— Я украшаю дома и квартиры. У вас наметанный глаз, месье!

Он польщенно улыбается.

— Это верно. И я вижу, что вы когда-то уже носили серьги. Может быть, в детстве?

Я киваю. Мне прокалывали уши в Вене, когда мне было шесть лет. Но дырки постоянно воспалялись. Я месяц помучилась, а потом вынула сережки, и все опять заросло.

— Вам их неправильно прокололи, — поясняет ювелир, — слишком низко. Это удлиняет ваше лицо, делает его грустным. Мы проколем здесь! — Он ставит точку красным фломастером. — Место, где висят серьги, так же важно, как их форма. Мы поместим их повыше, вот здесь!

Он подносит солнечные диски к моим ушам. Выглядит потрясающе! Я смотрюсь в зеркало на стене и не могу оторваться.

— Серьги делают лицо привлекательным, — говорит ювелир. — Вы этого не знали? — Он протягивает руку и мягко убирает мои волосы назад. Жест ласковый. Я начинаю дрожать.

— Итак? — вкрадчиво спрашивает он. — Вы решились? Приступим? Или вы боитесь, мадам? — Это звучит как объяснение в любви.

— Нет-нет, — выпаливаю я. У меня вырывается непроизвольный вздох. — Я вам доверяю целиком и полностью.

— Прекрасно! Не двигайтесь. Все произойдет очень быстро!

Я так волнуюсь, что у меня стали влажными ладони. Сейчас этот загадочный мужчина проколет мне уши. Это почти как лишение невинности. Слишком интимно. Вот он близко подходит ко мне сзади и ощупывает мои мочки. От него хорошо пахнет. У него нежные, мягкие руки, и я чувствую на волосах его дыхание. Усилием воли заставляю себя стоять спокойно. Только не дрожать!

Но я знаю: мне достаточно обернуться — и я попаду в его объятия.

Чик! Первая сережка уже сидит. Чик! Второй выстрел. Немного тянет, но не больно.

— Садитесь, пожалуйста. — Ювелир заботливо приносит мне стул. — Хотите подкрепиться, мадам? Рюмочку ликера? Чашку кофе?

— Нет, спасибо! — Я сажусь, у меня дрожат ноги. Злюсь, но ничего не могу с собой поделать.

— Не сочтите за назойливость, мадам. У вас легкий акцент. Позвольте спросить, откуда вы родом?

— Из Вены, но живу в Париже. Мой муж — француз.

— Счастливчик! Я знаю ваш город, мадам. Очень красивый! В сокровищнице я там видел великолепные украшения. Это было два года назад. Я был и в Тироле. У вас очень красивая страна, мадам. Женщины там… очаровательные! Веселые… и страстные. — Он выжидающе смотрит на меня и мягко улыбается. Я улыбаюсь в ответ, но ничего не говорю. Он должен сделать первый шаг. Но могу поспорить, что он не рискнет. Его выразительные глаза излучают восхищение. Голубые они или серые? Не поймешь при этом свете.

Ювелир откашливается.

— Вы отдохнули, мадам? Тогда прикрепим солнца. Поднимите, пожалуйста, голову!

Он стоит совсем близко. Наклоняется, ловко манипулирует.

— Готово! — Он отступает, приподнимает рукой мой подбородок и любуется своей работой. — Отлично! — восклицает он, — просто сказка! Такое впечатление, что я их делал для вас!

Он приносит мне большое зеркало. Я встаю. Боже! Неужели это я? Чуточку золота — и уже выглядишь совсем иначе.

— Кто бы мог предположить? — Он отступает на два шага назад. — Поздравляю, мадам! Вы вскружите голову всем мужчинам!

Разглядываю свое отражение. Во мне появилось то, чего раньше так недоставало Фаусто! Что-то бесшабашное. Ветер свободы. Безропотная овечка, которой я так долго была, исчезла. А ведь раньше обмануть меня было настолько естественно, что об этом не стоило и говорить.

