новых действующих лица – помощник судебного следователя Михаил Аполлинарьевич и неизвестный мне мужчина. Впрочем, отчего-то мне сразу показалось, пусть я его никогда не видела и даже описаний его внешности не слышала, что это и есть тот самый художник, что писал портрет Светланы Андреевны. Чуть вытянутое лицо со слегка впалыми щеками, бородка-клинышек, усы с колечками, закрученными кончиками. Под распахнутым пальто блуза и бант на шее. Короче, его собственный облик отличался почти той же вычурностью, что и манера рисовать. То есть писать, потому масляными красками пишут, а рисуют карандашами и всем прочим.

– Итак, – обратился к нему следователь, – Аркадий…

– Агеевич! – подсказал вновь пришедший.

– Аркадий Агеевич, сообщите мне о цели вашего прихода сюда.

– Я явился с целью продолжить сеанс по написанию портрета госпожи Козловской. Видите ли, я художник!

Дмитрий Сергеевич улыбнулся ему почти приветливо.

– Вот этого портрета? – спросил он.

– Разумеется… Господи! Да кто же посмел! Это надругательство!

– Как следует из вашего возмущения, эти ужасные фрагменты сделаны не вами?

– Помилуй бог! Отчего мне портить свою почти завершенную картину?

Тут Аркадий Агеевич слегка смутился, потупил глаза, но тут же гордо вскинул голову.

– За этот портрет мне была обещана немалая сумма вознаграждения! Так вы здесь по этому поводу? А где госпожа Козловская?

– Вы присядьте, окажите любезность, – попросил Дмитрий Сергеевич, который, похоже, боялся сообщить художнику причину своего присутствия и отсутствия госпожи Козловской – тот мог, пожалуй, и в обморок упасть, этакий нервический вид у него был.

Художник сел на указанный стул и стал нервно теребить свой бант.

– Дело в том, что госпожа Козловская убита, – мягко и с сожалением произнес Дмитрий Сергеевич.

– Вот незадача! – воскликнул Аркадий Агеевич. – Простите, хотел сказать, что…

И махнул рукой, так и не подобрав слов.

– Я вас отлично понимаю, для вас госпожа Козловская была лишь выгодным заказчиком, а никак не близким вам человеком.

– Так и есть.

Художник заметно волновался, но это как раз было понятным, любой человек в подобной обстановке потерял бы невозмутимость. Ничего иного я за ним не приметила. Разве что полное отсутствие внимания к нам с Петей. Мы здесь были явно лишними, и это не могло не бросаться в глаза. Впрочем, сама Светлана Андреевна назвала господина художника человеком рафинированным, то есть утонченной натурой. Он своим поведением это мнение подтверждал очень старательно, так что его нервное возбуждение могло служить объяснением и этому факту, то есть быть частью актерской игры.

– Вы сказали, что пришли продолжить сеанс? А когда вы его прервали? Накануне?

– Да нет же, пару часов назад.

– То есть вы были в этом номере в начале дня?

– Так и есть. Пришел согласно уговору в особняк госпожи Козловской, мне сказали, что она здесь. Пошел сюда. Госпожа была явно не в духе, заметно не выспавшаяся и капризная свыше обычного. Но позировать согласилась. Хватило ее ненадолго, она заявила… э-э-э… чтобы я убирался вон. Но едва я собрался, велела приходить через два часа. И вот я здесь!

– По этой причине вы оставили здесь краски и мольберт?

– Так и есть. По причине, что вернусь в скором времени.

– Получается, вы были последним, кто видел Светлану Андреевну Козловскую живой?

– Вам виднее.

– Во сколько вы ушли, не припомните?

– Около полудня или чуть позже. У меня нет часов.

Дмитрий Сергеевич сильно удивился последним словам и даже повернул голову в угол, где стояли огромные напольные часы. Художник за его взглядом проследить не удосужился. Я подумала, что несколько странно для художника прежде всего не заметить столь существенной детали в обстановке. Но Дмитрий Сергеевич на этом вопросе внимания заострять не стал.

– Возможно, вы кого-нибудь встретили, уходя отсюда, кто мог бы более точно сообщить о времени.

– Никого я не встретил. Да у меня и знакомых здесь нет.

– Я не о знакомых, о разных людях.

– А! Меня должны были видеть на выходе! Постойте! Отчего вы сказали, что я был последним, кто видел госпожу Козловскую живой? А горничная?

– Вы имеете в виду горничную отеля?

– Да-да! Светлана Андреевна за небольшое время перед моим уходом что-то заказала, я был занят работой и не упомню, что именно. Да вот чай, возможно, этих чашек, кажется, и не было тогда. Не могла же горничная исполнять заказ очень долго! Значит, должна была зайти сюда сразу после меня!

– Она могла появиться несколькими минутами позже, но этих минут достало бы преступнику совершить свое злодеяние!

– На злодеяние нескольких минут хватило бы. Но… успеть сделать вот это! – Аркадий Агеевич обличающее ткнул пальцем в свой холст. – Совершить это за пару минут не успеть!

– А сколько тут нужно времени?

– Даже столь небрежно? Четверть часа.

Петя чуть тронул меня локтем, но промолчал.

– Дело в том, Аркадий Агеевич, – продолжил следователь, – что горничная, принеся заказ, обнаружила на дверях табличку «не беспокоить». Еще ночью она имела возможность познакомиться с крутым нравом хозяйки этого номера и пришла в замешательство. Не передать заказанные пирожные и потревожить госпожу Козловскую выглядело одинаково неприятным.

– И как же она поступила? – спросил художник с любопытством.

– Она постучала, но ответа не было. И уже после этого она удалилась, более или менее успокоившись. Не входя сюда.

– К чему вы мне об этом говорите? – заволновался Аркадий Агеевич.

– К тому, что, видимо, вы также немало натерпелись от норова вашей заказчицы?

– Так и есть. Очень своенравна и крута!

– Не ссорились?

– Не хочется об этом говорить, но вы ведь преступление расследуете. Мы ссориться не могли. Кто я для нее таков? Она просто меня отчитывала. Изредка, правда, приходила в прекрасное расположение духа и начинала восхищаться. Я в такие моменты пытался объяснить, как было бы лучше и правильнее написать ее портрет. Она даже соглашалась, но вскоре заставляла уже сделанное переделать и вернуться к тому, что сама требовала, исходя из неких своих пониманий. А я терпел! Ругань терпел и, что хуже, исполнял ее требования.

– Нуждались в деньгах?

– В больших деньгах! А кроме как с нее, получить их было не с кого.

– Много она вам обещала?

– Мы точно не договаривались. Но она заплатила мне аванс и купила две мои картины. Уже этих денег достало бы, чтобы при моих скромных запросах прожить год, а то и больше. Но не на мои замыслы!

– Вы что-то желаете спросить? – обратился Дмитрий Сергеевич ко мне.

– Да. Отчего госпожа Козловская называла вас Мишель?

Мне был не особо интересен ответ на этот вопрос, куда интереснее было встретиться с господином художником взглядом, когда он станет на него отвечать. Но он ответил, глядя в сторону.

– Ей мое имя казалось, уж простите, каркающим! Вот и придумала мне новое.

В который уже раз в двери постучали. На сей раз мы услышали голос господина Уварова, который он не посчитал нужным понизить.

– Дмитрий Сергеевич, за вами прислали из управы, срочно требуют.