Еврейском антифашистском комитете», в которой указывалось, что руководители ЕАК являются активными националистами и проводят антисоветскую националистическую работу, особенно проявившуюся после поездки С. М. Михоэлса и И. С. Фефера в 1943 г. в США, где они вошли в контакт с лицами, связанными с американской разведкой.
20 ноября 1948 г. Политбюро ЦК ВКП(б) приняло постановление, в котором говорилось:
Утвердить следующее решение Бюро Совета Министров СССР:
Бюро Совета Министров ССР поручает Министерству государственной безопасности СССР немедля распустить «Еврейский антифашистский комитет», т. к. показывают факты, этот комитет является центром антисоветской пропаганды и регулярно поставляет антисоветскую информацию органам иностранной разведки.
В соответствии с этим органы печати этого комитета закрыть, дела комитета забрать. Пока никого не арестовывать.
Установлено, что прямую ответственность за незаконные репрессии лиц, привлеченных по «делу Еврейского атифашистского комитета», несет Г. М. Маленков, который имел непосредственное отношение к следствию и судебному разбирательству. 13 января 1949 г. он вызвал к себе С. А. Лозовского и в процессе длительной беседы, на которой присутствовал председатель КПК при ЦК ВКП(б) М. Ф. Шкирятов, домогался от С. А. Лозовского признания в проведении им преступной деятельности.
В этих целях Г. М. Маленковым было использовано направленное И. В. Сталину 5 лет назад — 15 февраля 1944 г. за подписью С. М. Фефера (членом ЕАК) и отредактированное С. А. Лозовским письмо с предложением о создании на территории Крыма Еврейской социалистической республики.
Как это было
Тайну гибели Михоэлса раскрыл Берия, назначенный после смерти Сталина министром внутренних дел СССР. Берия решил стать новым мессией в области культуры. Объявить себя организатором еврейского театра. На это Берия решился, вступив в должность министра внутренних дел СССР.
Когда на допросе 10 июля 1953 г. его спросили, какое отношение к нему имели вопросы восстановления еврейского театра и издания еврейской газеты, он ответил, что в организации театра и издании газеты
При этом, как бы в оправдание, уточнил, что готовил в связи с этим соответствующую записку в ЦК партии.
Обстоятельства убийства уместились в небольшую записку в Президиум ЦК КПСС от 2 апреля 1953 г. Берия счел выигрышным для себя прекратить наиболее одиозные дела МГБ в последние годы жизни Сталина. К тому же по делу о ЕАК была арестована и осуждена к ссылке жена Молотова Полина Жемчужина, так что у Берии появился еще один шанс удружить Молотову реабилитацией его жены.
В ходе проверки «дела врачей», писал Берия в этой записке, выяснились подробности убийства Михоэлса. Сталин, оказывается, считал Михоэлса руководителем «антисоветской еврейской националистической организации», но МГБ не располагало конкретными данными о его «антисоветской» или «шпионской» деятельности, хотя много лет Михоэлс находился под агентурным наблюдением.
Берия сообщал, что по делу об этом убийстве был допрошен бывший министр госбезопасности Абакумов, арестованный еще в 1951 г., затребованы объяснения от Огольцова, Цанавы и других участников операции. Со слов Абакумова, Сталин еще в 1948 г. дал ему задание срочно организовать ликвидацию Михоэлса силами МГБ.
Когда стало известно, что Михоэлс находится в Минске, Сталин решил ликвидировать его под видом несчастного случая. В разговоре, как рассказал Абакумов, остановились на зам. министра ГБ С. Огольцове, министре ГБ Белоруссии Л. Цанаве и начальнике отдела 2-го Главного управления МГБ Ф. Шубнякове.
Как объяснял Огольцов, рассматривалось несколько вариантов ликвидации Михоэлса. От автомобильной катастрофы отказались, так как могли пострадать задействованные сотрудники МГБ. Решили инсценировать автомобильный наезд на глухой улице, хотя и в этом случае в целях глубокой конспирации приходилось жертвовать агентом ГБ Голубовым, сопровождавшим Михоэлса в Минске.
Подробности осуществления этой акции — в объяснениях, которые дал Цанава:
Сталин распорядился наградить убийц орденами, и те получили боевые ордена. 30 апреля 1948 г. Абакумов направил Сталину список чекистов с просьбой о награждении: орденом Красного Знамени — генерал-лейтенанта Огольцова С. И. и генерал-лейтенанта Цанаву Л. Ф.; орденом Отечественной войны 1-й степени — старшего лейтенанта Круглова Б. А. и полковника Шубнякова Ф. Г.; орденом Красной Звезды — майора Косырева А. Х. и майора Повзуна Н. Ф.
Сталин принял решение не сразу, но подписал бумагу, и имена «героев» попали в два указа Президиума Верховного Совета СССР о награждении — от 28 и 29 октября 1948 г.
Президиум ЦК КПСС рассмотрел записку Берии и постановил: Цанаву и Огольцова арестовать, а ордена у награжденных отобрать, что и было сделано. Однако после ареста Берии в июне 1953 г. Президиум ЦК КПСС принял решение об освобождении Огольцова. Цанава же остался в тюрьме, но уже как участник «банды Берии». 5 августа он написал слезное письмо Ворошилову с просьбой об освобождении.
В письме Цанава отрицает свою причастность к убийству Михоэлса:
Цанава не мог не знать, что 5 января 1948 г. на заседании Комитета по Сталинским премиям было объявлено, что Михоэлс должен ехать в Минск. Как члену комитета ему было поручено ознакомиться с представленными на соискание этой премии спектаклями минских театров — «Константин Заслонов» в театре имени Янки Купалы и «Алеся» в Большом государственном театре оперы и балета БССР.
Любопытные детали об убийстве Михоэлса сообщает в своей книге ныне покойный Павел Судоплатов. Исполнителем он называл полковника Лебедева. Он писал также, что Михоэлсу и Голубову сначала сделали инъекцию яда, а затем уже их переехала машина. Аналогичным способом были совершены и другие убийства под руководством того же Судоплатова, например, инженера Самета в июне 1946 г. в Ульяновске. Его вывезли за город, сделали ему укол яда, переехали грузовиком и оставили лежать на шоссе. В этом деле участвовали полковник Лебедев и старший лейтенант Круглов — те же, кто позднее убивал Михоэлса.
Убийство Михоэлса стало сигналом для разгрома Еврейского антифашистского комитета. Его активисты не поверили официальной версии о несчастном случае с артистом. На его похоронах Полина Жемчужина, обращаясь к новому руководителю Еврейского театра Зускину, спросила:
