своему слову?
— Нет, — равнодушно ответил Павел. — И мне все равно. Ты не знаешь меня, и не знаешь тех двоих…
— Сейчас ты скажешь, что если мы убьем вас, то придут другие, — подхватил Георгий.
— Нет, не скажу. Другие не придут. Никто из Иерархии не сунется в Москву, и тебе, как бывшему члену Ордена это должно быть прекрасно известно.
Всю последнюю неделю Павел гадал, известно Георгию о его перемещениях, или нет, знает он, куда, и главное — зачем ездил Павел? А может, Георгий полагает, что он умчался за помощью в Великобританию, откуда и привез Чен и Крашевского?
Теперь по вытянувшемуся лицу противника Павел мог точно сказать: Георгий не знал о его поездке на Байкал.
— Откуда тебе это известно? — совладав с собой, спросил Георгий. — Иерархия считала меня мертвым! Они не могли сказать тебе.
— Как видишь, не все тебя похоронили. Кое-кто из моих друзей знал, где ты скрываешься и в каком облике. И даже — на чьей стороне. Может, просветишь меня, как Рыцарь Ордена мог стать Темным вурдалаком?
Григорий молчал, дымил сигаретой и глядел в потолок. Наконец он швырнул окурок в урну и вновь заговорил.
— Скажи, Пол, почему ты служишь Иерархии?
— Я не служу Ордену, я его полноправный член.
— Это детали… Ты служишь Ордену, убиваешь по его заказу, крушишь Темных направо и налево, не думая о себе. Зачем все это?
— Баланс. Равновесие. Или победа Света над Игни Этферро.
— Ты веришь в это?
— Нет, — не раздумывая ответил Павел. — Зло неуничтожимо. Тьма будет существовать всегда. Но Орден стремится к тому, чтобы ее было как можно меньше.
— Значит, ты борешься с Темными ради сохранения баланса? Пусть так. А теперь скажи мне, что это дает лично тебе?
— Я чист… Во мне есть Свет.
— А во мне есть Тьма! И какая же между ними разница, Пол? Свет, Тьма — не все ли равно, на чьей стороне стоять? Ты скажешь, что помогаешь людям, спасаешь их от порождений Тьмы? Но я тоже помогаю людям, только другим, не таким, за которых стоишь ты. Я тоже поддерживаю равновесие, только по-своему. Почему ты решил, что люди хотят жить при Свете? Очень многие хотят, чтобы мир погрузился в вечную Тьму. Ты борешься за тех, я борюсь за этих. Но есть между нами одна принципиальная разница. Угадай, какая? Не знаешь? Подумай, что ждет тебя в конце? Смерть, как и всех! Как рыцарей Ордена, как простых людей, живущих в этом мире! А что там? Что за тоннелем, который видят многие мои пациенты, пережившие остановку сердца? Причем, заметь, некоторые видят светлый тоннель, в конце которого таится Тьма, а некоторые — темный, но со светом в конце пути. Даже мы, Наделенные, не можем заглянуть за границы этого тоннеля! Даже мы с тобой не знаем, что ждет нас на той стороне. И, поверь, этого не знает никто — ни твой МакКормик, глава Британского отделения Ордена, ни Эжен Муатье, руководящий всем Орденом в целом! Никто из них никогда не признается в этом, но все они до единого боятся этого тоннеля. Боятся смерти! И ты боишься… Твоя жизнь коротка, и очень скоро она оборвется, когда кто-то ТАМ, наверху, решит, что хватит уже Полу Тейлору топтать эту землю. А я же, в отличие от тебя, получил отсрочку! Пройдет сто, двести, триста лет — уйдет и Муатье, уйдет и МакКормик, и Пол Тейлор, которого убьют гораздо раньше, так как он очень любит совать нос не в свои дела! А я останусь! Я буду жить, если не вечно, то по крайней мере очень и очень долго. До тех пор, пока не надоест! А надоест мне ой как не скоро!
— Так ты поэтому встал на сторону Игни Этферро? Из банального страха смерти?
— Банального? — усмехнулся Григорий. — Пусть так. Если упростить все до твоего уровня понимания.
— А зачем тебе Валя?
— Я уже говорил, твоя женщина мне не нужна. Забирай ее и катись на все четыре стороны. Не я швырнул ее под машину — это были ребята Лариски. Я даже не знал об этом, пока ее не привезли ко мне в больницу… Ну а тут… Ты видел моих маленьких сторожевых песиков у входа? Они сканируют, хотя и на поверхностном уровне, но зато каждого, кто переступает этот порог. Когда ее ввезли в здание, мои песики ощутили Светлую ауру, и немедленно доложили мне. Вначале я подумал, что к нам пожаловал Светляк. Ну, знаешь, все эти события на Манежной… А потом, когда я понял, что ее аура — лишь отпечаток твоей, я погрузил ее в глубокий транс.
— Хотел выпроводить меня из этой страны?
— Именно так.
— Тогда скажи, — Павел даже привстал со стула, чтобы не упустить ответа на тот вопрос, что интересовал его все это время. — Почему было просто не убить меня? Несчастный случай, вполне земной киллер из числа людей… Наконец, ты несколько раз мог убить меня, когда мы дрались здесь, в твоем кабинете! Почему ты не убил меня, а именно хотел выпроводить из страны?
— Об этом ты спросишь у Эжена, когда увидишь его. Думаю, он расскажет тебе.
Павел опустился обратно на стул и подпер голову кулаком. Это был не тот ответ, которого он ожидал. В кармане вдруг завибрировал сотовый.
— Прошу прощения, — буркнул он Григорию, принимая звонок. Определитель сообщал о том, что ему звонил Анджей Крашевский.
