помчалась на помощь «восьмерке», лишив завод значительной части солдат и вооружения…

— Не знаю. — подумав отвечает он. — Мадьяров сумасшедший, и никогда нельзя быть точно уверенным в том, что именно он задумал, и каковы его планы на ближайшие несколько часов. Он переменчив, как погода.

— Устаревшее выражение. — машинально отмечает Толя. — Сейчас погода постоянна, как геморрой в заднице. Снег, снег, а за ним — снова снег. Сколько мы дождя не видели?

— Три года. — так же машинально отвечает Сергей, наверняка думающий в этот момент о чем-то, никак не связанным с дождями. — Значит Земля все больше остывает. Или, может, в тот день была сильная солнечная вспышка — облака нагрелись, и вот результат.

— Да о чем вы, вообще, говорите! — взрываюсь я. — Какой снег?! Какая вспышка! Там мой сын, понимаете?!

Мой мозг, кажется, начинает работать на повышенных оборотах, и в голове, из сумбура и бардака, выстраивается вполне определенная закономерность…

— Не хватает ста человек из группы Мадьяра? — сама себя спрашиваю я, не замечая, что все смотрят на меня. Не замечая жалости в их глазах… — Ста человек и его самого.

Громко взывает сирена воздушной тревоги…

— Все. — тихо, тоже сам себе, говорит Сергей. — Кончилось перемирие. Неделю нас не бомбили… Опять началось.

Я не слышу ни его, ни воя сирены. Мои мысли заняты другим.

— …Значит эта сотня либо скрывается в лесу, ожидая новой атаки, либо… Либо они сейчас на пути к «восьмерке».

— Ира, ты думаешь, ты так важна Мадьяру. — спрашивает Сергей. — Важна настолько, чтобы он бросил большую часть своего отряда на смерть у стен завода, чтобы отвлечь тебя от похищения твоего сына?

— Не знаю!!! — я обхватываю голову руками, и Вика испуганно отпрыгивает от меня, словно ощутив, какая буря бушует в моей душе.

Дверь «лазарета» распахивается, и в ней, загораживая едва ли не весь обзор, возникает Сашкина голова.

— Народ! — кричит он, без труда перекрывая своим баском шум людей в коридоре, — Воздушная тревога.

— Ну и хрен с ней. — апатично отвечает Толя, не сводя с меня глаз. — Мы же под землей.

— По инструкции положено всех больных переправить в убежище. — оправдывается доктор.

— Чтобы когда там обвалится потолок, погибли все и сразу?

— Ну что ты, Толик… — обижается Сашка. — Просто Сырецкий мне опять пендель вставит.

— Саш, да оставь ты нас в покое! — кричит на него Сергей. — Мы что, ракетную атаку первый раз переживаем? Пять лет нас бомбят, а ты мне по какое-то убежище! Да никто уже не идет в твое убежище, никому оно на фиг не надо! Все тихо сидят, пьют чай, придерживают бьющиеся предметы и ждут, когда наш перехватчик саданет по их ракете. Мы же под землей — что здесь, что в убежище, один хрен! Если перехватчик хоть раз промахнется — нам всем каюк. И вам, в убежище, и нам, на три яруса выше. Ну а если все как обычно — тряхнет и утихнет.

Сашка молча закрывает дверь, вымещая обиду на ком-то из подопечных, попавших ему под руку. И черт с ним! Не до него сейчас.

— А я все же пойду в убежище. — говорит Катя, поднимаясь с кровати. Никто не останавливает ее. Никто даже не смотрит в ее сторону. Пусть идет…

Дверь хлопает еще раз — теперь уже закрываясь за Катей.

— А если все-таки?… — говорю я. — Если Мадьяр сейчас уже там?

— Тогда «восьмерке» конец. Пленных они не берут — я видел, что стало с «пятеркой».

— Надо ехать туда. — подытоживаю я.

Я оглядываю ребят. После того, что сказал Эзук (он тоже, кажется, включился в процесс обсуждения плана кампании — по крайней мере, он не выглядит отстраненным от мира) они серьезно обдумывают мои слова. Все мы нужны Мадьяру, и он пойдет на все, чтобы заполучить нас в свои ряды в качестве послушных рабов.

