вслед за ним господина полицмейстера и неизвестных мне начальников, стоящих над ним. – Но начальство можно понять!

– Ну да, с него также спрашивают, и там вышестоящий гнев куда страшнее проявляется, – понял меня Дмитрий Сергеевич. – Но оставим это до поры, пока гнев на милость не сменится. Господин Козловский- младший, как я и предполагал, от нашей охраны отказался. Но отнесся к предупреждению серьезно и обещал сам принять все доступные ему меры безопасности. А вот господин полицмейстер – вы, кажется, сегодня приглашены его внучкой, так передайте ей от меня поклон – ничтоже сумняшеся разрешил его опекать тайно. Что и сделано. Кстати, а спрошу и вас, если полагать, что ему готовят не обычное покушение, а похожее на несчастный случай, то чего возможно ожидать?

– Мы думали об этом, но ничегошеньки не сумели придумать. Ведь, как ни поверни, случай он и есть случай, даже если подстроенный.

– А как вы рассуждали?

– Начали мы с Петей с того, где человека может подстерегать случайная опасность. На улице, к примеру, какие опасности?

– Прежде всего, лошади. Лихачи порой так гонят, что не только пешехода, но и рекламную тумбу или другую повозку смести могут и не заметят.

– Мы об этом тоже в первую очередь подумали, но решили, что под случайного лихача господина Козловского засунуть невозможно.

Дмитрий Сергеевич вновь засмеялся, пусть я не шутила, но вышло у меня и впрямь смешно: злодеи хватают господина Козловского, ждут появления лихача и запихивают его под копыта и полозья саней!

– А если специально подстраивать такой наезд, – продолжила я, – то кучера легко могут разоблачить, и где тут несчастный случай?

– Верно. Тут уже покушение на жизнь получается. Но вы продолжайте.

– Про улицу продолжать нечего. До смерти поскользнуться очень трудно. Опять же, скользкое место именно на пути нужного человека не соорудишь. Дворники тут же песком присыпят. Сейчас даже сосулек нет. Хотя это самое смешное, что можно выдумать. Специально человека под огромной сосулькой поставить и держать, покуда та ему на голову не свалится!

– Да уж, про сосульку мы даже не думали, – согласился Дмитрий Сергеевич. – Как-то в голову не пришло.

– Далее, что в доме может произойти. Угореть человек может, но в особняке паровое отопление и угореть может лишь истопник и то по очень большой своей глупости. С электричеством если какую беду организовать, то сразу видно станет, что подстроено. Еду несвежую или другим образом вредную такому богатому человеку не подсунешь. Отравленную еще может быть, а несвежую никак. Разве что в соленые грибы ядовитый гриб засунуть. Да и то это лишь гипотетически возможно.

– Про грибы мы сами рассуждали, как ни глупо такие рассуждения выглядят, и к тому же выводу пришли. Тем не менее, мне интересно выслушать все.

– Самым подходящим нам показалось заманить господина Козловского в опасное место, на крышу, например, и подстроить так, чтобы он оттуда свалился.

– Как же подстроить?

– Ну, мы несколько способов придумали. Не придумали одного: как его туда заманить. А если учесть, что он предупрежден, так даже додумайся до этого господин Ольгин, ничего у него не выйдет. А следовательно, там нам ждать происшествия не следует. Мы много еще что обдумывали, у Пети даже все записано, но реального ничего так и не сообразили. Кроме одного.

– Поезд?

– Поезд. Только там возможно человека с легкостью выманить или подстеречь в тамбуре и, скажем, скинуть из вагона головой вперед. После и сказать будет невозможно, не сам ли он вывалился по неосторожности. Я вас разочаровала?

– Вы меня успокоили, – не согласился со мной Дмитрий Сергеевич. – Мы уж, само собой, не станем полагаться на то, что и самим показалось наиболее вероятным, что покушение произойдет, когда господин Козловский станет уже возвращаться в Красноярск. И пусть вам покажется странным, но готовиться к полной неожиданности порой правильнее и спокойнее, чем взять и сосредоточиться на одном-двух вполне возможных вариантах. Держит в бодрости, так сказать. Вы что-то хотели добавить?

