поведение людей, нежели то, к которому Павел успел привыкнуть в Москве. Впрочем, это удивило его не так уж сильно, поскольку жизнь глубинки всегда отличается от жизни в столице. Не важно, в Японии, Америке, России — провинция всегда остается провинцией.

В Северобайкальске люди, казалось, вообще никуда не спешили, и даже городской аэропорт, в котором по определению обязана кипеть жизнь, казался эталоном спокойствия и невозмутимости…. Впрочем, не так уж сильно все это отличалось от провинциального Глинска…

Памятуя о своих первых приключениях в Москве, а также о русских карманниках и мошенниках, Павел шел к стоянке такси, оглядываясь по сторонам и машинально отмечая по дороге, что пока не замечает вокруг отпетых уголовников, сосланных сюда в годы советской власти. Город как город, люди — как люди.

Один из таксистов, первым заметив Павла, двинулся ему навстречу.

— Ищите такси? — спросил он. — Куда вам?

— На вокзал… Или на автовокзал, — засомневался Павел, а затем, вспомнив о том, что рассказывал ему Женя, окончательно решил: — Нет, точно, на автовокзал!

А Женя, повествуя Павлу о жизни в русской глубинке, говорил среди прочего и об одной крайне интересной особенности русских. Во всех странах, во всем мире, люди старались селиться сначала по берегам рек — то есть там, где была пресная вода и были возможны судоходство и торговля. Затем, с появлением железных дорог, деревни и города начинали возникать вокруг железнодорожных путей. Более мелкие городки и поселки строились также поблизости от автомагистралей… Но только не в Сибири! Несмотря на Транссибирскую магистраль, а затем и БАМ, деревни здесь возникали сами по себе по абсолютно непонятным нормальному человеку причинам. Какой-нибудь беглый каторжник селился в глухом лесу, подальше от всех поселений, затем к нему случайно забредал другой и строил свою хату рядом с его… потом приходил третий, четвертый, десятый… Все они обзаводились женами, хозяйством… Через пару десятков лет у них вырастали дети, деревня разрасталась и рано или поздно к ней прокладывалась дорога. Впрочем, дороги в России (а в Сибири — особенно) были настолько относительным понятием, что Павел до сих пор удивлялся способности русской техники передвигаться по этой бесконечной череде ям, рытвин и колдобин. Как в свое время говаривал Черчилль, «в России нет дорог, в ней есть лишь направления». То, что в Англии называли широкой тропой, в России гордо именовалось проселочной дорогой. И, более того, по ней, как выяснилось, даже ходили автобусы.

Исходя из того, что крохотной Урыкты не было ни на одной карте, добраться до нее было возможно, наверное, лишь на автобусе.

— А куда вы конкретно едете? — прервал раздумья Павла таксист, надеясь вытянуть из клиента побольше денег. — Может, я вас прямо до места довезу?

— В Урыкту, — ответил Павел. — Знаете, где это?

— Примерно… — разочарованно протянул таксист. — Но туда я вас точно не повезу. Такие поездки не для моей машины.

«Жигуленок» с шашечками на дверях и в самом деле больше походил на большое ведро с гайками, но тем не менее бежал довольно резво, без труда разгоняясь на прямых участках дороги почти до сотни.

— А далеко она? — спросил Павел.

— Да нет, не очень… Километров полтораста будет.

— Сколько-сколько?

— Сто пятьдесят, или около того.

Павел присвистнул, поражаясь Сибирской манере измерения расстояний. Это у них называется недалеко?! Впрочем, пролетая на самолете над тайгой, он отметил про себя, что если бы на всей этой громадной территории возвести, если не небоскребы, то хотя бы обыкновенные двух или трех-этажные дома, то только в одной Сибири могли бы одновременно жить все люди мира, да и то великое множество домов осталось бы незаселенным.

— А автобусы хоть туда ходят?

— Туда — не думаю, а вот до Оленьего Ключа — точно. Сам ездил…

— Какого ключа?

— Олений Ключ. Это поселок такой, неподалеку от вашей деревни.

— А «неподалеку» — это сколько?