— А может я это… Того… — неуклюже предлагает Марат.

— Чего «Того»? — зло спрашивает Сергей.

— Ну, это… В общем, может я пойду к нему? Скажу, что хочу примкнуть к его банде, а потом, когда будет возможность, просто прикончу этого урода.

Глаза Сергея наливаются злостью.

— Че, услышал, что тебя переманить хотят, и тут же собрался к Мадьяру в гости? Бросить нас хочешь, крыса?!

— Серега, ты меня за крысу не держи! — взвивается оскорбленный Марат, и теперь они стоят посреди «лазарета», словно гориллы, готовые сойтись в драке. — Я сегодня там, в Безмолвии, жизнью рисковал, за тебя, между прочим! Рожу мне располосовали как надо! Так что, бочку на меня не кати — я свой, и вас не брошу.

— А чего ж ты тогда к Мадьяру собрался?!

— Сказал же тебе, дебилу, хочу влиться в его банду. Убить его самого, и его парней — сколько получится.

— Да сядьте вы! — кричу я, понимая, что если не вмешаться, они сейчас и в самом деле передерутся. — Марат дело говорит, только не к месту. Нам сейчас думать надо о том, что с «восьмеркой» делать. Если он хоть пальцем моего Колю тронет, я к нему сама приеду, на грузовике… А в кузов боеголовку перехватчика положу, посерьезнее. Чтоб лес вокруг меня на полста километров выкосило. Так что, Марат, иди туда, но не сейчас. Я тебе верю. Был бы предателем — ушел бы тайком…

Мужчины усаживаются обратно на кровати, зло зыркая друг на друга глазами и беззвучно шевеля губами под вой сирены воздушной тревоги.

— Сережа, уймись. — продолжаю я. — Скажи, лучше, ты со мной?

— Ты, я так понимаю, все равно отправишься к «восьмерке»?

— Да. Там мой сын!

— Тогда я с тобой. — говорит Сергей. — Тебя ж на минуту оставить нельзя! То на аморфа напорешься, то белку в завод притащишь.

Вика сидит на постели рядом со мной, явно считая себя полноправным членом «бегуньего лазарета», а вот про ту историю с аморфом мне и вспоминать-то не хочется. Тварь запрыгнула в кузов моего бортовика, и принялась жрать все, что попадалось ей под руку. Охота в тот день была более чем удачная, поэтому на завод мы везли тонны полторы — две оленины, крольчатины и даже свинины. Ну и, само собой, что к пище, которой касался аморф, пусть она хоть в жерле реактора будет сварена, никто и никогда уже не притронется. Мой напарник, пятидесятилетний снабженец Василий, и так сидел всю дорогу, оцепенев от страха — еще бы, отправиться на охоту вдвоем с бегуном. А тут еще и аморф к нам в кузов залез. Патроны мы тогда извели все под частую — не даром же столько дичи настреляли…. В общем, я замолотила чертову тварь прикладом винтовки. Сшибла урода с кузова, и буквально раскатала по снегу. Разорвала на части, в то время, как этот гад Василий уже подъезжал к заводу, крича постовым, что бегунью сожрал аморф.

Толя с Сергеем сломя голову понеслись в Безмолвие, выпотрашивать мои недопереваренные останки из этой разросшейся амебы, и тут им навстречу появляюсь я. И не просто появляюсь — когда это я просто так появлялась? Спрыгиваю с дерева Сергею на шею. Пошутила… У него рефлексы — будь здоров… Так приложил меня головой о ствол, что на завод меня вносили без сознания. Зато потом сам признавался, что в тот момент его чуть кондратий не хватил.

И не смотря на все это, он со мной…

— Толя, а ты? — спрашиваю я. — Поедешь с нами?

Как же приятно произносить это «с нами»! Знать, что я уже не одна…

— Спрашиваешь! У меня в «восьмерке» бывшая любовница живет. Стерва, конечно, но не отдавать же ее Мадьяру. Или моя, или ничья.

— Марат?