— Достойной сделки со мной — теперь я это понимаю. Мне это разъяснил Данбер. Но понимаешь, мне хотелось предполагать в тебе самое худшее. Даже при том, что жаждал тебя всем своим телом. Я был надменным, напыщенным, самоуверенным, воздержанным, старательным, нравственным… обманщиком! Я забыл свой долг и честь. Я знал, что ты как-то замешана в этом деле с виски, и ничего не предпринимал. Я знал, что не должен ни целовать тебя, ни касаться тебя, но все равно это делал. Я хотел тебя больше, чем почестей и одобрения моей проклятой семьи. Черт побери! Вот такой я человек… вовсе не образец мужского долга и нравственных принципов! Я женился на тебе, потому что меня принудили к этому, а не из чувства долга. Я арестовал Блэка Дэниелса, потому что мне пришлось это сделать, а не из высокого патриотического долга. И я привез тебя с собой в Бостон, потому что и подумать не мог, чтобы расстаться с твоим восхитительным, желанным телом, а не из соображений святого долга супружества! Я действительно такой — жадный, безумный, грубый и вожделеющий… Черт побери! Как я тебя хочу! — зарычал он, страстно прижимаясь к ней возбужденным телом. — Ну скажи, — его глаза сверкали вызовом, — ты и теперь еще любишь меня?

По взволнованному и напряженному лицу Гарнера Уитни поняла, насколько для него важен ее ответ. Он рискнул открыть ей свою боль, разочарование и упрямую надежду, которые скрывал в глубине своего сердца, и ей стало больно за него.

Закусив губы, она кивнула.

Он закрыл глаза, и через мгновение его тело расслабилось.

— Господи… Уитни, только не говори этого, если на самом деле не чувствуешь. Скажи, что хочешь быть моей женой, скажи, что хочешь, чтобы я тебя любил, и даже что тебе нужны мои деньги.

— Я хочу, чтобы ты любил меня, — сквозь слезы проговорила она, — и хочу быть твоей женой. Но я действительно люблю тебя, Гарнер Таунсенд. Жадного, безумного, вожделеющего — такого, какой ты есть. Великодушного, нежного и щепетильно честного и порядочного. Красивого, желанного и сильного. Я точно знаю, какой ты человек. — Уитни обвила его шею руками и встала на цыпочки, чтобы крепче к нему прижаться. — Я действительно тебя люблю.

Одно неуловимое мгновение неуверенности и сомнения — и Гарнер изо всех сил стиснул ее в объятиях, пронизанный невероятной радостью. Он приник к ее губам, наслаждаясь нежностью ответного поцелуя. Она его любит! Он подхватил ее на руки и в восторге закружил, счастливый от одного сознания, что наконец избавлен от постоянных сомнений — она его любит!

— Шнурки… мой корсаж — Она с трудом оторвалась от его губ, чтобы выговорить эти слова, но он вновь ее поцеловал и начал расшнуровывать ее корсаж.

— Мои пуговицы, — напомнил он осипшим от страсти голосом и немного откинулся назад, чтобы Уитни могла достать пуговицы, в то же время не отрываясь от его рта.

Дрожа от любви и страсти, они помогли друг другу раздеться и вскоре оказались в постели. Обжигающими руками Гарнер ласкал ее податливое изгибающееся тело, возбуждая в ней готовность принять его. И когда почувствовал это, овладел ею с невероятной пылкостью и нежностью, рожденной теперь уже уверенностью в себе,

— Повтори еще раз, — попросил он, притягивая к себе взгляд Уитни.

— Я люблю тебя, — выдохнула она, и от его счастливой улыбки у нее сжалось сердце. Его поцелуи стали безумными и властными, и она отвечала ему с не меньшей страстью.

— Еще раз, — попросил Гарнер, горячими губами касаясь ее нежного горла.

— Я люблю тебя. — Она задыхалась от желания, торжествуя от силы его влечения к ней. — Люблю тебя, люблю, люблю… — Он стал целовать ее соски, и тело ее пронзила спираль наслаждения, и она выгнулась навстречу ему. — Люби меня, Гарнер… прошу тебя, люби меня…

Он вслушивался в ее слова и понимал неоднозначность ее мольбы. Он знал, чего она хочет, как будто это было его собственное невыразимо отчаянное желание. Она просила его любить ее и имела в виду не только слияние их тел. Она хотела того же, чего и он; определенность этого потрясла его. Гарнер сознавал, что только он мог ей это дать. Он приподнялся, всматриваясь в ее сияющие изумрудные глаза, словно впитывая в себя все ее существо.

— Я люблю тебя, моя маленькая горячая Уиски. — Он погладил ее щеку и просунул руку под спутанные волосы, чтобы приподнять ее голову. — Ты… ты мое сердце.

Уитни замерла. Напряженность его лица говорила о сдерживаемом затаенном желании, о желании любить и быть любимым. В ней вспыхнула радость, которая затмевала все, кроме осознания того, что он ее любит!

— Я — твое сердце? — Она слегка отстранила его, чтобы заглянуть ему в лицо. — Я опозорила тебя, ворвалась в твою семью, не знаю, как следует распоряжаться твоими деньгами… и ты все равно любишь меня?

