физиономия появится в газетах и будет расклеена на улицах. Я в любую минуту жду звонка. А когда это произойдет, все карты будут у нас в руках.

— После чего, надо думать, наступит неизбежная развязка. Окончательные заключения и выводы, — задумчиво произнес Эллери, — с которыми я вряд ли соглашусь. — Он закинул руки за голову и посмотрел на потолок. — Все эти бессмысленные перестановки… поразительно, папа, просто поразительно. Ты даже не понимаешь, насколько это замечательное дело.

— Зато я понимаю, насколько оно нелепое, — проворчал инспектор. — Ладно, я думаю, пора тебе выложить твой сюрприз. Не думай, что я куплюсь на твои обычные штучки.

— Нет, папа, я говорю серьезно. Я понятия не имею, кто это сделал и зачем. Даже приблизительно. Существуют трое, кто мог проделать этот фокус с перестановкой, — убийца, его возможный соучастник или какой-то случайный свидетель, оказавшийся на месте преступления. Сам убитый не в счет — смерть наступила мгновенно. Я могу найти возражения против любого из трех предполагаемых исполнителей этого трюка. Но кто-то из них его сделал.

— Не обязательно, — возразил инспектор, внезапно выпрямившись в кресле. — Откуда мы знаем, черт возьми, что наш толстый коротышка не сделал это сам? Он мог перевернуть все вещи в комнате до того, как его убили!

— А что, — спросил Эллери, поднявшись с кресла и подойдя к окну, — стало с его галстуком?

— Может быть, он выбросил его в окно или это сделал убийца… Нет, вряд ли, — пробормотал инспектор. — Мы обыскали весь дворик под окном и ничего не нашли. Сжечь он его тоже не мог. Во-первых, там стоит искусственный камин, во-вторых, нигде нет пепла.

— Его могли сжечь, — не оборачиваясь, заметил Эллери, — а потом вынести пепел. Ты ошибаешься в другом. Он получил удар по голове. Когда его нашли, пиджак на нем был надет задом наперед. Плащ и шарф лежали на кресле. На воротнике плаща осталась кровь. Это говорит о том, что, когда его ударили, он был в плаще. Если исключить предположение, что, когда он вошел в «Чэнселор», его одежда под плащом уже была надета задом наперед, значит, убийца переодел несчастного после того, как нанес ему удар и кровь брызнула на воротник плаща. Но если одежду переодел убийца, то и все в вещи в комнате переставил тоже он.

— И что из этого?

— Господи, да ничего. Я в полном дерьме. А что ты скажешь насчет двух железных копий, на которые насажена его одежда?

— А, это! — хмуро отозвался инспектор. — Еще одно доказательство того, что преступление совершил безумец. Я не вижу для этого ни одной разумной причины.

Эллери стоял, сдвинув брови, и молча смотрел в окно.

— Впрочем, предоставляю тебе заботиться о таких вещах. Мы будем работать обычными методами. Это еще одна странная деталь, которая ничего не значит.

— Все что-нибудь да значит, — возразил Эллери, отвернувшись от окна. — Ставлю хороший обед против плохой выпивки, что, когда мы раскроем это дело, ключом ко всему окажутся перевернутые вещи.

Инспектор скептически покачал головой.

— Одно я знаю наверняка. Кто-то перевернул все вещи наоборот, чтобы указать на нечто такое, что в ком-то или в чем-то другом тоже перевернуто наоборот. И я собираюсь употребить свои скромные способности на то, чтобы, по мере возможности, обнаружить все, что можно подвергнуть такой «перевернутой» интерпретации, каким бы банальным или причудливым это ни показалось на первый взгляд.

— Желаю удачи, — пробурчал инспектор. — Похоже, для этого тебе придется тоже на время сойти с ума.

— Между прочим, — сообщил Эллери, слегка покраснев, — я уже нашел несколько вещей, которые подвергаются такой интерпретации. Ты понимаешь, о чем я говорю?

Пальцы инспектора застыли на полуоткрытой табакерке.

— Несколько вещей?

— Да, несколько вещей. Но, — добавил Эллери с мрачной улыбкой, — тебе надо делать твою работу, а мне мою. Хотел бы я знать, кто из нас справится первым!

Сержант Вели с трудом протиснулся в дверь, едва не уронив котелок, плохо сидевший на его львиной голове. В его глазах блестело необычное волнение.

— Инспектор! Доброе утро, мистер Квин… Инспектор, я кое-что нашел!

— Хорошо, Томас, — спокойно ответил тот. — Наверное, узнали, кто убитый?

Лицо Вели погасло.

— Нет. Дела обстоят не настолько хорошо. Я насчет Керка.

— Керка? Какого именно?

— Молодого. Знаете что? Его видели вчера в половине пятого в отеле «Чэнселор»!

— Видели? Где?

— В одном из лифтов. Я нашел мальчишку, который вспомнил, что поднимал его на лифте в это время.

— На какой этаж, Вели? — поинтересовался Эллери.

— Он не помнит. Но он уверен, что это был не обычный этаж, не двадцать второй. Он сказал, что хорошо это запомнил.

— Забавная логика, — сухо заметил Эллери. — Значит, прогулка по Бродвею и Пятой авеню отпадает, верно? Это все, сержант?

— Разве этого недостаточно?

— Ладно, займись им, Томас, — рассеянно предложил инспектор. — Мы пока придержим эту информацию. Не стоит его пугать. Но выясни всю подноготную этого парня начиная со времен Адама. Как насчет марок и драгоценных камней?

— Ребята работают.

— Ладно.

Дверь еще дрожала после того, как ее захлопнул сержант Вели, когда Эллери произнес, нахмурив брови:

— Мне это кое о чем напомнило. Я совсем забыл… Взгляни-ка на это.

Он вытащил из кармана скомканный конверт и положил его на стол инспектору.

Инспектор бросил на конверт прищуренный взгляд. Потом взял конверт и расправил его на столе. Засунув пальцы внутрь, вытащил листок бумаги.

— Где ты это взял?

— Я его украл.

— Украл?!

— Увы, все к этому и шло. — Эллери пожал плечами. — Я стремительно качусь под гору, отче: по крайней мере, в том, что касается морали. Весьма прискорбный факт… Когда Керк и я без четверти семь вошли в офис, Осборн передал Керку записку, которую Макгауэн оставил ему за несколько минут до этого. Пока Керк ее читал, у него был странный вид. Он положил ее в карман, и потом мы нашли мертвеца.

— Дальше?

— Позже, перед ужином, я попросил Керка показать мне записку, но он отказался. Сказал, что это личное дело, касающееся только его и Макгауэна, который является его лучшим другом и будущим зятем. Затем, посреди волнения, которое вызвало мое изгнание разгневанным доктором Керком, мне удалось пролить несколько капель превосходного портвейна на одежду мистера Керка, после чего я с легкостью вытащил конверт из его кармана. Что ты об этом скажешь?

Записка гласила: