промежутки между ресницами. Если ими слегка пошевелить, цветовые пятна оживают. Костя мог долго подглядывать за этими радужными переливами. Но вот солнечный зайчик наигрался с ним и скользнул дальше, на стенку. Теперь пришел черёд мальчика. Он вытащил руки из — под одеяла. На стене появилась тень собаки. Собака шевелила ушами, морщила нос, раскрывала пасть, как будто беззвучно лаяла. Вдруг она лайкнула вслух, заливисто и звонко.

Костя так и подскочил на кровати.

— Бабушка, чего безобразишь! — сообразив в чём дело, сконфуженно закричал мальчик.

Это она, заглянув в дверь и заметив баловство внука, подшутила над ним.

— Вставай уж! Вот парное молочко, утром подоила Красавку. На улице — то опять вёдро, будем нынче

с сеном, — приговаривала бабушка, проворно собирая

на стол.

Тут Костя вспомнил про бумажного змея, быстренько вскочил, ополоснулся, на ходу выпил кружку молока и выскочил на улицу.

— Чего спешишь — то, — прикрикнула бабушка, но мальчика уж и след простыл. — Вот пострел, — покачала она головой, улыбаясь.

Подхватив змея, он мчался прямиком к Гиблому оврагу, на обрыв. День был такой ясный, небо такое голубое, а солнце такое ласковое, что от вчерашних страхов не осталось и следа.

— Какие могут быть привидения, когда на земле всё уже исследовали — переисследовали, — засмеялся он на ходу, — и в космос чуть ли не каждый день летают!

Костя спустился к речке отлогим берегом, перебежал по шатким, из нескольких жердинок, мосткам на ту сторону и узкой извилистой тропкой взлетел единым духом наверх. На обрыве было ветрено. Он с удовольствием подставлял свежим струям воздуха разгорячённое от быстрого бега лицо.

Здесь всегда, даже в самую тихую, безоблачную погоду, дул ветер!

Мальчуган давно приметил это, поэтому — то и решил опробовать змея именно здесь.

Первая попытка оказалась неудачной. Подхваченный было потоком воздуха змей почему — то скользнул вниз по склону обрыва.

Костя потянул его назад, к себе.

Змей поднимался неохотно, шёл кругами, рывками, как крупная рыбина на крючке. Можно было подумать, что ветер здесь дул не вверх, как положено, а вниз и не хотел уступать добычу.

Наконец мальчик выдернул его наверх.

Теперь Костя решил действовать по — другому. Он послюнил палец и поднял вверх, определяя направление ветра. Оказалось, что ветер дул почти вдоль оврага. Мальчик развернулся лицом к ветру, отойдя подальше от края обрыва.

На этот раз змей полетел сначала вдоль обрыва, затем начал забирать к речке и устремился вдаль: по — над речкой, над кустами смородины на том берегу, над полем.

Костя едва успевал разматывать бечёвку. Скоро клубок кончился. Чтобы освободить руки, мальчуган привязал конец шнура к ветке ольхи, росшей неподалёку, и стал готовить к отправке письмо. Он нанизал бумажку на шнур, но тот, поначалу туго натянутый, почему — то ослаб и продолжал всё больше провисать. Костя взглянул вверх. Змей большими кругами, как ястреб над добычей, парил над Гиблым оврагом, с каждым разом опускаясь всё ниже и ниже.

«Потерял восходящий поток», — подумал мальчик с огорчением и стал наматывать шнур на руку, выбирая слабину.

В это время змей круто подался вниз, летя по спирали, штопором, и почти у самой земли вдруг резко рванулся вертикально вверх. Рывок был так силён, что Костю, не успевшего стравить бечёвку, буквально сдёрнуло с кручи. Теперь мощному потоку воздуха, который засасывал змея в вышину, противостоял вес мальчика. Бечёвка мгновенно натянулась, как струна, издав при этом звук, похожий на хлопок пастушьего кнута: «Щёлк!». Змей замер на месте, потом медленно, нерешительно стал опускаться в овраг.