— Да, — сказал Павел в трубку, ни на секунду не спуская глаз с Григория, который все также сидел за столом, закуривая еще одну сигарету.
— Что у тебя там?
— Пока ничего, — проворчал в ответ Павел. — Беседуем.
— Мы с Чжоу чувствуем присутствие.
Павел напрягся. Под «присутствием» Рыцари Ордена понимали ощущение, когда кто-то сканирует тебя, или накладывает какое-либо заклятье, но ты не видишь, с кем имеешь дело. Ощущение присутствия было сравнимо с чувством, когда на пустынной улице кто-то вдруг пристально смотрит тебе между лопаток. Или просто следит за тобой.
— Будьте внимательней, я скоро! — сказал он, отключаясь.
Григорий невозмутимо курил.
— Твои люди рядом? — спросил Павел.
— Конечно. Они пока что не ввязываются в бой, нам это выгодно ничуть не больше, чем вам. Мы ведь разнесем больницу в клочья. Рухнет все, что я строил несколько лет, все мое прикрытие, вся моя жизнь. Вы же наверняка не хотите, чтобы пострадал кто-то из больных, не так ли?
— Именно так.
Намек Георгия был прост и прозрачен. Говоря простым русским языком, Павлу «забивали стрелку».
— Где встретимся? — спросил он, поднимаясь со стула.
— Парк Победы тебя устроит? В два часа ночи, когда окончательно стемнеет, и никакой заблудший турист нам не помешает.
— Ты и я?
— Нет, вы и мы.
— Подходит.
Павел направился к двери, и уже открыв ее, вновь обернулся к Георгию.
— Скажи, как тебя звали раньше? До того, как ты стал Георгием?
— Банально и прозаически. Том Стивенс… Ты ждал чего-то другого?
Павел не ответил. Он молча вышел из кабинета и зашагал к выходу. Лишь в фойе он задержался на секунду, чтобы поговорить с дежурной сестрой.
— Давно вы здесь работаете? — спросил он. Девушка и в самом деле не помнила, что всего несколько минут назад разговаривала с ним.
— Два года, — улыбнулась она, видимо думая, что этот симпатичный молодой человек просто желает с ней познакомиться.
— Если завтра — послезавтра я не зайду и не поставлю вам бутылку коньяка — увольняйтесь отсюда, хорошо?
С этими словами он повернулся к выходу и пошел прочь, не реагируя ни на удивленное «Почему?», ни на вопросительный взгляд, который ощущал между лопаток…
Анджей и Чжоу прогуливались неподалеку. Увидев Павла, они поспешили навстречу.
— Ну? — требовательно спросила Чжоу.
— Встречаемся с ним и его ребятами сегодня в 2 часа ночи в парке Победы.
— Как и следовало ожидать, вежливого предложения сдаться твой Георгий не принял? Вызывает тебя на поединок?
— Нет. Вызывает НАС на бойню.
Анджей задумчиво хмыкнул, оглядываясь по сторонам.
— Едва ты вышел, — сказал он, — как они отпустили нас. А до того — следили цепко, будто ищейки, идущие по следу. Пасли неотступно… Я, честно признаться, ожидал, что бойня будет прямо здесь. Уже приготовился…
Крашевский до половины вынул кисть руки из кармана, демонстрируя пистолет, пули в котором были сделаны из специального сплава свинца с серебром и начинены вытяжкой из осинового дерева.
— Еще постреляешь! — усмехнулся Павел, беря друзей под руки. — Пойдемте, у нас есть время до двух часов. Отдохнем перед боем?
Конечно, гораздо логичнее было бы провести оставшееся время, тренируясь и доводя свое тело до идеальной подвижности, а разум — до кристальной чистоты. Но друзьям, не видевшимся несколько месяцев, гораздо больше хотелось хоть ненадолго забыть о предстоящем сражении и о своей работе в Ордене. Поэтому все трое, не сговариваясь, предпочли ресторан тренировочному залу.
Ночная Москва была прекрасна… Это признали все: и Павел, сердце которого отныне принадлежало этому городу, и Чжоу, и Анджей.
— Почти как Париж! — восклицала Чжоу, радостно вышагивая по Минской улице в направлении парка Победы. — Москва, конечно, на него похожа, как я на москвичку, но все же определенно что-то общее имеется. Не во внешнем исполнении, не в лице, так сказать…
— А в душе! — подхватил Крашевский. — Интересно, есть ли у городов души?
— Стоп! — скомандовала Чжоу, как только они миновали Кутузовский проспект. — Время — час тридцать, парк — перед нами. Как самый благоразумный человек среди нас троих, принимаю командование на себя.
— Согласен, — заявил Павел, давно понявший, что несмотря на все положительные качества Анджея и их крепкую дружбу, он оставался ему соперником практически во всем. Еще только вступив в Орден, они уже соревновались в меткости, скорости, и банальном, чисто юношеском виде спорта: под неофициальным названием «Кто красивее вляпается в приключение». Когда-то, коротая вечер в одном из Лондонских ресторанов так же, как и сейчас, вместе с Чжоу, они даже поспорили, кто из них красивее умрет. Чжоу, правда, отказалась быть свидетелем этого спора и добавила, что если он все же состоится, то умрут они оба одинаково — от ее руки… По идее командовать операцией должен был Павел, как лучше знающий Москву и русских Темных, но при этом всегда был шанс, что своенравный Анджей воспротивится какому-либо его решению…
— Протестую! — возмутился Крашевский. — Пол лучше знает местность и нравы.
— Два голоса против одного! — подвела итог Чжоу. — Победа за демократией и за мной. Так что вперед, господа. Будет драка!