Быстро одевшись, она вышла из дому. Ни Вито, ни Санди даже не заметили этого.

От Холби-Хиллз до Родео-драйв, на которой располагался ее магазин, где продавались только роскошные, дорогие вещи, было всего несколько минут езды на машине, но даже за это короткое время Билли успела почувствовать, насколько восхитительно свежий, будоражащий кровь воздух ранней весны соответствует ее настроению. На погоду в дни присуждения «Оскара» всегда можно было положиться. Мировая телевизионная аудитория наблюдала Калифорнию только при прекрасных погодных условиях. Никто не видел бесконечных хмурых туманов по утрам в июне, когда у солнца словно нет сил пробиться сквозь плотные облака и оно появляется над городом лишь в полдень; никто не видел холодного, льющегося с темного январского неба дождя или, хуже того, белого слепящего солнца позднего лета, безжалостно палящего землю и вызывающего лесные пожары… Нет, Голливуд всегда умел продемонстрировать себя миру в самом выгодном свете. В этом весь Голливуд, думала Билли. В Билли все еще оставалось достаточно от жительницы Бостона, чтобы она могла с легкой насмешкой относиться к городу, который столь уверенно и долго надувал публику.

Проехав вниз по Родео-драйв, она свернула на подземную стоянку возле своего магазина, ощутив приятное чувство гордости, знакомое всем, у кого есть собственность. «Магазин Грез» — так назывался торговый центр — появился четыре года назад и являл собой воплощение ее самых невероятных и экстравагантных фантазий. Это был самый дорогой и роскошный магазин, какой только можно себе представить, и дела в нем шли очень успешно. Вчера, во время церемонии вручения «Оскара», Билли приняла решение открыть филиалы «Магазина Грез» во всех больших столицах мира. Там живут богатые женщины, жизнь которых состоит в том, чтобы развлекаться и ни в чем себе не отказывать; именно они олицетворяют собой тот очень ограниченный, но безгранично ненасытный класс потребителей, для которых и существуют такие магазины, как ее.

И все же, напомнила она себе, не стоит слишком торопиться и предпринимать какие-то важные шаги, не посоветовавшись прежде всего со Спайдером Эллиотом и Вэлентайн О'Нил. В новой компании, созданием которой займется ее юрист Джош Хиллман, она хотела сделать их своими партнерами. Спайдер, в прошлом фотограф, работавший в журналах мод, был теперь ее управляющим, и именно благодаря его идеям и безграничной фантазии им удалось придать магазину необходимый беззаботно-непринужденный стиль, обеспечивший успех. И уж конечно, она не смогла бы обойтись без Вэлентайн с ее врожденным парижским вкусом: она делала основные закупки и одновременно была модельером великолепных туалетов, которые шили на заказ — еще одна особенность «Магазина Грез». Несколько секунд, пока Билли ехала в лифте на третий этаж, где помещались офисы, показались ей вечностью: ей не терпелось поделиться с ними своими планами.

Как ни удивительно, она не нашла ни Спайдера, ни Вэлентайн. Секретарша Спайдера предположила, что они уехали за покупками. Вот уж в высшей степени странно, подумала Билли. Зачем куда-то ехать, если они находятся в «Магазине Грез», этой Мекке всех покупателей? Пережив еще одно разочарование, но упрямо настроившись не терять хорошего настроения — а может, они ищут подарок для Вито, что-то особенное, чего не купишь в женском магазине, — Билли решила обойти свои владения, притворившись, как часто делала, обычным посетителем, впервые попавшим в магазин. Стараясь держаться незаметно, она отправилась вдоль прилавков и витрин первого этажа, пытаясь взглянуть на все глазами какой-нибудь женщины из Питсбурга, но стоило ей пройти несколько метров, как ее тут же окружили человек десять. С кем-то она была знакома, а кого-то видела впервые в жизни. И все они шумно поздравляли ее, желая разделить с ней радость победы Вито, чтобы потом, придя домой, рассказать своим многочисленным знакомым: «Сегодня я встретила Билли Орсини и сказала, как я рада за нее и Вито!» Вежливо улыбаясь направо и налево, она поспешно скрылась у себя в офисе и заперла дверь.

Усевшись за рабочий стол, Билли решила обдумать ситуацию. Совершенно определенно, что домой она вернуться не может. Сесть в «Бентли» и поехать кататься? Но куда? Получается, что она вынуждена оставаться здесь, в офисе, в противном случае ей вновь придется принимать назойливые поздравления. А как бы на ее месте поступила другая женщина? Неужели в подобной ситуации ей доставило бы удовольствие слушать всю эту трескотню, пусть даже приятные, но пустые слова? Нет уж, увольте!