– Сначала расскажите, что собой представляет господин Козловский-младший.

– Я вам даже покажу. Мы сделали его фотоснимок.

На карточке был приятного вида молодой человек лет двадцати. Не ищи я этого сходства, могла и не заметить, но нашла. В чуть впалых щеках, в посадке глаз, в очертании подбородка было сходство с господином Ольгиным!

– А вот вам портрет его батюшки, – передал мне еще одну фотографическую карточку Дмитрий Сергеевич.

– Вот два портрета! Вот и вот! – процитировала я «Гамлета». – И с господином Козловским-старшим у нашего художника сходство прямо-таки разительное! Большее, чем у Андрея Андреевича. Появись в Красноярске господин Ольгин, слегка изменив свою внешность, чтобы не слишком напоминать господина художника из Томска, и его легко бы признали за сына купца-миллионщика. А если у него документ какой запасен…

– Даже фальшивый документ, но толково исполненный, – добавил следователь. – Скажем письмо, писанное почерком родителя, а в нем слова о том, что Козловский не отрицает своего отцовства. Господин Ольгин, судя по всему, большой мастер подделок, как сказал наш графолог.

– И его вполне могут признать подлинным наследником. Если нет других, конечно.

– Прямых нет. Седьмая вода на киселе. Так что даже незаконнорожденный сын может оказаться здесь фаворитом.

– Сколько времени дается для установления права наследования?

– Вы хотели спросить, сколько времени у господина Ольгина на выжидание, чтобы не сразу объявляться, а дождаться, пока все уляжется да чуть успокоится? Полагаю, тут не в точном юридическом сроке дело, а в том, чтобы не опоздать, чтобы не опередили иные претенденты. Так что около полугода у него есть. Но больше тянуть нельзя будет. Представляете, у нас по-прежнему нет ни единого точного сведения об этом господине Ольгине. Мне сейчас кажется, что и паспорт его был – нет, не фальшивым, мы бы даже тонкую подделку заметили – но подложным. За деньги, увы, все возможно.

– Но ведь и отсутствие всяких сведений тоже что-то значит? – пришло мне в голову.

– Еще как значит! Тут спорить с вами не стану, – согласился Дмитрий Сергеевич. – Когда человек столь ловко замел за собой любые следы, это может означать лишь одно – он матерый преступник.

– А разве не мог он сменить паспорт лишь для того, чтобы здесь свои дела обделать?

– Могло и так быть, но вряд ли. Да и не в паспорте дело, а в том, как ловко исполнены им его преступные намерения! Мы сейчас разослали запросы по всем губерниям, чтобы поискали по приметам преступников, попадавших в поле зрения полиции, но ускользавших от нее. И по жандармскому ведомству не погнушались запросить помощи. Ждем-с!

– Вы мне обещали охарактеризовать господина Козловского.

– Извольте. Умен и образован, чем заметно отличается от своей сестры, о которой здесь уже байки начинали ходить, весьма скандальная была особа. Схож с ней упрямством. Но у Светланы Андреевны оно проявлялось как самодурство, каковым нередко грешат купцы, да и их жены с дочерьми. У Андрея Андреевича упрямство иного рода. Он на своем настаивает без крика, убеждая. Забавно, но у него почти нет явных недостатков, не говоря уж о порочных наклонностях. К вину равнодушен, азартные игры презирает. С женским полом благороден. Даже увлечения у него непривычные для купца. Книгочей. Заядлый шахматист. Очень любит верховые конные прогулки. И танцы! Но танцы нам ничего не дают, в связи с трауром по сестре он вынужден сторониться развлечений. Да, он выражал искреннее и глубокое сожаление, что не имеет возможности посетить театр.

– Курит?

– Даже не курит. Вы спросили таким тоном, что мне показалось, будто и курение может привести к несчастному случаю? Да шучу я, шучу, не удивляйтесь вы так, Дарья Владимировна. Отчего-то у меня сегодня с утра прекрасное настроение и тянет шутить.