— Да!

— Ты вынужден был жениться на мне и торговаться, чтобы заманить меня в постель. Кроме тревог, я ничего не принесла ни тебе, ни твоему дому, ни твоей семье… и ты все равно любишь меня?

Он кивнул и лукаво усмехнулся:

— Неужели в это так трудно поверить? Ты ведь только что заявила, что любишь жадного, непорядочного и надменного типа, который вожделел тебя с первого же взгляда. Почему же ты думаешь, что я не способен полюбить упрямую, дерзкую, коварную девушку, которая воспользовалась моим необузданным желанием к ней?

У нее глаза округлились, когда он так охарактеризовал их любовь, и он со смехом прижал ее к себе.

— Да… Наверное, я бываю очень упрямой, — призналась она, губами касаясь его груди.

— Решительной. — Он слегка улыбнулся.

— Но я не хотела быть наглой и дерзкой.

— Просто правдивой. — Он улыбнулся еще шире.

— И вовсе не хотела вмешиваться…

— Только помочь, — закончил он за нее с широкой улыбкой, такой она еще не видела. И почувствовал, что Уитни кивнула.

Неожиданно Гарнер все понял. Это его любовь преображала все ее недостатки в добродетели. Судьба, ведомая непостижимой мудростью любви, соединила восхитительные недостатки Уитни с его слабостями, чтобы придать ему силы и поддержать. И по какому-то сказочному совпадению, казалось, она так же думала о нем. Он повернул к себе ее лицо, возвращая ей восхищенный взгляд.

— Ты нужна мне, Уитни. Господи, как мне нужны твое тепло и радость. С тобой я впервые осознаю себя живым, не раздираемым сомнениями. Я так тебя люблю…

С бесконечной нежностью он нагнулся и поцеловал ее. Когда он поднял голову, она лежала не шевелясь, прислушиваясь к тихим голосам в самой глубине своего сердца. Он коснулся ее щеки, и она снова вернулась к нему.

— Покажи мне… — потребовала она со страстью. — Покажи, как ты меня любишь.

Она обняла его спину и обвила ногами его тело, притягивая к себе, к своему горячему от желания телу. Захваченный потоком ее взрывной чувственной радости, он приник к ее рту.

Их тела соединились, и вскоре они с восторгом и упоением уже поднимались по восходящей спирали наслаждения. И с горячим сиянием столкнувшихся звезд они прорвали границы земного существования и достигли высшего наслаждения от соединения. Они еще долго парили, не ощущая своего веса, омытые роскошными волнами глубочайшего спокойствия и удовлетворения.

— Гарнер… — Уитни потерлась щекой о его руку. — Он действительно это сделает, как ты думаешь?

— Кто и что? — пробормотал Гарнер, поднимая на нее сонный взгляд.

— Твой отец. Он может помешать тебе стать главой компании?

Последовала долгая пауза, во время которой он окончательно проснулся и обдумал ее вопрос.

— Одному ему этого не сделать. Он должен заручиться поддержкой Маделайн и Эзры. Тогда у него будет шестьдесят процентов.

Он замолчал и только сейчас осознал, насколько все это потеряло для него значение. Карьерные вопросы его жизни были вытеснены любовью. Удивительно теплое чувство охватило его, и он обнял Уитни. Впервые он понял, что перспектива со временем стать таким же сухим и властным дельцом, какими были все прежние Таунсенды, пойти по их стопам и ограничить свою жизнь их узкими и жесткими рамками, ему уже не угрожает. Он понял, что может прожить более достойную и радостную жизнь. И этим новым, светлым взглядом он обязан очаровательной маленькой Далиле, которая лежит в его объятиях.

Шестьдесят процентов! Они нужны Гарнеру, и он их заслуживает. И поскольку он может лишиться возможности возглавлять компанию Таунсендов из-за нее, то она и должна вернуть ему эту возможность. С этим решением в душе Уитни уютно прижалась к теплому боку Гарнера и погрузилась в сладкий сон.

Солнце уже зашло, когда Гарнер моргнул, перевернулся на живот и еще крепче сжал веки, отказываясь откликаться на нежный настойчивый зов Уитни встать и переодеться к ужину. Он решительно не желал выбираться из теплой постели ради каких-то приличий. Уитни стояла в одной рубашке, ожидая, когда он встанет, и наконец в ее глазах зажегся коварный огонек. Она сняла рубашку и медленно стянула с него одеяло.

Гарнеру потребовались все силы, чтобы лежать тихо, когда она коснулась его своим прохладным гладким телом и, судя по всему, уселась рядом и нагнулась к его спине.

— О Господи, Уитни! Ты хочешь меня укусить? — Он весь сжался от страха. Она нашла особое местечко на его спине, поближе к правому боку.

— М-м-м… — Уитни еще раз легко куснула его. Гарнер дернулся и изогнулся, вцепившись в простыни. Ее смех, чуть хрипловатый и коварный, подготовил его к третьему укусу, который так его возбудил.

Он почувствовал, что совершенно проснулся, попытался перевернуться, но Уитни прижала его к кровати и начала нежно покусывать его