— Я отпустил сестру домой, мистер Квин, так что все мои владения в полном нашем распоряжении.

— Вы что-то хотите мне сказать!

— Ну не знаю, — медленно начал доктор. — Давайте лучше в кабинет… Не знаю, что вам известно, а что нет. Причина, которая заставила меня расчистить территорию, состоит в том, что я не очень-то горжусь своей «ролью» — так, вероятно, вы это назовете — в деле Джессики Фокс. За двенадцать лет это вымотало мне душу.

— Понимаю, — сказал Эллери, хотя не понял ничего. — Кстати, пока мы не углубились во что-то другое: Джессика Фокс действительно вам говорила, что в то утро она ничего не пила и не ела, кроме одного стакана виноградного сока, который ей налил Баярд?

— Да, это так. Приехав к ней, я ее спросил, что она ела, и она ответила: «Ничего, доктор. Я так переволновалась — и думать не могла о завтраке. Но согласилась, чтобы Баярд приготовил мне виноградный сок, и выпила целый стакан».

Эллери кивнул.

— И как я понимаю, не было никаких сомнений, что эта женщина умерла в результате отравления дигиталисом.

Доктор Уиллоби заерзал в кресле, и Эллери насторожился.

— Потом — не было. Оглядываясь назад, понимаешь, что симптомы были вполне определенные. Но в то время… Во всяком случае, Баярд ушел вскоре после того, как дал ей виноградный сок, — он должен был отлучиться, — а когда через пару часов вернулся, то обнаружил ее…

— Подождите-ка! — Эллери снова воспрянул духом. — Я позабыл об этом эпизоде. А сейчас припоминаю, что в протоколе суда он был представлен: Баярд ушел, потому что его срочно вызвал Тальбот.

— Что-то в этом роде. В общем, примерно через два часа Баярд вернулся домой, а Джессику уже рвало. Он позвонил мне, и я приехал моментально.

— И как она была?

— В тяжелом состоянии. Пульс слабый. Потом начались перебои, а в середине следующего дня пульс очень зачастил. Она умерла на другой день, вечером. — Доктор Уиллоби оттолкнулся от стола и стал бродить по кабинету, шаркая ногами. — Не могу себе простить, — ворчал он. — Ведь я целый день считал, что у нее просто рецидив. Не могу себе этого простить.

— Именно это вас так беспокоит, доктор?

— Да.

— Ничего больше? Вы ничего не утаиваете?

— Что, утаиваю? — Доктор Уиллоби замолчал в полном замешательстве.

— Какой-то факт, который стал вам известен или был известен с самого начала, но о котором вы не сообщили официальным лицам?

Доктор пристально в него всмотрелся. Потом откинул назад свою крупную голову и расхохотался:

— Так вот о чем вы подумали! — Он вытер глаза. — Нет, мистер Квин. Я не утаивал абсолютно ничего. Меня беспокоило то, что я не смог вовремя распознать отравление дигиталисом — я думал, что столь долгая болезнь просто дала рецидив.

И он стал говорить, как позднее другие врачи его убеждали, что никакой небрежности с его стороны не было, что клинические проявления именно наводили на мысль о рецидиве, а Эллери тем временем кисло размышлял о кончине еще одной надежды.

— Боже мой, — с пафосом восклицал доктор Уиллоби, — да разве я мог подумать, что эту женщину отравили, что Фокс все спланировал заранее, что он сам подлил громадную дозу ее лекарства? И все-таки должен был подумать. Она полагалась на меня. Доверилась мне…

Эллери пытался успокоить больную совесть старика, но он все корил и терзал себя.