— Да рядом совсем. Километров десять! Из Урыкты туда бабушки пешком ходят, молоком на базаре торговать.

Представив себе пожилую английскую леди, топающую по узенькой тропинке, окруженной тайгой, Павел поежился. Вообразив, что эта леди с огромной алюминиевой флягой идет на рынок продавать молоко, в ужасе закрыл глаза… А поняв, что эти десять километров предстоит отмахать ему, и вовсе помянул недобрым словом Ермака — покорителя, чтоб ему, Сибири!

Расписание движения автобусов ввергло Павла в шок. Ближайший автобус до Оленьего Ключа ожидался через восемь часов. Хотя, это было вполне логично — кому может потребоваться часто ездить в такую дыру? Выйдя на улицу, он принялся исследовать ближайшие киоски на предмет «чего-нибудь перекусить». Одновременно Павел прислушивался к выкрикам мужчин, прохаживающихся в толпе. «До Дельбичинды! Машина до Дельбичинды!», «До Маркиной ирели! Четыреста до Маркиной ирели!» «До Оленьего Ключа…» Услышав знакомое название Павел, тут же забыл о пустом желудке и двинулся к мужчине в кожаном жилете, выкрикивавшему название поселка.

— Скоро отправляетесь? — спросил он, быстро разобравшись в ситуации. Видимо, помимо обычных междугородних маршрутов здесь действовала целая система частного извоза…

— Как полную машину наберем, так сразу и поедем.

Водитель кивнул на приткнувшуюся среди «ПАЗиков» и «Икарусов» одинокую «ГАЗель», салон которой был заполнен примерно до половины. Кивнув, Павел забрался внутрь, едва не стукнувшись головой о перекладину над дверцей (над которой, внутри салона, висела табличка, заботливо прибитая каким-то юмористом и предупреждавшая: «Место для удара головой»). Публика в салоне «ГАЗели» подобралась самая разношерстная — от одиноких старушек, которые, впрочем, тут же перезнакомились и горячо принялись обсуждать сексуальную ориентацию Российской политической элиты, до двух изрядно подвыпивших субъектов, которые попросту спали, привалившись друг к другу. Вспомнив поездку из Глинска и мутную жидкость в бутыли, Павел поежился и с интересом взглянул на этих двоих. Интересно, сколько этой дряни нужно было осилить, чтобы упиться вот так, вдребезги?

Простояв на автовокзале еще минут двадцать, «ГАЗель» все же набилась под завязку и плавно тронулась с места… Соизмерив расстояние со средней скоростью этой колымаги, Павел решил поспать и скоро вправду задремал, крепко сжимая ручку своей сумки-баула — кто знает, а вдруг местные воры способны свистнуть сумку со всеми вещами прямо на ходу? Вспоминая о том, как в первые дни жизни в Москве у него увели сначала бумажник, а затем новенький фотоаппарат, Павел был вполне готов поверить в мистические таланты карманников и разного рода «гоп-стопников», тем паче, что сам нередко сталкивался с Наделенными, которые, используя свои способности, банально наживались на кражах…

Скоро дрема перешла в глубокий сон, в котором Павлу снились попеременно то Валя, с улыбкой потягивающая к нему руку и зовущая к себе, то Георгий, стремительно приближающийся с занесенным для удара мечом. Иногда сновидения причудливо переплетались между собой, и Павел отражал нападение Вали, которая с перекошенным от злобы лицом рубилась с ним на мечах. Тут же присутствовал Георгий, который о чем-то беседовал с МакКормиком, при этом распивая с ним на двоих бутыль самогона.

Проснулся Павел от резкого толчка — должно быть, машина налетела на какой-то камень. Взглянув на часы он убедился в том, что проспал почти три часа, а сверившись со своими внутренними ощущениями, решил, что воздух Сибирской тайги и в самом деле творит чудеса, сравнимые с чудесами бабушкиной книги заклинаний. Несмотря на тряску, неудобную позу и бензиновый «кумар» в салоне, Павел чувствовал себя выспавшимся и отдохнувшим.