Да когда же наконец она избавится от своей дурацкой застенчивости? В который раз Билли задавала себе этот вопрос, постепенно понимая, почему не может принимать комплименты и поздравления, не испытывая при этом какой-то болезненной неловкости. Да, когда-то у нее были причины смущаться, стесняться самой себя. Это началось еще в детстве, когда она была полной, нелепо одетой бедной девочкой, сиротой, росшей на попечении своих богатых бостонских родственников, потомственных аристократов Уинтропов, среди счастливых, не знавших горя кузенов и кузин, которые в лучшем случае не замечали ее, а как правило, не упускали случая сделать из нее посмешище. Еще больше причин чувствовать себя неловко появилось после того, как ее отправили в академию Эмери, элитарный женский пансион, где она провела шесть бесконечно долгих и одиноких лет: ведь там она сразу стала чужой, объектом шуток и жестоких насмешек всего класса — девочка ростом метр семьдесят пять и весившая восемьдесят восемь килограммов.

Но затем она провела год в Париже, год, изменивший и ее, и ее жизнь. Из Парижа вернулась уже стройная и поразительно красивая девушка. Она поехала в Нью-Йорк и получила место секретаря у Эллиса Айкхорна, загадочного мультимиллионера, имевшего предприятия и бизнес во всех странах мира. Там же, в Нью-Йорке, она познакомилась с Джессикой Торп, с которой они вместе снимали квартиру и которая стала ее первой в жизни подругой. Сейчас Джессика по-прежнему жила в Нью-Йорке, но дважды в неделю они с Билли перезванивались. Джессика и Долли Мун были ее единственными настоящими друзьями.

Всего две близкие подруги, подумала Билли, не очень-то много, если тебе уже тридцать пять. В двадцать один она вышла замуж за Эллиса Айкхорна, и в течение семи лет, пока с ним не случился удар, их жизнь была заполнена делами и поездками по разным странам. За это время она, обладая поразительным вкусом и драгоценностями, которыми осыпал ее муж, прочно заняла место в списке самых изысканно одетых женщин мира. Если они не находились в разъездах, то отдыхали на вилле на Кап-Ферра или на ранчо в Бразилии, иногда проводили несколько недель в Лондоне, живя в отеле «Клэридж», где за ними был постоянно оставлен номер, а затем летели на Барбадос, в свой дом на океанском побережье, или, если хотелось, в Италию, где среди виноградников Неаполитанской долины у них был особняк. В Нью-Йорке они имели свои апартаменты в высотной башне отеля «Шерри Нидерланд». Их фотографии постоянно появлялись на страницах журналов, они входили в число избранных, тех, кого называют сливками высшего общества, и всем вокруг казалось, что их окружает масса друзей.

Но лишь сами Эллис и Билли знали, что в действительности скрывает от постороннего глаза недосягаемая привилегированность их положения: близость собственных отношений — вот то единственно важное, что имело в их жизни реальную ценность. Принимая гостей, общаясь с окружавшими их людьми, они тем не менее не искали и не заводили новых привязанностей — так велика была их поглощенность друг другом. Они словно очертили вокруг себя некий магический круг, переступить который не мог никто.

Когда в 1970 году с Эллисом случился удар, Билли исполнилось двадцать восемь. В течение пяти лет, до самой его смерти, она жила в Бель-Эйр в полном затворничестве, посвятив себя заботам о полупарализованном муже. Ее общение с внешним миром составляли лишь женщины из спортивного класса, чье плохо скрываемое любопытство по отношению к ней исключало любую возможность более близких отношений. Да и неудивительно, что их разбирало любопытство, вспоминала Билли: разве не оставалась она по-прежнему нелепой? Великолепно одетой, стройной, красивой, но нелепой — именно благодаря своему несметному богатству?

Так посмотри же правде в глаза: ты словно родилась, чтобы быть всем чужой. Да, она не вписывалась ни в одну из групп, существующих среди женщин этого города, где все занимаются только одним делом. Она была слишком поглощена своим умирающим мужем, чтобы сплетничать вместе с ними на их роскошных завтраках, которые устраивались под предлогом организации очередного благотворительного бала. Она не принадлежала к кругу женщин, чьи мужья работали на студиях и в котором положение каждой строго определялось возможностями и влиянием мужа в кинобизнесе. Этот круг был уменьшенным, но очень жестким голливудским подобием структуры, существующей среди жен политиков вашингтонского общества, где все строго подчинялось лишь табели о рангах. Она, безусловно, не могла принадлежать к кругу так называемых жен-бойцов, этих молодых — чуть за тридцать, крепких, сильных и исключительно расчетливых красоток, которые вышли замуж за мужчин в два раза старше них, богатых и разведенных. Главная цель