Поворачиваю голову. Солнца покачиваются, блестят, переливаются, у меня вид чувственной, роковой женщины. Я вдруг стала именно тем типом, за которым охотится Фаусто. Я просто родилась заново!

— Вы много сделали таких сережек? — спрашиваю я наконец.

— Нет, мадам. Они в единственном экземпляре. «Раритет, — добавляю я мысленно, — потому что такую красоту невозможно повторить».

— Вы великий художник, — улыбаюсь я ему.

— Спасибо за комплимент.

— Вы принимаете кредитные карточки?

— От вас я возьму все что угодно. И не забудьте каждый вечер поворачивать штифт в ухе. Если будет саднить, смажьте настоем ромашки.

— Большое спасибо, месье.

— Мерси, мадам… и, быть может, до свидания?

— Может быть. — Иду к двери.

— У вас не найдется сегодня вечером время? — быстро спрашивает он. Моя рука уже на ручке двери. — Я приглашаю вас на ужин.

Секунду медлю. Идти? Или не идти? Могла бы взять его с собой в «Еловый дом»! На одну безумную ночь. Но все мои любовные похождения пока были не слишком удачными. Кратко и пряно. Долго и сыро! А что делать, если он начнет скрести? Нет, на такой риск я не пойду. Я еду домой! Одна!

— Мне очень жаль, — отвечаю я, — но мне нужно вернуться в Париж. Тем не менее большое спасибо.

— Вы доставили бы мне удовольствие, мадам. Может, когда вернетесь?

— Может быть!

— И не разбивайте слишком много сердец, хорошо?

Счастливая, выхожу из магазина. Ох уж эти французы! Благослови их Господь! Они знают, как ухаживать за женщиной и рассеять ее печали. Да, ничто так не укрепляет чувство собственного достоинства, как прогулка по магазинам. Парочка симпатичных сережек — и ты уже чувствуешь себя феей из сказки, возносимой, обожаемой, неотразимой и чарующей! Облегчишь на пару франков свой кошелек, и ты уже другой человек!

На улице мне вслед свистят мужчины. День стал жарким, настоящее лето. Ну-ка, примерю еще раз красное платье.

Как я и предполагала, оно мне теперь в самый раз. Цвет тоже меня устраивает, не слишком кричащий — то, что надо. Сегодня для меня счастливый день!

Насвистывая, еду обратно в «Еловый дом». Каждый встречный водитель машет мне. Крестьяне на своих высоких тракторах таращатся на меня и потом чуть не сворачивают шеи.

В превосходном настроении ложусь вечером в постель. На следующее утро, в среду 21 июля, встаю ни свет ни заря. Моя ссылка закончилась.

Я, наконец, еду в Париж! Я предчувствую что-то неординарное, неожиданное, грандиозное. Меня просто распирает от счастья!

После завтрака долго и с наслаждением стою под душем, потом до блеска расчесываю волосы и накладываю легкий макияж. Полирую мягкой тряпочкой серьги, надеваю их, потом натягиваю новое платье и смотрюсь в большое зеркало в салоне. Ого! До сих пор не могу привыкнуть, но я действительно стала другой женщиной. Такой красавицей, что даже плюхаюсь на стул от неожиданности.

Но сидеть некогда, я бегу наверх и начинаю упаковывать свои чемоданы. Вдруг до меня доносится шум мотора. Если не ошибаюсь, это наша машина.

Осторожно выглядываю из окна. Так оно и есть. У зеленых самшитовых ворот стоит «ролле». Из него вылезает Фаусто. Чудненько! Он весьма кстати. Убираю голову и продолжаю упаковываться.

— Привет, — слышу вскоре за спиной его голос, немного запыхавшийся, потому что он взлетел по лестнице. — Что это ты там делаешь, дорогая?

Оборачиваюсь. Он стоит, прислонившись к двери, спортивный, весь в белом, слегка загорелый — картинка, а не мужчина. Я не видела его пять недель. Мое сердце начинает колотиться.

— Собираю чемоданы, — коротко говорю я.

— Почему, родная?

— Я возвращаюсь в Париж.