Он выглянул в окно, пытаясь хоть как-то сориентироваться на местности. За окном простиралась тайга, подступая практически к самой дороге, которую, кстати, и дорогой-то назвать было трудно. Хорошо утоптанная (точнее — укатанная) тропинка, по которой летела, переваливаясь с боку на бок, «ГАЗель», уходила вперед — в неведомые таежные кущи. Пассажиров в салоне значительно поубавилось — должно быть, сошли по дороге. Сейчас, помимо Павла, в машине находились лишь одна старушка, из сумки которой выглядывала отъевшаяся кошачья морда, две мирно беседующие женщины, да паренек лет шестнадцати, уткнувшийся в какую-то книжку. На переднем сиденье, рядом с водителем, оживленно трещала девушка примерно тех же лет, что и парень с книгой. Она что-то рассказывала водителю о своих родственниках и жизни в деревне. Ближе всех к Павлу сидел парень с книжкой, поэтому именно к нему он первым делом и решил обратиться.

— Не подскажешь, до Оленьего Ключа еще далеко?

Оторвавшись от книги («Развитие патологических сообществ» — с удивлением и некоторым уважением прочел Павел на обложке), парень поднял на него глаза, бросил взгляд за окно и наконец ответил:

— Минут двадцать ходу.

Решив, что спрашивать, как он определил это, не стоит, Павел продолжил:

— А как от Ключа до Урыкты добраться, не подскажешь?

— Пешком — часа полтора. Может, машину поймаешь, если повезет.

И парень снова углубился в свою книжку, забыв о существовании Павла, а заодно и других пассажиров. Такой концентрации сознания можно было лишь позавидовать. Из такого, пожалуй, мог бы выйти идеальный ученик для Моримото. Он бы сделал из него мудреца, в то время как из Павла получился лишь воин. Да и то, надо сказать, далеко не всемогущий.

Гоня от себя мрачные мысли, Павел выбрался из машины, бросил взгляд на расположенный несколько в отдалении Олений Ключ. Поселок как поселок, ничего особенного. Немного побродив по поселку и перекусив «домашними пирожками», проданными ему услужливой бабушкой, Павел наконец вышел из поселка на дорогу, ведущую в Урыкту. Дорога эта была лучше, чем та, по которой он добирался сюда — она, по крайней мере, была укатана асфальтом. Правда, сделано это было еще при царе Горохе. Но по крайней мере идти по этому покрытию было можно, да и ехать при желании, наверное, тоже.

Примерно через двадцать минут Павел услышал позади себя утробный гул. Обернувшись, он махнул рукой, прося водителя «ЗИЛа» подбросить.

— В Урыкту? — спросил бородатый мужик, сидящий за рулем. — Запрыгивай.

И ни слова о деньгах! После предприимчивых московских таксистов и поистине фантастических цен на самолет Павла весьма удивил такой оборот дела.

— Э… Простите, — начал он, когда машина уже отмахала километра два. — А сколько с меня?

— Денег что ли? — удивился водитель. — А сколько не жалко, столько и дай. Ты, я смотрю, одет неплохо, значит деньжата должны водиться. Ну а если нет — хрен с ними, мне ж по пути, так я подвезу.

— Спасибо… — протянул Павел, не зная, как реагировать на происходящее.

— Да не за что. Ты откуда к нам?

— Из Москвы, — честно ответил Павел.

— Ни х…я себе! — присвистнул водитель, — Ну что ж, москвич, будем знакомы. Андрей.

— Павел…

Андрей протянул широкую, заскорузлую пятерню и пожал руку Павлу.

— И чего тебя понесло в нашу глухомань?

— Да старичка мне одного разыскать нужно…

— Уж не Даганда ли? — усмехнулся Андрей и, видя, как вытянулось лицо попутчика, тут же объяснил: — Просто я точно знаю, что если кто к нам едет, особенно издалека, то это к нему, к Даганду. И не старичок он, а старец. Лет ему — немерено! Я тут живу полста лет, и сколько себя помню, столько дед Даганд здесь жил… И не меняется он совсем, как будто не стареет. Походка крепкая, пружинистая, по хозяйству все делает сам… А сколько ему лет — по лицу не поймешь, сколько себя помню, он всегда бороду носил…

— А зачем к нему едут?