сможет доверять моему слову по данному вопросу, когда меня самого назвали главным подозреваемым.

Все мужчины наперегонки бросились уверять его, что продолжают доверять любому его слову, хотя один из них оказался настолько глуп, что указал на тот факт, что Питера никто не называл главным подозреваемым.

Питер свирепо уставился на него. Главный или нет, но теперь казалось, что большая часть Лондона думает о том, что он может быть вором.

Черт возьми!

– Добрый вечер, мистер Томпсон.

Тилли. Только ее и не хватало этим вечером.

Питер обернулся, поражаясь, как его кровь может мчаться с такой силой от простого звука ее голоса. Ему не следует смотреть на нее. Ему даже не следует хотеть смотреть на нее.

– Как хорошо, что я вас увидела, – сказала Тилли, улыбаясь так, словно хранила некую тайну.

Он погиб.

– Леди Матильда, – произнес Питер, склоняясь к ее протянутой руке.

Она повернулась и поприветствовала Робби, а затем обратилась к Питеру:

– Возможно, вы могли бы представить меня остальным вашим друзьям?

Питер так и сделал, хмурясь от того, что все его знакомые капитулировали перед ее чарами. Или, подумалось ему, возможно, – перед очарованием ее приданого. Гарри был весьма неосторожен, когда упоминал о нем на Континенте.

– Я нечаянно подслушала, как вы защищали мисс Мартин, – сказала Тилли, как только с представлением было покончено. Она повернулась к остальной части собравшихся и добавила: – я тоже была там, и уверяю вас, она не могла быть воровкой.

– Кто же, как вы думаете, украл браслет, леди Матильда? – спросил кто–то из мужчин.

Губы Тилли сжались, чуть–чуть, всего лишь на одну секунду, достаточную для того, чтобы дать понять тому, кто наблюдал за нею очень внимательно, что она раздражена. Но для кого–то другого (то есть для всех присутствующих, за исключением Питера) радостное выражение ее лица ничуть не изменилось, тем более, что она произнесла:

– Я не знаю. Точнее я думаю, что его найдут упавшим за стол.

– Конечно, леди Нили уже обыскала комнату, – растягивая слова, возразил один из мужчин.

Тилли неопределенно махнула рукой, – жизнерадостный жест, который, как подозревал Питер, предназначался для того, чтобы успокоить джентльмена, дав тому понять, что она не может задумываться над такими сложными вопросами.

– И тем не менее, – со вздохом произнесла девушка.

Это было что–то, восхищенно подумал Питер. Больше никто не заговорил. Одним своим «и тем не менее» Тилли закончила обсуждение ровно там, где ей этого хотелось.

Питер попытался проигнорировать остальную часть беседы. В основном это была всякая бессмыслица о погоде, несколько более холодной, чем обычно в это время года, пересыпанная случайными замечаниями о чьем–либо наряде. Лицо Питера, если он хоть как–то мог его контролировать, выражало вежливую скуку. Ему не хотелось казаться чрезмерно заинтересованным Тилли, и хотя Питер не тешил себя надеждой о том, что именно он – главная тема сплетен на балу, все же он уже заметил не одну старую склочницу, поглядывающую в его сторону, чтобы затем начать что–то нашептывать кому–то рядом с собой.

Но тут все благие намерения Питера полетели к черту, поскольку Тилли повернулась к нему и произнесла:

– Мистер Томпсон, полагаю, что уже заиграла музыка.

Нельзя было растолковать это ее замечание никак иначе, и в то время как остальные джентльмены бросились к ней, чтобы заполнить пустующие строки в ее бальной карточке, Питер был вынужден, пригласить ее на танец в центр зала.

Это был вальс. Это должен был быть вальс.

И как только Питер взял ее руку в свою, борясь с искушением переплести их пальцы, он удивительно отчетливо понял, что был низвергнут в пропасть.

Даже хуже того – бросился туда сам.

С одной стороны, Питер, как мог, пытался убедить себя в том, что все это – ужасная ошибка, что его не должны видеть с нею… черт, что он не должен быть с нею, а с другой – он совершенно не мог сдержать чистого, почти сияющего радостного трепета, который охватил его, когда Питер заключил девушку в свои объятия.

И если сплетники захотят заклеймить его, как самого худшего из всех охотников за приданым, то так тому и быть.

Все это стоит одного танца с нею.

Первые десять минут Большого Бала у Харгривов Тилли провела, пытаясь избежать опеки родителей, вторые десять минут ушли на поиски Питера Томпсона, а третьи – были потрачены на болтовню совершенно ни о чем с его друзьями.

Поэтому следующие десять минут она собиралась провести, полностью завладев его вниманием, даже если это убьет ее.

Тилли все еще была несколько раздражена тем фактом, что фактически была вынуждена сама просить Питера потанцевать с нею, и это в присутствии дюжины других джентльменов. Но теперь, когда он держал ее руку и изящно кружил по залу, это казалось всего лишь мелочью, на которой не стоит заострять внимание.

Тилли спрашивала себя, как так получается, что его рука на ее спине может посылать такой поразительный прилив желания прямо к основам ее существа? Ведь казалось, что, если она и чувствовала себя покоренной, то причиной тому должны были стать его глаза, которые после десяти минут прилежного игнорирования ее существования, обжигали ее со страстью, от которой у нее перехватывало дыхание.

Но, по правде говоря, если она и была готова забыть обо всех предостережениях, и если сейчас Тилли требовалась каждая последняя капля ее силы воли, чтобы не вздохнуть и не прильнуть к Питеру, умоляя о поцелуе, то все это было благодаря его руке, лежавшей на ее спине.

Возможно, эти чувства объяснялись местоположением его руки на пояснице Тилли, – всего лишь в дюйме от ее самого интимного места. А возможно, все дело было в странности ее ощущений, в ее неодолимом влечении к нему: словно в любой момент она могла забыться, и тогда ее тело окажется страстно и скандально прижатым к его телу, изнывающее от желания чего–то, что она не вполне понимала.

Давление было безусловно нежным, притягивающим ее к нему, медленно, но неумолимо… однако когда Тилли посмотрела вниз, то обнаружила, что расстояние между их телами не изменилось.

Но атмосфера вокруг них накалилась до предела.

Она была объята пламенем.

– Я сделала что–то такое, что вызвало ваше недовольство? – спросила Тилли, отчаянно пытаясь направить свои мысли на что–нибудь помимо неистового желания, которое угрожало обрушиться на нее.

– Конечно, нет, – грубо ответил Питер. – Почему вам пришла в голову столь абсурдная мысль?

Тилли пожала плечами.

– Полагаю, вы выглядите… о, я не знаю… несколько отчужденно. Как будто вы не рады моей компании.

– Это смешно, – проворчал Питер, как делали все мужчины в том случае, когда понимали, что женщина права, но не имели никакого желания признать это.

Однако Тилли выросла с двумя братьями и прекрасно знала, как это доказать, но вместо этого она произнесла:

– Вы были великолепны, когда защищали мисс Мартин.

Рука, обнимавшая ее, напряглась, но, к сожалению, лишь на секунду.

– Любой на моем месте поступил бы так же, – ответил Питер.

– Нет, – медленно произнесла Тилли. – Я так не думаю. На самом деле, я сказала бы, что многие поступили бы совсем наоборот, и полагаю, вы знаете, что я права.