когда он повернулся к ней, весь кипя яростью и стиснув кулаки, с которых забыл снять перчатки. Что такого она сделала, что он так разозлился? Таунсенд стремительно подошел к ней и закричал так, что его было слышно во всем доме:

— Ты ведешь себя несносно, непростительно! Выйти из дома без сопровождения — да на тебя могли напасть, тебя могли похитить! Я этого не потерплю, Уитни Дэниелс! Больше ты не посмеешь одна выйти из дома, слышишь? Никогда! — Он тяжело опустил руки ей на плечи, собираясь как следует ее встряхнуть, но как только ощутил под руками ее тело, испытал отчаянное облегчение. Лицо ее раскраснелось от ходьбы и от холодного воздуха, глаза сияли под длинными пушистыми ресницами; она жива и невредима и уже в безопасности. Но тут же вспомнил о другой проблеме, которую было не так легко устранить.

— За три дня тебе удалось перевернуть вверх тормашками весь дом! И я требую, чтобы этого больше не было, ты слышишь?

— Что? — Ее растерянность уступила место возмущению, и она попыталась вырваться у него из рук. — О чем ты говоришь? Я ничего не сделала ни твоему дому, в котором и дышать-то нечем, ни твоей драгоценной семье!

— Ничего?! А кто вмешивался в работу слуг? Кто торговался и требовал, чтобы самой носить для себя воду и дрова? Кто, наконец, потребовал за столом виски? По-твоему, это ничего, да? Так знай, что ты меня позоришь своим возмутительным поведением!

— Но ведь у меня ничего нет, что бы я могла дать им за услуги! — горячо возразила Уитни.

— Им и так платят за исполнение их обязанностей.

— Но не я! — Уитни вспыхнула.

— Да, это я им плачу жалованье! — Гарнер ткнул себя пальцем в грудь. — Я плачу им деньгами. Пойми, так принято у нас, в Бостоне… мы приобретаем вещи и услуги за деньги, а не путем товарообмена. И советую тебе к этому поскорее привыкнуть. Если ты хочешь что-то приобрести в Бостоне, ты должна заплатить за это долларами, которые выпускает федерация!

— Но у меня нет денег! — Горло Уитни сжалось от унижения.

— Зато они есть у меня… много денег… Хватит на все, что тебе может понадобиться.

— Мне не нужны твои деньги. — Она попятилась назад. — Я не люблю их. Деньги — это корень зла, так говорится в первой книге от Матфея. Я не хочу твоих денег, ничего от тебя не хочу. — Уитни вдруг замолчала, сообразив, что солгала первый раз в жизни. Кое-что она от него хотела, хотела всем сердцем.

Он видел, что она борется со своими эмоциями точно так же, как он со своими. И это его едва не погубило. Злость — вот единственное средство, которое могло удержать его от уступки своей страсти.

— Ты моя жена, — против воли у него дрогнул голос, — и как моя жена должна жить в определенном комфорте и роскоши, нравится это тебе или нет. Так… положено, этого требуют приличия. Ты моя жена, а это значит, что тебе придется жить в этом доме, где якобы нечем дышать, предоставить слугам заниматься их обязанностями и обслуживать тебя и вести себя и одеваться как подобает леди! — Гарнер замер, как будто его пронзил укол боли. — Да, и еще! Ты не выполнила мой приказ: отказалась ехать к портнихе, когда я ясно дал тебе понять, что ты должна заказать себе новые платья.

— Я не желаю заводить никаких новых платьев, мне они не нужны. — Уитни терзалась унижением. — И я их не приму. Я не приму ничего, чего не заработаю себе честным трудом или честной сделкой.

— Не говори глупостей. Тебе ничего не нужно зарабатывать, ты моя жена.

Уитни с трудом проглотила комок в горле и тихо проговорила:

— Но я тебе не жена. Ты не разговариваешь со мной, даже не смотришь на меня. Ты не спишь со мной. Я тебе не жена, а просто девушка, с которой ты связался по ошибке.

Гарнер вздрогнул, как от удара. Каждое ее слово жестоко и точно указывало на их странные отношения, и тем не менее все было не совсем так. Потому что ничего не было сказано ни о его нестерпимом влечении к ней, которое доводило его чуть ли не до безумия, ни о душевном волнении, которое он испытывал каждый раз, когда смотрел в эти огромные теплые глаза и думал, как легко было бы ее полюбить.

Внезапно сердце в нем сжалось, так что трудно стало дышать. Вот оно что, с ужасом понял он. Он же любит ее, уже полюбил!

Эта мысль молнией пробежала по его обнаженным нервам, пробудив в нем желание обнять ее, произнести те нежные слова, которые рвались у него из груди… Но в следующее же мгновение его охватила настоящая паника. Даже самая счастливая любовь приносит человеку душевные переживания и неуверенность. Но любовь к Уитни Дэниелс обречена на глубочайшие страдания, отмечена клеймом трагедии. С такой женщиной невозможны полумеры: любить ее — значит рисковать всем, к чему он стремился, потерять самого себя. А она уже дважды предала его.

