закрыл глаза.

Незнакомцы подошли ко мне и осветили лицо фонарем. Мне удалось не выдать себя.

– Ты посмотри, Ровшан, он еще не пришел в себя, – сказал один.

– Не мудрено, он потерял много крови, возможно, он вообще не выкарабкается, – ответил тот, которого звали Ровшаном.

С этими словами он пнул меня ногой. Я едва сдержался, чтобы не вскрикнуть.

– Может быть, он уже умер? – спросил Ровшан. Второй незнакомец не ответил.

– Мухиб, – обратился к нему Ровшан, – пойди, доложи хозяину, что наш пленник умер.

– А если нет? – упрямо спросил Мухиб. – Если он еще жив? Ты что же, хочешь, чтобы хозяин мне голову открутил?

На некоторое время воцарилось молчание. Я притворялся мертвым, чтобы узнать, где нахожусь.

– Что же делать? – спросил Ровшан.

– Сейчас проверим, – ответил Мухиб.

Я приготовился к очередному пинку ногой и весь сжался, но Мухиб склонился надо мной, взял руку и стал проверять пульс.

– Да нет, он еще жив, – сказал он приятелю. – Слава Аллаху, ты же знаешь, что Собзали этот русский нужен живым.

При упоминании этого имени я едва не вскочил. Собзали! Он был полевым командиром таджикской оппозиции, в доверие к которому я должен был втереться, стать одним из его преданных наемных боевиков, а затем выполнить свою миссию – через него выйти на главаря таджикской оппозиции и устранить его.

– Да, знаю, – сказал Ровшан. – Но он такой слабый, что сомневаюсь, пригодится ли он вообще.

– Я слышал, – стал говорить шепотом Мухиб, – что для Собзали нет большой разницы, в каком он состоянии. Главное – чтобы русский был живым.

– Интересно, для чего он ему понадобился?

– Не знаю.

Только сейчас до меня дошло, что я нахожусь в руках таджиков. Ровшан и его приятель Мухиб разговаривали на таджикском, который очень похож на афганский язык, упоминали имя Собзали. Я стал судорожно соображать, как мог оказаться в плену у таджиков, но мой уставший мозг не выдвигал ни одной подходящей идеи.

– Ладно, – произнес Мухиб, – пойдем, доложим Собзали, что русский жив.

Ответа не последовало. Скоро я услышал удаляющиеся шаги. Таджики ушли, а я открыл глаза. Вокруг была кромешная тьма.

Дальше была каторжная, изнурительная работа. Я вместе с другими пленниками добывал руду. Сколько времени продолжалось все это, мне было неизвестно. Но однажды ко мне в пещеру привели врача. Он осмотрел все еще не зажившую рану на моем плече, промыл ее и перевязал. Такое внимание насторожило меня, я попытался заговорить с врачом, но тот не пожелал меня слушать. Он ушел. Я недолго оставался один, появился Мухиб, которого я узнал по голосу, с миской шурпы.

– Ешь, русская собака, – сказал он. – Да побыстрее, тебя ждет Собзали.

В пещере было светло: к стене прикрепили горящий факел, и теперь я мог разглядеть Мухиба. Ему было около сорока лет, на смуглой щеке виднелся глубокий шрам.

– А кто такой Собзали? – спросил я у него.

– Ты скоро с ним познакомишься, – коротко ответил Мухиб.

Он больше не разговаривал со мной, подождал, пока я поем, забрал посуду и вышел.

Я ждал встречи с Собзали, человеком, который наверняка знал о моих планах и от которого зависела моя судьба. Из разговора Мухиба и Ровшана я знал, что Собзали хочет использовать меня в своих целях и мучился вопросом, что на этот раз уготовила мне судьба.

Я лежал на холодном полу пещеры и размышлял, пока за мной не пришли двое вооруженных таджиков, чтобы сопроводить к своему хозяину. Мы вышли из пещеры. На улице была ночь. Я вдохнул полную грудь свежего воздуха и пошатнулся, едва устоял на ногах. У входа в пещеру нас поджидали еще два боевика. Они, как и первые, были вооружены автоматами Калашникова.

Перед тем как спустить меня с гор и доставить к командиру, боевики связали мне руки за спиной, а на глаза надели плотную повязку. Двое парней подхватили меня под руки, а остальные шли позади. Такие меры предосторожности были лишними – я не имел сил, чтобы убежать сейчас.

Когда мне развязали руки и разрешили снять повязку, я увидел, что нахожусь в просторной, ярко освещенной пещере, убранной цветастыми коврами. Сопровождавшие боевики удалились по тоннелю- коридору и оставили меня одного.

Вдруг на одной из стен отвернулся ковер, закрывавший вход в другое помещение, и появился человек среднего роста, с черной густой бородой, одетый в защитный военный костюм офицерского покроя. У него было смуглое лицо, невысокий лоб, густые черные брови и такие же черные, аккуратно уложенные волосы. Я узнал Собзали, портрет которого видел в Москве.

Пройдя через всю пещеру, он уселся в одно из кресел возле небольшого письменного столика.

– Виктор Тарасенко? – спросил Собзали.

Я никак не ожидал такого активного начала и продолжал хранить молчание.