— Знаете, даже на следующее утро я ничего не заподозрил. Я приехал ее осмотреть, и она мне показалась гораздо крепче. Да и сиделка сказала, что пациентка провела ночь совсем неплохо. И правда, когда я зашел к Джессике, она сидела в постели, с лентой в волосах и в домашней кофточке, и писала письмо подруге — вот даже как! Она еще отдала мне это письмо, чтобы я отправил на обратном пути, и пачку конвертов, которые с вечера заготовил ее муж, — счета, чеки и прочее по хозяйству. Но ближе к вечеру — прошло около тридцати часов, как она выпила сок, — все внезапно изменилось, она стала быстро слабеть, и тогда было уже слишком поздно, чтобы ее спасти.

— Обычно отравление дигиталисом протекает именно так?

— Да.

— Значит, эти симптомы и результаты вскрытия определенно указывают, что она умерла от отравления дигиталисом?

— Да, симптомы были весьма показательны — когда мы их анализировали задним числом, то признавали, что они точно соответствуют такому заключению. Но все же абсолютной уверенности не было, тем более что дигиталис, к сожалению, полностью усваивается клетками тела, поэтому обычно его невозможно определить при вскрытии. Однако, когда шеф Дейкин поискал в доме пузырек с настойкой дигиталиса — я прописал ей это лекарство на короткое время по пятнадцать капель три раза в день и велел прекратить прием недели за две до этого, потому что ей стало лучше, да, точно, за две недели, это было в День памяти павших, то есть она не принимала дигиталис с 30 мая по 14 июня, — ну так вот, когда Дейкин поискал склянку и нашел ее, то она оказалась пустой, хотя должна была быть почти полной! Целая унция! Тогда, уж конечно, принимая во внимание симптомы, мы положительно уверились в диагнозе.

Но Эллери не был удовлетворен.

— Слабая схема, — недовольно заметил он. — При вскрытии ничего не обнаружено… И вы говорите «положительно». На что вы полагались в своей «положительной уверенности», а, док?

— Может быть, для вас мое слово ничего и не значит, — загромыхал доктор, заливаясь краской. — Если вы знакомились с протоколом, то, значит, видели не только мои показания, но еще и полудюжины специалистов-медиков, включая токсиколога Джонаса Хефлингера. Все сошлись на том, что миссис Фокс умерла от отравления дигиталисом, и это мнение основано на почасовом анализе симптомов и сопутствующих обстоятельств.

На какое-то время Эллери погрузился в свои мысли. Потом глаза его заблестели, и он поднял голову:

— Доктор Уиллоби, а возможно ли, что Джессика Фокс была отравлена уже после того, как ей стало плохо? Что тошнота и все остальное было и правда реакцией на рецидив, как вы сначала подумали, а ее смерть на следующий вечер была вызвана сверхдозой дигиталиса, которую она приняла с едой или питьем после того, как вы взяли на себя заботу о ней?

Старик грустно усмехнулся:

— Было время, мистер Квин, когда я был бы очень рад принять вашу теорию. Но факты ее полностью опровергают. Во-первых, я лично взял на себя заботу о Джессике, как только меня вызвали, и ни Баярд Фокс, ни другие близкие ей люди не имели к ней доступа. Остаток первого дня — вторника — я сам провел с ней, а на ночь и на среду пригласил опытную сиделку, которой доверял и доверяю безоговорочно. Хелен Зимбруски проработала со мной двадцать пять лет, мистер Квин, и я не слышал ни об одном случае невнимательности. Во-вторых, после приступа тошноты Джессике практически ничего не давали есть — только немного жидкости. Она не могла удержать пищу. Мы ее кормили, только чтобы поддержать ее силы. До самой ее смерти к ней в рот не попало ничего, кроме того, что было приготовлено моей сиделкой из проверенных компонентов и сразу подано больной в стерилизованной посуде. Нет. Сверхдоза дигиталиса могла к ней попасть только в виноградном соке, который ее муж приготовил для нее утром во вторник. Можете принять это за истину.

Эллери встал.

— Вы не против, доктор, если я воспользуюсь вашим телефоном? — спросил он.

— Прошу.

Эллери позвонил шефу полиции Дейкину:

— С доктором Уиллоби у меня облом.