Пионерские отряды соревновались за право носить их имена.
В обстановке всеобщего ликования по случаю знаменательной даты 20 декабря в Большом театре состоялось торжественное собрание. Вместе с Ежовым в президиуме сидели Молотов, Ворошилов, Каганович, Хрущев.
С основным докладом выступил Анастас Микоян. Не было таких превосходных степеней, которыми он не увенчал бы заслуги «талантливого» сталинского ученика» и «любимца советского народа» Николая Ивановича Ежова. Докладчик призвал собравшихся «учиться у товарища Ежова сталинскому стилю работы, как он учился и учится у товарища Сталина».
Дружными аплодисментами встретил зал проникновенные слова оратора:
Во время избирательной кампании 1938 г. многие трудовые коллективы и общественные организации страны с энтузиазмом выдвигали своим кандидатом в депутаты Верховного Совета
Первые признаки готовящейся замены Ежова на посту наркома были столь незаметны, что он сам поначалу не только не придал им какого-либо значения, но даже воспринял как свидетельство заботы руководства страны об укреплении его положения на высоком посту.
Вначале состоялось назначение заместителем наркома внутренних дел Л. П. Берии.
После этого новую должность получил и Ежов. В апреле 1938 г. он по совместительству назначается народным комиссаром водного транспорта.
Непосредственную связь между этими двумя назначениями нельзя было не заметить. Раздвоение функциональных обязанностей Ежова неизбежно создавало условия для сосредоточения руководства Наркоматом внутренних дел в руках его заместителя Берия.
Отныне роль Ежова в системе НКВД становилась номинальной.
Энергичный заместитель постепенно прибрал к рукам все реальные рычаги наркомовской власти. И даже представительские функции все более переходили к нему. Теперь уже и официальные документы, направляемые из высоких инстанций в НКВД, приходили на имя Берия, минуя Ежова.
Комиссару госбезопасности 1 ранга,
зам. наркома внутренних дел СССР Берия.
В сентябре 1938 г. Военной коллегией Верховного суда Союза ССР в Москве, Ленинграде, Киеве, Харькове, Хабаровске и других городах осуждено: к расстрелу — 1803 человека, к тюремн. закл. — 389. Всего — 2192.
В. Ульрих.
Позднее в официальных документах перестали обозначать должность Берия (ведь она была не самой высокой в системе НКВД), ограничиваясь указанием его специального звания.
Комиссару государственной безопасности 1 ранга
тов. Берия Л. П.
За время с 1 октября 1936 г. по 30 сентября 1938 г. Военной коллегией Верховного суда СССР и выездными сессиями коллегий в 60 городах осуждено: к расстрелу — 30 514 человек, к тюрем. закл. — 5643 человека. Всего — 36 157.
15 октября 1938 г.
В. Ульрих.
Подобного рода посланий, в которых руководители правоохранительных органов рапортовали о проделанной работе, становилось все больше. И принимал такие рапорты заместитель наркома Берия. Имя же его непосредственного начальника Ежова, номинально первого лица наркомата, даже не упоминалось.
Конец 1938 г. был ознаменован появлением сверхсекретного документа, не имеющего аналогов в нашей истории. Речь идет о приказе НКВД № 00 827, подписанном комиссаром госбезопасности 1-го ранга Л. Берия. Этот приказ был направлен со следующим экстраординарным препроводительным письмом:
«Рассылается для сведения членов бюро ЦК Нацкомпартий, крайкомов, обкомов, окружкомов, горкомов и райкомов приказ НКВД от 27 декабря, утвержденный ЦК ВКП(б).
Секретарь ЦК И. Сталин.
29 декабря 1938 г.»
Первый и последний раз в нашей истории документ НКВД был разослан от имени партии. Положение, очевидно, было критическим.
Приказ, утвержденный Сталиным, гласит о том, что имеют место случаи вербовки агентов и осведомителей из числа ответственных руководителей партийных, советских и хозяйственных аппаратов и работников обслуживающего аппарата партийных органов. Формулировка «имеют место случаи», конечно, неточна, но не мог же Сталин открыто признать, что многие партийный и государственный лидеры самого различного уровня, в том числе и весьма высокого, стали «сексотами» и сам партийный аппарат все больше превращался в осведомительный придаток к органам.
А это уже было опасно и для самого вождя. Может быть, здесь крылась одна из главных ошибок Ежова, стоившая ему в конечном счете жизни.
Постановляющая часть кратка и категорична:
Наверное, не один агент из числа секретарей комитетов, парткомов и других крупных руководителей вздохнул с облегчением. В первые дни нового 1939 г. по всей стране горели папки с анкетами и доносами высокопоставленных сексотов.
Впрочем, запрет касался вербовки официальной, однако ничто не мешало доносить, так сказать, «по велению сердца».
24 сентября 1938 г. был арестован нарком внутренних дел Белоруссии Борис Берман. На допросе он показал, что в период 1937–1938 гг. наркомом внутренних дел СССР Ежовым и его заместителям Фриновским давались явно враждебные указания о решительной борьбе с мнимыми врагами народа, что повсеместно приводило к массовым арестам ни в чем не повинных советских граждан. По этому факту ни Ежов, ни Фриновский допрошены не были. В то время их даже не поставили в известность о наличии таких показаний против них.
22 февраля 1939 г. Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила Б. Д. Бермана «за шпионаж и враждебную деятельность в органах НКВД» к высшей мере наказания. На следующий день приговор был приведен в исполнение. Тем самым, исключалась всякая возможность последующей проверки показаний Бермана путем очных ставок с Ежовым и Фриновским, постановки дополнительных вопросов и других следственных действий с участием осужденного наркома.
