шагами уходит. Хорошенькое дело! Что мне делать? К счастью, мне не двадцать, а сорок два, и я смогу постоять за себя!

Аккуратно снимаю свое белое платье и вешаю его в шкаф. Остаюсь в белье. Потом надеваю самую толстую фланелевую пижаму, какая только у меня есть, красную в белый цветочек, глухую и жутко теплую. Для моих целей подходящую!

Потом сажусь на диван и жду.

Время идет.

Слышу плеск воды. Потом фен. Потом все стихает. Что он делает? Почему не возвращается?

Бесшумно поднимаюсь, прокрадываюсь на цыпочках по коридору и заглядываю в приотворенную дверь. О нет! Только не это! Увиденное подтверждает мои самые страшные подозрения! Янник склонился над раковиной и стирает свои трусы! Я крадусь назад и опускаюсь на стул. Нет! Нет! Нет!

Мне не нужен больше мужчина, который стирает у меня свои трусы. Это значит, что у него нет дома Что никто о нем не заботится. Что он живет где-нибудь в комнате на чердаке без горячей воды. Что у него нет стиральной машины. Это значит, что он дни (и ночи!) напролет неизвестно где мотался. Масса дурных предчувствий проносится в голове, если мужчина при первом свидании стирает в моей ванной свое белье

Поэтому он не заплатил в кафе. У него нет денег. Поэтому не пригласил меня в ресторан. Поэтому мои три комнаты показались ему такими огромными

Янник возвращается с мокрым предметом в руке.

— Куда это можно повесить? — Он оглядывается в комнате. Сейчас будет катастрофа!

— На полотенцесушитель! В ванной! — кричу я громче, чем хотела, и вскакиваю как от удара током. Он оторопело смотрит на меня. О моих мыслях он не догадывается.

А я вспоминаю Билли. Билли из Манчестера (кратко и отнюдь не сладко), бросившего свои мокрые трусы на торшер, на ценнейший белый шелковый абажур, который тут же покрылся пятнами. Меня чуть удар не хватил.

— Ты рехнулся? — закричала я тогда в ужасе. Он недоуменно посмотрел на меня:

— Разве я плохо придумал? Ведь уже не топят, а от лампы исходит приятное тепло!

Больше я его никогда не приглашала.

Янник не ищет торшера. В дискуссию он тоже не вдается, поворачивается на пятках и исчезает в коридоре. Тем не менее, от его былого шарма не осталось и следа!

Пытаюсь успокоить себя. Глубоко дышу и сажусь на диван. Подбираю под себя ноги и упираюсь головой в коленки. Почему я так нервничаю?

Мне вдруг вспоминается Алистер, мой экс-друг из Нью-Йорка. Актер-неудачник. Я познакомилась с ним в прачечной самообслуживания.

— Мне нужен кто-нибудь, кто бы взял на себя на один месяц заботы обо мне! — сказал он с преданным собачьим взглядом. Гениальная фраза! — Через месяц я опять встану на ноги. Если я никого не найду, я покончу с собой! — Я подумала: месяц пролетит быстро. Алистер въехал — и остался навсегда! Мне пришлось искать новую квартиру, чтобы избавиться от него, через год! Он не работал. Всегда был уставшим. Слишком много пил. Я кормила его, против своей воли, при этом денег у меня тогда было больше, чем сейчас!

Нет! Я больше не дам себя использовать сильному полу — ни в качестве трамплина для получения наследства, ни в качестве золотой гусыни. Прощай, Янник!

Я, женщина, сама добилась этой квартиры, и я по уши сыта взрослыми мужчинами, которые не в состоянии заработать на стиральную машину.

Завтра он наверняка попросит одолжить ему пятьсот франков. А потом пойдет на кухню, сунет нос в мой холодильник и будет недоволен тем, что там нет его любимой колбасы!

Я знаю, о чем говорю: если мужчина стирает в моей раковине свои трусы, он точно не может быть поверенным крупной фирмы, как заявил Янник. Если он там вахтер, уже хорошо!

