– Непонятно!

– Время его ухода известно. Время смерти, полагаю, в данном случае установить можно довольно точно?

– Можно. И установили с точностью до получаса.

– Давайте тогда встанем на его место, – продолжил свои разъяснения Петя. – Пока он здесь находился, мог не позволить никому войти, мол, велено не мешать. Конечно, случись такое, что его бы потревожили или, того хуже, застали здесь за столь странным занятием да при трупе, ему бы пришлось срочно бежать, но на все про все он истратил совсем недолгое время, так что вероятность такая была ничтожно мала. Скорее всего, он дождался, когда будет сделан заказ, чтобы горничная увидела Светлану Андреевну живой и здоровой, скорее всего, сам ей рекомендовал или попросил для себя что-то, что приготовят не быстрее, чем минут за двадцать. Вот тут-то и совершил давно продуманное преступление. Потратил после минут пять, чтобы нарисовать всякие ужасы на холсте сильно разбавленными маслом красками и густыми мазками. И спокойно ушел, навесив табличку «Не беспокоить». Мы, к примеру, имеем время смерти от часа до половины второго. Служанка видела господина Ольгина в тринадцать часов ровно. В тринадцать десять он уходит. А три четверти часа спустя находят тело. Все, он главный подозреваемый! Но эти вот рисунки требуют, по его словам, четверть часа! Кстати, других художников здесь оказаться не могло, и некому было бы оспорить это.

– Но здесь оказались вы! – с пафосом воскликнул Михаил.

– Да, оказался по чистому совпадению именно в нужное время. Пусть я не художник, но писать маслом картины пробовал. Э, на чем я остановился?

– На том, что, по словам господина Ольгина, на рисунки потребны пятнадцать минут или более того, – подсказала я.

– Ну да! Плюс к этому преступнику было необходимо и некоторое время, чтобы заполучить возможность спокойно войти в номер, убедившись, что художник ушел и не возвращается, что жертва одна в номере. Совсем другая картина вырисовывается, у господина Ольгина имеется алиби! То есть мы имеем полное право подозревать его в убийстве, но нарисовать все это безобразие он уже не мог. А сообщника сюда приплетать, единственной целью которого было бы испортить потрет, – ну очень уж натянуто!

– Натянуто, – согласился Михаил Аполлинарьевич. – Равно как и ваши рассуждения! Но я повторю: у нас двое подозреваемых. Один из них в наших руках и будет в них до момента, пока не встретимся со вторым. А там уж разберемся, кто более подозрителен.

– А если второй сбежал, то это станет подтверждением его вины? – спросила я.

– Логично!

– Ну вот, – обиженно сказал Петя, – Дарье Владимировне вы в логичности не отказываете.

– Я и вам в ней не отказываю. Более того, перед вашей логикой я преклоняюсь! Честное слово, не сумел бы такое выдумать!

Тут уж я обиделась по-настоящему. За Петю. Но тут же сочла, что Михаил, сказав про выдумку, ничего плохого в виду не имел. Мы стали прощаться.

Мы с Петей вышли на улицу, и я с удовольствием вдохнула свежего воздуха.

– Ох, Петя, я же опаздываю в театр. Срочно нужен извозчик!

– Не нужен, вон наши сани подкатывают.

– Садитесь, господа хорошие, – с очень довольным видом предложил Антон Парфенович. – Куда прикажете?

– Ой, – ойкнула я, поспешно прыгая в сани, – в театр, пожалуйста. И как можно быстрее.

– Тогда с ветерком домчим.

Мы резво тронулись, свернули вверх по Почтамтской и помчались в гору, словно по ровному месту.

– А вы как здесь оказались столь вовремя? – спросила я.

– Так я из «Белой харчевни» ехал, – ответил кучер.

– Расскажите, пожалуйста, как все прошло?