«Дед как в воду глядел, когда говорил, что такой змей и человека может утащить», — подумал Костя.

Он не успел даже испугаться, как уже приземлился, вернее, как будто прилепился к каменному подножию обрыва, выпустил шнур и… исчез. Змей, как будто обрадовавшись, что освободился от груза, стрелой взмыл высоко в небо. Вслед за ним по бечёвке побежала бумажка — письмо, которое подготовил, но не успел отправить Костя. Стайка таких же писем, которые выронил мальчик при падении, парила в воздухе. Словно подгоняемые огромным вентилятором, они разлетелись в разные стороны и вскоре осели на песке, на кустах, на траве. Теперь над Гиблым оврагом одиноко парил только бумажный змей. Если бы кто- нибудь некоторое время понаблюдал за ним, то заметил бы, что он с удивительным постоянством движется одним и тем же путём: сначала в вышине расширяющимися, затем, снижаясь почти до земли, сужающимися кругами и, наконец, снова стремительно взмывая вверх.

Когда Костя не явился к обеду, бабушка забеспокоилась:

— Никогда и не бывало, чтобы полдничать не пришёл!

Вскоре вернулся из поездки дед Григорий. Узнав, что внук как ушёл с утра, так ещё не бывал дома, он нахмурился и проворчал:

— Придётся ему вместе со змеем посидеть часок в чулане, чтобы знал порядок.

В деревнях ещё кое — где сохраняется обычай обедать в одно время всей семьёй.

Про себя, однако, Григорий отметил:

«Надо бы выйти за деревню посмотреть, не видать ли где змея».

Тут на глаза ему попалась бумажка, застрявшая в щели у двери. Он машинально, для порядка, поднял её, повертел в руках, не пригодится ли для самокрутки. Обнаружив, что она надорвана до середины, хотел выбросить, но вдруг внимание привлекла надпись, нацарапанная рукой внука:

«Уехал домой! Вернусь в воскресенье!

Костя».

Дед хмыкнул:

— По приятелю Алёшке, значит, соскучился!

Он вспомнил, что вчера, когда мастерил внуку игрушку, тот рядом выстригал такие бумажки, а потом долго что — то писал на них. Готовился, видимо, со змея запускать.

«Может, обиделся, что я его с собой в город прокатиться не позвал, — размышлял над запиской дед. — У него, как услышал про город, глазёнки так и заблестели. А не попросился, знает мой характер, шельмец. Когда можно, я и сам приглашу».

Григорий закурил, подумал ещё немного. Потом встал, надел кепку, вышел из дому и решительно зашагал к Гиблому оврагу.

«Если где и запускать змея, так только там. В этом овраге всегда ветрено».

Змея он заметил ещё издали, с поля. По дороге подобрал с кустов несколько уже знакомых бумажек с тем же текстом.

Взобравшись на крутой склон оврага, дед остановился, чтобы перевести дух. Заинтересовавшись странными виражами змея, он долго глядел на его выкрутасы.

«Подишь ты, как крутит, словно щепку в водовороте!» — пробормотал дед. Затем принялся сматывать бечёвку. На конце её, у самого змея, снова оказалась записка.

«Игрушку — то почему бросил! Что — то не похоже на мальца».

Дед Григорий внимательно осмотрел край обрыва, заглянул вниз, обшарил взглядом овраг и берега речушки. Нигде не было видно ни следов обвала, ни примятой травы, никаких намёков на падение мальчика.

«Нет, — уверенно заключил Григорий, — не похоже, чтобы сорвался. Да и обрыв не такой уж крутой, не разобьёшься. Речка — курица вброд перейдёт, утонуть никак нельзя. Совсем обмелела речушка — то! А ведь когда — то была куда там. Бочаги — крышка с ручками!» — по — стариковски ворча для порядку, рассуждал Григорий на обратном пути. Перейдя мостки, он немного прошёлся вдоль отлогого берега, но и там ничего подозрительного не обнаружил.

При солнечном свете овраг выглядел совсем безобидным, известным вдоль и поперёк и ничем не подтверждал свою дурную славу.