Человек, стирающий трусы у чужих женщин, скорей всего безработный, от него ушла жена, а дети — в детском доме, не исключено, что он бездомный, может, его выселили принудительно, да, такое бывает летом в Париже. Вчера читала во «Франс Суар»: «Супружеская пара из Бельвиля полетела в кредит на Гавайи». До этого они три года не платили за квартиру. Когда они вернулись, квартира была опечатана, а мебель выброшена на помойку. Нет, от таких трагедий я предпочитаю держаться подальше!

У меня аллергия на судебных исполнителей, на долги и на мужчин, которые постоянно терпят банкротство. Я достаточно на все это насмотрелась ребенком в Вене. Не по телевизору, а дома, поскольку жизнь в семье художника даст сто очков любой самой захватывающей вечерней программе. Чего мы только не натерпелись, пока отец был никому не известным художником: неделями хлеб с маргарином, и больше ничего. Ни лампочек, ни горячей воды! Темное, неотапливаемое ателье! И печать судебного исполнителя на мольберте! Все! Эти времена позади. И я не вынесу мужчину, который напомнит мне о них. Меня сразу начинает тошнить. Нет уж, лучше я останусь одна!

Янник возвращается и останавливается передо мной.

Он нацелил мой махровый халат и теперь в недоумении таращится на мою розовую пижаму.

— Что это ты так укуталась?

— Голова заболела. И меня все время знобит!

— Бедняжка!

Янник гладит пальцы моих ног. Руки у него шершавые» И почему я этого раньше не заметила? Под ногтями грязь. Но пахнет он хорошо. Моим шампунем.

— Твой муж звонил? — желает он знать. Волосы его еще влажные.

Трясу головой.

— Почему же ты тогда такая молчаливая?

Он пытается меня поцеловать. Я не размыкаю губ. Он нежно гладит мою щеку, мой лоб. Наверняка он хороший любовник. Но я лежу неподвижно, как бревно.

Мокрые трусы меня парализовали!

Немного погодя он сдается. Подчеркнуто громко зевает. Желает мне спокойной ночи и засыпает, повернувшись ко мне спиной и не притронувшись ко мне. Утром он встает раньше меня, не говоря ни слова, готовит кофе и приносит мне его в постель. Потом натягивает высохшие трусы.

— Что ты сегодня делаешь? — спрашивает он как бы между прочим.

— Мне надо идти на работу.

— Жаль. А то бы я остался у тебя.

— Да, действительно жалко. В другой раз. Мы наверняка скоро встретимся опять в кафе.

Он не осмеливается спросить, можно ли ему остаться в квартире одному, это прибавляет ему очков! Может, все-таки встретиться с ним снова? Когда я буду больше зарабатывать и смогу позволить себе содержать безработного мужчину?

Но не успевает он уйти, как я меняю свое мнение.

Кухня пропахла табачищем, ванная тоже, я этого боялась! В туалете, в раковине, в кофейном фильтре — всюду торчат окурки. Газ не выключен, холодильник не закрыт. Все пепельницы в салоне переполнены через край. Повздыхав, начинаю наводить порядок. Странно, а вчера Янник утверждал, что не курит. Вот вам первая ложь. И почему ему не надо на работу? Поверенные не могут так просто отлынивать в начале недели, когда проходит большинство переговоров!

Почистив пылесосом ковры от пепла, быстро собираюсь сама, потому что мне предстоит тяжелый день. Пусть личная жизнь не клеится, зато в профессиональном смысле все в порядке! Я работаю у Глории, и мы получили заказ на номер-люкс в роскошном отеле у Лувра. Его на два года сняла одна американская кинозвезда и хочет все обставить заново. План я уже начертила, он принят. Сегодня нам предстоит обсуждать цвета. Она хочет только желтый, беж и голубой. И все должно сверкать! Это будет непросто!

А вечером я иду ужинать с одним клиентом. Там будет еще покруче!

Но я люблю свою работу, и сложности только придают мне силы. Как заставить блестеть бежевый и голубой? Я придумала! С помощью золота! Тут же предлагаю это красивой даме и показываю образцы. Она соглашается! Через час цвета выбраны, мебель обсуждена, и я сразу же обмеряю шторы. Если все будет