

Я с ужасом поняла, что мне сейчас предлагают.

Если я начну сообщать интимные подробности тела Белки, это будет означать то, что я с ней жила и была с ней в близких отношениях.

Как только я заговорю об этом, он сразу все поймет. Я потеряю его навсегда, и он не простит мне близости с Белкой.