Свой грузовик я заметила примерно через час бега по Черному Безмолвию, растаявший снег которого начал, понемногу, подмерзать, вновь обращаясь в лед, так что, я уже не бежала а, скорее, летела по гладкой поверхности этого гигантского катка. Бомбоделу, видимо, тоже приходилось не сладко — вести машину по этой жути сумеет далеко не каждый а, учитывая что он еще и первый раз за рулем — эта поездочка с ее взрывами, гололедом, да еще и мной, поедающей человечину, наверняка показалась ему кромешным адом.

Ускорившись, и углубив порог, чтобы легче было нестись по льду, улавливая его малейшие неровности и дуновения попутного ветра, я бегу за грузовиком, уже предвкушая дальнейшее комфортное путешествие к заводу. Металлическая кабина худо-бедно но защитит от радиации, да и пронизывающий холод не будет больше хватать за верхушки легких. Конечно, бегуну холод не помеха, но для поддержания температуры тела на нужном уровне тоже требуется энергия, а это — вновь слабина перед надвигающейся лучевой болезнью.

Грузовику досталось основательно — краска обгорела, фургон покорежен и погнут, особенно сверху, куда, видимо, и пришелся основной удар взрывной волны. Однако, стекла каким-то чудом уцелели, хотя, отсюда я не вижу, в каком состоянии лобовое. Но ведь цел, зараза, цел! Движок рычит, колеса крутятся — пережил мой «ЗИЛок» ядерную катавасию, а значит, защитил и Антона, спас от смерти!

В общем-то, Бомбоделом я могла бы гордиться — шел он плавно и аккуратно, правда, уж больно медленно, да и не замечал ничего, что творилось у него за спиной. Я нагоняю грузовик и, без труда затаившись вне поля обзора боковых зеркал (в которые он, наверняка и не смотрит), некоторое время скольжу, прицепившись к «ЗИЛу» позади его, а затем, убедившись в том, что Бомбодел смотрит лишь на дорогу перед собой, цепляясь за выступы фургона, приближаюсь к водительской двери. Детство в одном месте играет, черт меня дери! Пошутить решила…

Я рывком открываю дверь и впрыгиваю в кабину с громогласным воплем «А-а-а-а, Бля!» Бомбодел дергается сначала ко мне, видимо намереваясь ударить меня чем-нибудь — отбиться, выкинуть меня из машины, но затем, бросив на меня один лишь взгляд, отшатывается назад, выпуская из рук руль. Мои рефлексы срабатывают безотказно — я хватаюсь за руль, выравнивая грузовик на скользком ледовом поле, и лишь затем в голову приходит мысль о том, как же жутко выглядит мой подопечный. Нос разбит, верхняя губа рассечена — видимо его здорово тряхнуло взрывной волной, и шибануло то ли об руль, то ли еще обо что.

— Это вы… — с трудом выдавливает он из себя, сползая с ручки переключения скоростей на пассажирское сиденье. — Вы меня напугали…

— Ясен пень, напугала! — бодро отвечаю я, стараясь напустить на себя веселый вид, — Так и было задумано.

Одновременно до меня доходит и тот факт, что он ТОЛЬКО ЧТО понял, что перед ним я, а перед этим, ведь, сначала пытался сбить меня подножки, а потом отскочил в сторону. Если он тогда еще не знал, что я — это я, то почему же не ударил?

— Я вас не узнал. — отвечает он на мой незаданный вопрос, — Смотрю, в кабину ко мне лезет нечто — чуть не обделалася со страху.

Видимо, шок от пережитого добавил ему смелости. Раньше он не то, что выразиться при мне не решался — вообще боялся открыть рот. А теперь, вот…

Я ловлю свое отражение в зеркале заднего вида и, сначала, тоже не узнаю себя, затем, на секунду, пугаюсь, и лишь потом приходит облегчение, вместе с приступом гомерического хохота. Бомбодел с опаской косится на петляющий в моих руках руль, и вообще, видимо, решает для себя, что взрывом мне окончательно стряхнуло мозги. Его реакция, в общем-то, понятна — когда на ходу в твой автомобиль впрыгивает окровавленное нечто, лицо, (или морда?) которого перемазано сажей вперемешку с запекшейся кровью — трудно узнать в этом существе твою недавнюю спутницу, с которой ты и знаком-то всего пару часов.

— С вами все нормально? — спрашивает он, наконец, чем окончательно добивает меня, и я вынуждена нажать на тормоз, чтобы не загнать грузовик в яму, сугроб, или какую-нибудь скалу.

— Нормально. — отвечаю, наконец, я — Просто уж больно смешно мы с тобой выглядим. Тебя тоже вон как разукрасило! Что с тобой приключилось то, пока меня рядом не было?

Он, кажется, даже не обиделся на этот покровительственный тон, или признал, что годится мне в сыновья не столько по возрасту, сколько по знанию этого мира.

— Ну, я, в общем, ехал, как вы сказали, а потом шарахнуло.

Коротко, но ясно. Вот только, шарахнуло — это мягко сказано.

— …Меня повело влево и впечатало в какую-то скалу. Я, видимо, стукнулся обо что-то головой и, потому, потерял сознание. Не знаю, через сколько очнулся, но хоть очнулся — и на этом уже спасибо.

Точно подмечено, парень. Спасибо, что жив остался. Немногие могут похвастаться тем, что оказались в эпицентре ядерного взрыва, пусть и под защитой грузовика, и выбрались живыми.

— …Ну, прикинул направление и поехал туда, куда, как мне казалось, вы указывали. А потом… Потом вы ко мне вломились!

При воспоминании о том, как я «вломилась», меня снова пробивает смех.

— Молодец. — говорю я, — Направление выбрал верное… Я, ведь, тебя догнала, идя к заводу, если, конечно, сама с пути не сбилась, а это просто нереально.

Я снова трогаюсь с места, набирая куда большую скорость, чем та, с которой ехал Бомбодел. Он опасливо смотрит на спидометр, показывающий сто двадцать километров в час, а затем переводит взгляд на меня. Мол, не разобьемся? Я сбрасываю скорость, демонстративно указывая ему на спидометр — картина та же, стрелка намертво зависла на ста двадцати. На деле мы не делаем и шестидесяти. Антон тяжело вздыхает, но успокаивается.

Впереди мелькает что-то необычное, и я вновь углубляю порог, всматриваясь в темноту. Точно, пост завода! Почти приехали.