– Я хочу жениться на вашей дочери. – Наконец он сказал это. И даже дважды.
И при этом граф не выглядел так, словно готов его убить.
– Должен сказать, что я ничуть не удивлен, – пробормотал пожилой джентльмен.
– И я хочу, чтобы вы управляли ее приданым.
– Вот, значит, как.
– Я не охотник за богатыми невестами, – заявил Питер.
Один уголок губ графа приподнялся, это была не совсем улыбка, но нечто на нее похожее.
– Если вы настолько полны решимости доказать это, почему бы совсем от него не отказаться?
– Это было бы несправедливо по отношению к Тилли, – ответил Питер, стоя навытяжку, как в строю. – Моя гордость не стоит ее комфорта.
Лорд Кенби сделал паузу, и эти три секунды показались Питеру вечностью, а затем граф спросил:
– Вы любите ее?
– Всем сердцем.
– Хорошо. – Граф одобрительно кивнул. – Она – ваша. При условии, что вы возьмете все приданое.
Питер не мог шевельнуться. Он и мечтать не смел, что все пройдет так легко. Он настроился на борьбу, даже смирился с возможным тайным бегством.
– Похоже, вы очень удивлены, – смеясь, сказал граф. – Вы знаете, сколько раз в своих письмах домой Гарри писал о вас? При всей его легкомысленности Гарри был весьма проницателен в отношении людских характеров, и если он сказал, что не видит никого более достойного, чтобы жениться на Тилли, то я склонен в это поверить.
– Он так написал? – прошептал Питер. Его глаза начало щипать, но, на сей раз, в этом нельзя было обвинить дым. Только воспоминание о Гарри, в один из редких моментов, когда тот был совершенно серьезен; Гарри, берущий с него обещание позаботиться о Тилли. Питер никогда не предполагал, что это могло означать брак, но, возможно, именно это Гарри и имел в виду.
– Гарри любил тебя, сынок, – сказал лорд Кенби.
– Я тоже его любил. Как брата.
Граф улыбнулся.
– В таком случае тебе не кажется, что все складывается так, как и должно бы?
Они повернулись и снова тронулись в путь.
– Ты придешь к Тилли утром? – спросил лорд Кенби, когда они сходили с моста на северный берег Темзы.
– Это будет первое, что я завтра сделаю, – заверил его Питер.
Слова «это будет первое, что я завтра сделаю» можно было толковать по–разному и, в конце концов, Питер решил, что будет вполне приемлемым отправиться выполнять данное им обещание в три часа утра.
Он принял предложение лорда Кенби насчет кареты и вернулся домой гораздо раньше, чем ожидал. Но, оказавшись у себя дома, он не смог найти себе достойного занятия, а начал беспокойно вышагивать по комнате, считая минуты до того времени, когда вновь сможет появиться на пороге дома Кенби и сделать официальное предложение Тилли.
Питер не нервничал; он знал, что она ответит согласием. Но он был взволнован, слишком взволнован, чтобы спать, слишком взволнован, чтобы есть, слишком взволнован чтобы делать хоть что–то, кроме как кружить по своему небольшому жилищу, время от времени вскидывая в воздух кулак с торжествующим возгласом:
– Да!
Это было глупо и совсем по–детски, но Питер никак не мог остановиться.
И именно по этой самой причине он оказался посреди ночи под окном Тилли, опытной рукой бросая камешки в ее окно.
Швап. Швап.
Он всегда был меток.
Швап. Швап.
Ой! Вероятно, этот был слишком большим.
Шв…
– Ой!
Черт!
– Тилли?
– Питер?
– Я попал в вас?
– Это был камень? – Она потирала плечо.
– Вообще–то галька, – пояснил Питер.
– И чем это вы занимаетесь?
Он усмехнулся.
– Ухаживаю за вами.
Тилли огляделась вокруг, словно опасаясь, что внезапно мог появиться некто, чтобы упрятать Питера в Бедлам[14].
– Сейчас?
– Как видите.
– Вы сошли с ума?
Питер осмотрелся в поисках какой–нибудь решетки или дерева, с помощью которых он мог бы вскарабкаться наверх.
– Впустите меня, – попросил он.
– Теперь я точно уверена, что вы безумны.
– Но не до такой степени, чтобы попытаться взобраться по стене. Подойдите к черному входу и впустите меня.
– Питер, я не стану…
– Тилли.
– Питер, вам следует вернуться домой.
Он наклонил голову набок.
– Полагаю, что останусь здесь, пока не проснется весь дом.
– Вы этого не сделаете.
– Сделаю, – заверил он.
Что–то в его тоне должно быть убедило ее, поскольку Тилли замолчала, обдумывая сказанное Питером.
– Что ж, – сказала она тоном школьной учительницы. – Я спущусь. Но