– Это моя профессия, Барби, – улыбнулся Тэмм. – Знаю вас. Могу отправить вас за решетку. Но мистер Тиофел просит не давать хода этому делу, если вы во всем откровенно признаетесь.

– Слышали, Барби? – сказал Тиофел. – Да не стойте как оглушенный бык. Рассказывайте!

– У меня семья, сэр… – пролепетал Барби. – Я знаю, что это запрещено правилами компании, но когда он предложил мне такую сумму…

– Субъект в синей шляпе? – перебил Тэмм.

– Да, сэр. Я уже собирался отказать ему, как он показал мне уголок десятидолларовой бумажки. Десять долларов только за то, чтобы прокатиться в автобусе Фишера! И я не устоял, сэр. А тут приходит второй и просит о том же: пусти его в автобус. И дает пять долларов. Ну раз я пустил одного, почему не пусть и другого…

– Фишер знал об этом? – резко спросил Тиофел. – Нет, мистер Тиофел. Даже не заметил.

– А как выглядел этот второй?

– Паршивый тип. Лицо как у крысы. Чернявый. Должно быть, итальянец, сэр. Одет с иголочки, как парни из Паласа. А на мизинце кольцо. Очень смешное кольцо, сэр.

– Что значит смешное?

– Там, где обычно бывает камушек, у него такая беленькая подковка. Наверное, платиновая. А по краю – бриллиантики.

– Никогда его не видели раньше?

– Никогда, сэр.

– А узнаете, если встретите?

– Наверняка, сэр.

– На станцию он вернулся вместе со всеми? – спросил инспектор.

Барби еще раз удивился необыкновенному всезнайству инспектора и почтительно прошептал:

– Совершенно верно, сэр. Тэмм поднялся очень довольный.

– Спасибо, мистер Тиофел, – сказал он. – У меня все. И не жмите на этого парня, он больше не будет. Правда, Барби?

Он дружески потрепал диспетчера по плечу и вышел из комнаты, весело подмигнув Пэт.

– Вот тебе и наука, детка, – сказал он ей, когда они спускались по лестнице. – Небось, голову ломаешь: почему я догадался. А все очень просто. Когда я заглянул к нему в окошечко, а он юркнул от меня, как заяц, я сразу подумал: у него совесть не чиста. Ну, а потом догадаться было совсем не трудно. Из семнадцати пассажиров девятнадцать не сделаешь. Кто-то должен был сжулить.

– Саморекламист, – засмеялась Пэт. – Ну, а теперь куда?

Инспектор сразу помрачнел.

– Мало мы узнали, Пэт. Мало! Придется ехать в этот проклятый музей.

Британик-музей занимал узкое четырехэтажное здание, втиснутое между двумя жилыми домами на углу Пятой авеню и Шестьдесят пятой улицы. Высокая бронзовая дверь музея была обращена к зеленому массиву Центрального парка.

Тэммы поднялись на широкую каменную ступень и подошли к двери. Ее литой бронзовый орнамент окружал рельефную голову Шекспира, смотревшую холодно и негостеприимно. Впечатление это еще усиливалось табличкой, висевшей на огромной массивной ручке и сообщавшей без всяких двусмысленностей, что музей «закрыт на ремонт».

Но это не могло остановить такого человека, как Тэмм. Он постучал кулаком по литой бронзе.

– Что ты делаешь? – ужаснулась Пэт. – Ты бьешь Шекспира!

Однако и это не остановило инспектора. Он даже удвоил свои усилия, колотя по носу эвонского барда. Раздался скрип отодвигаемых засовов, и в приоткрывшуюся дверь просунулась голова старика, похожего на колдуна из детской сказки.

– Что стучите? – прошамкал он. – Читать не умеете?

– Отойди-ка в сторонку, братец, – сказал инспектор. – Мы торопимся.

– Что надо? – спросил колдун.

– Войти, конечно.

– Закрыто для посетителей. Ремонт.

И дверь снова заскрипела, надвигаясь на Тэммов.

– Стой! – заревел инспектор. – Полиция! Понял? Но дверь щелкнула и закрылась. Наступила тишина.

– Старый болван! – кипятился инспектор. – Я сломаю сейчас эту проклятую дверь.

Пэтэнс еле сдерживалась, чтобы не расхохотаться.

– Возмездие, отец, – сказала она. – Нельзя безнаказанно прикасаться к носу бессмертных. Да ты не злись – у меня есть идея.