(копия— бывшему соратнику по революционной борьбе, заведующему Агитпропом В. Г. Кнорину): «Только недавно я сумел опомниться от того, что проделал со мной Сольц из ЦКК, сводя, по-видимому, личные счеты». Далее идет рассказ Устинова, как еще в 1919 году, когда он работал в «Правде», влиятельный Арон Александрович с трибуны Пленума Моссовета заявил, что центральная партийная газета «политически безграмотна». Отстаивая честь редакционного мундира, Устинов возмутился. Возник переполох. Сольц вынужден был извиниться за вгорячах сказанные слова. Но с тех пор возненавидел выскочку и мстил ему. «Мое заявление в ЦКК, — повторяет обиженный проситель, — дало ему возможность свести со мною личные счеты; ибо
Первое заседание Партколлегии ЦКК по поводу заявления Устинова состоялось 25 января 1925 года (26-го постановление подписал Е. Ярославский), второе же — 22 декабря 1925 года! Долго продолжалось разбирательство, и, надо сказать, в первую очередь виноват в этом сам Устинов. Он никак не мог оправиться от январской экзекуции и только 16 мая 1925 года решился продолжить свой натиск на несговорчивую ЦКК, вновь обратившись туда с просьбой[53]. Написал жалобу и… исчез.
Партбюрократы-контролеры разыскивали его в Москве, Костроме, где он оставил недавно службу, — все тщетно. Безработный и бездомный Жорж не объявлялся. Тогда заведующий бюро Президиума ЦКК Тронин обратился в «Правду» — случай беспрецедентный — с просьбой дать следующее объявление: «Партколлегия ЦКК просит тов. Устинова Георгия Феофановича, бывшего губинспектора по делам печати и зрелищ гор. Костромы, зайти к следователю тов. Штальберг (Ильинка, 21,2-й подъезд, 3-й этаж, ком. 318) 16 июля сего года от 9 до 2-х час. дня»[54]. В ответ — молчание, как в воду канул. Наконец появляется на Ильинке, отвечает на вопросы Штальберга и… вновь исчезает. След его в «деле» обнаруживается через два с лишним месяца, 7 октября 1925 года, когда он соизволил напомнить о себе собственноручной запиской в секретариат ЦКК: «Выписку прошу выдать подателю сего Римме Петровне Подашевской»[55].
Где он все это время находился? Почему периодически пропадал? Кто такая Р. П. Подашевская? Немного терпения, загадки исчезнут, а ответ на одну из них читатель, вероятно, уже нашел: Устинов крепко и надолго запил. Намного важнее сейчас вернуться к многозначительной дате «22 декабря», ко дню второй проработки Устинова в ЦКК.
Напомним: Есенин отправился в Ленинград 23 декабря 1925 года. Согласно официальной версии, Жорж уже давно жил-поживал в «Англетере». Когда же он успел опередить поэта? Трудно представить, что сразу же после заседания ЦКК, на котором его «измолотили», он ринулся на вокзал, успев захватить с собой жену (?). Да и сам Устинов в опубликованных воспоминаниях часто путается, к примеру, сообщает, что к декабрю 1925-го в «Англетере» он «…жил уже несколько месяцев». Приведенные выше факты и другие материалы неопровержимо доказывают: лжет Георгий Феофанович!
Итак, в «Англетере» обитал призрак Устинова. Может, «мальчика-то и не было», говоря крылатыми словами М. Горького из романа «Жизнь Клима Самгина»? А была ли «девочка», супруга Георгия Феофановича? Излишний вопрос. Елизавета Алексеевна в ту пору уже явно не жила с мужем. Он, видимо, сам признался Партколлегии ЦККо разводе с ней. Вспомним фразу на бланке ЦКК Петра Смидовича: «Если он не спился и действительно разошелся с женой, то я с вами согласен». Из контекста следует: наверняка брак был расторгнут. Теперь понятно, почему написанные кем-то за «тетю Лизу» воспоминания не содержат ни строчки ее собственных наблюдений, а лишь повторяют письмо сексота ГПУ Вольфа Эрлиха к Валентину Вольпину (28/ХII 1925)[56].
Несомненно, Елизавета Алексеевна хватила лиха с Георгием Феофановичем. Уверены, отыщутся материалы, которые раскроют, увы, печальную судьбу этой женщины; что-то, может быть, будет сказано и об их сыне Борисе (р. 1919), канувшем в неизвестность.