По смятенному лицу Гарнера Уитни понимала, что творится в его душе, догадывалась, что против своего желания он хочет ее, стремится к ней, но не доверяет, хотя все равно признает ее своей женой и предъявляет соответствующие требования.

— Боже! — С безумным огнем в глазах Гарнер схватил ее за плечи и привлек к себе, но в это мгновение от камина раздалось приглушенное покашливание, и он испуганно вскинул голову.

Уитни вздрогнула, повернула на звук голову и увидела усмехающееся лицо старого Эзры Таунсенда. Старик смотрел на них, изогнувшись в кресле, которое было повернуто к камину. Он все время был здесь, все видел и слышал.

Гарнер вспыхнул, что-то со злостью пробормотал деду и потянул покрасневшую Уитни в коридор. Под любопытными взглядами стоявших там родственников он повел ее наверх.

— Ты дала обет, — заявил он, грозно нависая над ней и вместе с тем стараясь ее не касаться, как только они оказались в ее комнате. — Ты поклялась быть мне женой, достойной женой. Завтра с самого утра я пошлю за портнихой. И нравится тебе или нет, но ты закажешь себе новые платья!

Он повернулся и вышел, заперев за собой дверь ее комнаты. В коридоре он остановился, увидев, что один из их самых сильных лакеев несет на руках вверх по лестнице Эзру, а другой тащит следом его кресло. Когда наверху Эзру снова усадили в кресло, он отпустил слуг и с понимающей усмешкой посмотрел на Гарнера. Гарнер с невозмутимым лицом снял перчатки и сбросил плащ, направляясь к лестнице. Голос Эзры его остановил.

— Каким иногда глупым ты бываешь, парень. Гарнер с досадой повернулся к деду.

— У тебя есть то, о чем другие мужчины только мечтают. — Видя недоумение внука, Эзра насмешливо произнес: — Маленькая пылкая женушка… которая совершенно не умеет тратить деньги!

Половину ночи Уитни в волнении расхаживала по комнате, предаваясь то упрямым надеждам, то полному отчаянию. В этот вечер между ними произошло нечто важное, она это почувствовала, но никак не могла понять, хорошее или плохое. Она поклялась быть ему женой, напомнил он. Означает ли это, что он действительно намерен соблюдать условия их брачной сделки? Или просто его гордость требует, чтобы жена Таунсенда соответствовала его положению и амбициям?

Ее отец утверждал, что все имеет свою цену и свою выгоду. И ей было до боли ясно, что, взяв ее в жены, Гарнер потерял шанс вступить в «достойный» брак, получить одобрение своей семьи, а теперь еще под угрозой и его репутация в обществе. «Бедный Гарнер!» Ей все время слышались эти слова, болью отдаваясь в сердце. Может, ей действительно следует стать ему достойной женой, которой он мог бы не стыдиться; женой, которая носит дамскую одежду и пьет вино.

Уитни вздохнула. Одно она знала наверняка: она хочет от Гарнера Таунсенда гораздо большего, чем просто плотские радости. Она хочет его всего: и его тело, и его душу. И если это вожделение и алчность, значит, так оно и есть. В конце концов, она — Далила и имеет право на какие-то желания, потребности, свойственные Далиле. И вполне вероятно, вдруг осенило ее, что именно здесь и лежит основное различие между женщинами: у Далилы есть эти желания, а у приличных женщин их нет. И Далила не просто чего-то хочет, а добивается осуществления своих желаний, например… сама является в кровать к Железному майору. Или привлекает к себе своего железного мужа.

Ее юное прекрасное лицо осветилось опасной улыбкой, в которой слились характер Далилы и Дэниелс. Если она действительно хочет заполучить его, то, как это издревле делают все Далилы, ей следует использовать против него его же желания. А чего же конкретно хочет ее железный муж? Хитрая улыбка и блеск в глазах Уитни стали острее, когда она вспомнила о недавней ссоре. Ее. Он явно все еще хочет ее — одетую, как подобает леди.

Поздним утром в верхнем коридоре Таунсенд-хауса царила растерянность. Посыльный с первыми лучами рассвета разбудил одну из самых модных портних Бостона, и та поспешила прибыть в дом, соблазненная обещанием большого гонорара. Однако теперь достойной женщине пришлось торчать в коридоре перед комнатой Уитни в обществе двух шокированных швей и горничной Мерси, которая, перешептываясь с ними, нетерпеливо посматривала в сторону лестницы. Им не пришлось долго ждать.

На лестнице показался Гарнер с пылающими глазами, а вслед за ним спешила разъяренная Маделайн. Он подошел прямо к двери, растолкал женщин и ворвался в комнату Уитни. Когда дверь за ним захлопнулась, оставшиеся в коридоре стали шумно выражать свое возмущение. Маленькая Маделайн в упор посмотрела на портниху:

— Если вы хоть словом обмолвитесь о том, что здесь происходит, можете считать, что ваша карьера в Бостоне окончена!

Гарнер бросился к Уитни, которая не случайно встала спиной к камину в одной тонкой сорочке, просвечивающей на фоне яркого пламени. В глазах у него вспыхнули огоньки, когда он увидел под прозрачной тканью ее тело.

— В чем дело, черт побери?! — Он