– Обычным манером прошло! Как говорит порой Александр Сергеевич – безрезультатно! – сообщил разочарованно Антон Парфенович. – Подкатил я туда чуть раньше времени и, согласно указаниям, внутрь заглянул. Ну, вошел в помещение, значит. Пришлось чашку водки испить, для создания неподозрительного вида. Заодно убедился, что наших вчерашних архаровцев[47] там еще нет. Так ведь я с ними на крыльце столкнулся! Тот, кого Котом кличут, все еще хромает! Ну да это, полагаю, вам не интересно. Хотел было вернуться и сесть где неподалеку, чтобы услышать разговоры, но раз не велено было, ушел по улице в сторонку и стал смотреть. Долго смотрел, аж надоело! Да и у тех вчерашних знакомцев терпение иссякло, ушли. Ругались крепко! Ну тут и я рассудил, что без них мне не догадаться про нужного человека, тот он или не тот, если он и заявится вдруг с большим опозданием. Взял и поехал. Зато здесь оказался аккурат, как вы вышли. А вы еще и спешите, так все от меня польза оказалась.

Не скажу, что меня все это сильно расстроило, я чуть было не сказала, что хотела всю эту затею отменить, но побоялась еще сильнее расстроить Антона Парфеныча.

– Спасибо вам огромное! – только и сказала я.

– Эх, кабы было за что!

Мы подъехали к театру, и я со всей возможной поспешностью выбралась из саней.

– Все! Мне пора, до свидания!

Я взбежала по ступенькам заднего крыльца театра, а там и по ступенькам лестницы. Заходить в гримерную раздеваться не стала, шубку скинула прямо на сцене за кулисами. До того акта спектакля, где без меня обойтись трудно, репетиция еще не добралась. Но выговор за опоздание от Александра Александровича я все равно получила, он такие вещи мимо глаз не пропускает. Что ж, поделом! А рассказывать о преступлении я не стала. И так не раз слышала от многих, что я эти преступления притягиваю к себе. Сегодня мне показалось, что в этом заключена очень большая доля правды. Вроде занимались совсем другими вопросами, ни о каких преступлениях даже не задумывались, но вот ведь как все повернулось в единый момент.

Заодно я решила, что в это расследование мы ввязываться ни за что не станем. Разве что ответим на вопросы Дмитрия Сергеевича, да и то такой разговор может ему и не понадобиться. У них есть два человека на подозрении, один из них и мне кажется очень и очень подозрительным. Хотя опять же Михаил справедливо заметил – не стоит делать важных выводов из краткого наблюдения. А я о господине художнике ничего иного помимо этих кратких наблюдений не знаю. Зато про другого вовсе ничего не знаю, так что полиции всяко виднее, подозревать его или оставить в покое.

А что касается всей истории с привидениями, так нам осталось пообщаться с господином Гурьевым и спросить его напрямую. Если он к этим мерзким проделкам не причастен, у нас самих есть второй подозреваемый. Нищий, что следил за нами и нанимал бандитов, чтобы нас запугать!

Мне в тот момент отчего-то казалось, что нищий и Гурьев одно лицо и что весь наш с Петей сыск завершится завтра же. Опять же этот неизвестный мне пока господин сегодня в то самое время, когда должен был встречаться со своими наемниками в «Белой харчевне», разгуливал в обществе приличных людей. Чем не улика? В том смысле, что догадался или как-то прознал, что разбойники нас напугать не сумели, и на вторую встречу с ними не пошел.

Вечером, впрочем, эта уверенность пошатнулась.

Едва мы переступили порог нашего дома, как в двери вновь постучали. Пелагея открыла и отчего-то потихоньку от маменьки сказала, что мне принесли новое послание. Я вышла в прихожую. Посыльный был облачен в куртку с галунами и бляхой, свидетельствовавшей, что он служащий отеля «Европейский». Вежливо поклонившись и не переспрашивая, та ли я, кому адресован конверт, вручил его мне.

– Велено на словах добавить, – сказал он, – что послание весьма краткое. Очень просили прочесть срочно и дать ответ. Письмом или на словах.

Написано и впрямь было коротко.

«Ваша светлость! Я пред вами виноват, но молю вас о помощи! На бумаге всего не изложишь, прошу вас назначить встречу, где вам будет угодно и в любое вам удобное время. Не подписываюсь, но в случае вашего согласия вам скажут, и кто я таков, и где меня найти».

Подписи в самом деле не было. Но мне она и не была нужна. Тоже мне, конспиратор! Подписываться не