Кляузная «семилетняя война» (1924–1931) Устинова за обладание партбилетом сопровождалась постоянным мотивом: «Механически выбыл из РКП (б) в 1921 году по семейным обстоятельствам». В вину ему также ставилась неуплата партийных взносов. Неудачник защищался (16 мая 1925 года): «Не платил я их потому, что около трех лет был постоянно болен и имел отпуски через врачебную комиссию ЦК. Кроме того, по исключительно тяжелым семейным обстоятельствам я вел ненормальный образ жизни, который способствовал моей болезни»[57].
Он страдал туберкулезом, начало которому дала «испанка», подхваченная им в 1918 году во время боев под Казанью («Автобиография»). 11 марта 1922 года он обратился к секретарю ЦК РКП(б) Михайлову с просьбой отменить постановление Оргбюро ЦК (10/111922) о направлении его в Северную Пальмиру заместителем главного редактора «Петроградской правды»: «Не возражая против командировки вообще, я все же не могу не протестовать против посылки меня в Петроград как больного туберкулезом..»[58].
В Петрограде Георгий Феофанович был приметной личностью. Его благосклонности искали литераторы и журналисты, хаживал он в «Асторию» (1-й Дом Советов), в квартиру-салон Сергея и Нины Гариных- Гарфильдов, знался с местным начальством. Поэтому многие в городе не удивились, когда в 1925-м его имя всплыло в связи с «делом Есенина».
В трагические для поэта дни Устинов вел «ненормальный образ жизни»: заливал вином горечь исключения из партии, исчез из поля зрения родственников, бывших сослуживцев и просто знакомых. Пока неясны его «тяжелые семейные обстоятельства», о которых можно лишь предполагать: разлад с женой или ее болезнь? Что-нибудь с сыном?..
Оставалось последнее спасительное средство — бутылка. К ней он прибегал и раньше, и много позже. В 1930-м, обращаясь в Президиум XVI съезда ВКП(б), исповедовался: «У меня был тяжелый недостаток, я пил, но вот уже год, как я прекратил это дело, много работал, написал целый ряд книг… но не могу больше работать вне партии. Я прошу у Вас сердечного товарищеского совета: как мне быть? Я чувствую, что я сам виноват во многом, но в то же время чувствую и то, что со мною поступили слишком строго, чтобы не сказать несправедливо»[59].
Да, многого он не понимал, хотя кичился своим знанием политической истории («Знаю Каутского, Плеханова, Маркса, Ленина…»)[60]. Увы, он не видел, что всю жизнь являлся послушным орудием в чужих руках. Он так и не протрезвел от долгих запоев и пленивших его ленинских идей. Проморгал он и перемены, обозначившиеся на XIV съезде РКП (б) (декабрь 1925 года), когда его вчерашние политдружки получили мощный пинок Сталина. Устинов не заметил, как оказался между двух огней: позади вконец истлевавшая идея мирового пожара, который он с таким фанатичным воодушевлением раздувал, впереди — новые социальные веяния, казавшиеся ему холодными и искусственными. «Свои» его забыли, «чужие» — не принимали. Психологически он остался подпорченным продуктом военного коммунизма.
В 1925 году Жорж не имел в Москве даже собственного угла. Надеемся, нам удалось доказать: в декабре он не проживал в «Англетере». Где же обретался? Ответ на этот вопрос дает следователь ЦК К Штальберг, проверявший 16 июля благонадежность бывшего члена партии. В протоколе опроса более 20 пунктов, из него узнаем: он вернулся из Костромы в столицу в мае, пробавлялся литературными заработками (в феврале-марте 1925 года в «Новом мире» была напечатана его повесть «Черный ветер», выход которой заметил Есенин. — В. К). Тот же источник указывает временное пристанище Устинова: Москва, Малый Палашевский переулок, 7, кв. 24 (телефон 1-98-43)[61]. Пришлось покопаться в старых московских справочниках, чтобы разыскать хозяина указанной квартиры. Нашелся: Петр Александрович Подашевский, журналист, маленький литератор, выступал в печати под псевдонимами «Аш», «Ашевский», «А. Сергеев» и др., автор беллетризованных пропагандистских брошюрок («Там, где умирают с голоду» и проч.) в серии «Библиотечка малограмотного». Серия издавалась Политуправлением Киевского военного округа в самом начале 20-х годов, что дает основание думать о службе там Подашевского в качестве одного из комиссаров-агитаторов. Но для нас интереснее тот период его красноармейства, когда пути Подашевского и Устинова пересекутся (учитывая почти детективный характер нашего сюжета, обнаруженный факт «припрячем» и вернемся к нему позже).
Внимательный читатель, конечно, заметил, что фамилия Подашевского уже мелькнула в связи с партийным сутяжничеством Жоржа. Но все-таки напомним: страдавший от бесчленства в РКП(б) Георгий
