происходило нечто совершенно иное. Его охватила всепоглощающая и необузданная жажда обладания женщиной, только этой женщиной. Это было настоящим безумием, в котором смешались и восхищение, и страсть, и физическое влечение. А для Гарнера Таунсенда это звучало как катастрофа.
Он стремительно ворвался в таверну и стал подниматься к себе, подавляя ощущение паники. Теперь он стал старше, опытнее и умнее. И он был командиром. Он способен обуздать свои бунтующие чувства и постарается держаться подальше от искушения. Он позаботится о том, чтобы Уиски Дэниелс была…
Уиски Дэниелс. Какой отец мог назвать свою дочь в честь напитка, который он изготавливает в этом диком краю? Он резко остановился на середине скрипучей лестницы. Только такой отец, который занимается этим делом всю жизнь, понял он, и который чертовски этим гордится.
У него было такое ощущение, будто ему на голову вылили целый кувшин ледяной воды, и он сразу отрезвел. Так вот почему она так противилась ему и его миссии. Она тоже участвовала в этом деле с виски, по меньшей мере ее семья. Так или иначе, но она имела к этому отношение, в этом он был уверен. Он поднялся еще на две ступеньки и опять остановился: перед его внутренним взором Уитни вновь предстала такой, какой он увидел ее на пороге таверны, — с сияющим ореолом вокруг головы, со сверкающими зелеными глазами и чуть приоткрытыми губами…
Уиски Дэниелс. И чудовище снова приподнимало голову. Господи, но почему ему встретилась именно она?
Уитни вошла в таверну Дедхема, все еще одетая в штаны и башмаки. По договоренности с теткой сейчас, когда время ужина уже прошло, она должна была надеть платье. Но ей нужно было собрать в поселке сведения, и ей не хотелось предстать перед майором в платье. Она уже поговорила с дядюшкой Рэднором и тетушкой Фредой Делбертон и явилась в таверну получить отчет Робби Дедхема.
Таверна была весело освещена масляными лампами, сизый от табачного дыма воздух был насыщен крепкими запахами эля и виски. Она сняла куртку и, оглядывая зал, повесила ее на крючок недалеко от двери. На своем обычном месте неподалеку от входа парни Делбертон играли в карты, дядюшка Феррел и дядюшка Рэднор грели у камина свои согбенные спины, а с десяток солдат выстроились у стойки дядюшки Харви за своей порцией спиртного. Уитни здоровалась с односельчанами, поглядывая, как солдаты продвигались в очереди, а затем рассаживались за длинным дощатым столом, бережно лелея свои кружки в крупных мозолистых руках. Когда стойка освободилась, она подошла к ней:
— Хорошую и добрую порцию, дядюшка Харви.
— Я его не раздаю, — в обычном для себя тоне ответил Харви, подмигивая ей.
— Что ж, ты вынужден так поступать. — Она приступила к меновой игре, чтобы оценить желаемый предмет. — В этой бочке у тебя не такой виски, как всегда, дядюшка Харви. Он резковат и… слабоват, в нем чувствуется привкус воды. Больше горсти овса я бы за нее не дала.
Солдаты наблюдали за ней, она чувствовала на спине их взгляды. Она засмеялась своим низким заразительным смехом, приняла из рук дядюшки Харви наполненную кружку и осушила ее, заговорщицки ему подмигнув. Затем поставила ее на стойку и попросила вторую порцию.
— Даю за нее целый ломоть от свиного бока, дядюшка Харви. С наслаждением выпив вторую кружку, она решила сыграть в карты с Делбертонами, а уж потом выйти и поговорить с Робби. Ребята подняли обычный шум по поводу того, кто мухлевал за игрой, и, как обычно, хором предъявили обвинение Уитни. Они потребовали возмещения, и она сторговалась с ними на том, что докажет им, что сумеет удержать на подбородке тарелку, поставленную ребром. Когда она со смехом поднялась, естественно, глаза всех присутствующих были прикованы к ней.
Ей пришлось начинать свой фокус дважды: ее одолевали приступы озорного смеха. Скоро у солдат тоже тряслись плечи от хохота, и они начали заключать между собой пари, удастся ли ей это сделать. А после вызывающего взгляда одного из Делбертонов пари уже стали заключаться между местными парнями и солдатами. Все затаили дыхание, глядя, как она приступает к третьей и окончательной попытке. И когда фокус ей удался, два кулька драгоценного табака перешли из рук в руки и кое у кого из солдат улыбки сменились угрюмыми минами.
— Ну, это не совсем честно, Майк Делбертон. — Она усмехнулась рослому белокурому парню, который только что выиграл табак, которого хватило бы на целый месяц. — Честный обмен — это одно, но, по-моему, ты просто обобрал этого джентльмена. Дай ему шанс отыграть свой табак.
Таким образом она вовлекла сипатого сержанта Лексоулта, представлявшего федеральные силы, в игру «кто кого пересмотрит».
Соревнование решили провести за длинным столом, уговорились о правилах игры. Уитни и сержант заняли места в противоположных концах стола, подперев подбородки поставленными на локти руками. По команде «старт» они открыли глаза и стали пристально смотреть друг на друга, стараясь заставить своего противника моргнуть первым. В напряженной тишине слышались лишь сдерживаемое дыхание зрителей и потрескивание дров в огромном камине.
Майор Таунсенд наблюдал весь этот спектакль, стоя на темной лестнице, и был встревожен внезапным духом товарищества, который возник между его солдатами и местным населением, несомненно, возбужденный этой бестией Уиски Дэниелс. Он спустился вниз и приблизился к столу, и солдаты, испуганные его присутствием, расступились, чтобы дать ему дорогу. Он остановился справа от сержанта, наблюдая за соревнованием и раздумывая, не прервать ли эту идиотскую затею. Но мстительное чувство заставило его дать сержанту шанс отыграть свой табак, а некоторые запретные ощущения внутри его вынудили воспользоваться случаем и еще раз посмотреть на Уиски Дэниелс.
От крупной фигуры майора на лицо Уитни упала тень, и периферическим зрением она с удивлением уловила две золотые пуговицы на кителе и белые нанковые штаны, плотно обтягивающие бедра. И они не исчезали, эти пуговицы и выразительная выпуклость под тканью штанов, отвлекая ее внимание и заставляя пылать щеки. Она хотела позволить солдатам выиграть табак, но чем дольше рядом находился майор, тем меньше в ней оставалось великодушия, сметенного крайним волнением и беспокойством. Она терпела, сколько могла, затем ее очаровательное личико медленно осветилось знаменитой улыбкой, означавший одновременно уступку и уверенность в своей победе. Прием был недозволенным, но она действительно больше не могла выдержать.
Суровый сержант моргнул. И когда на него обрушились улюлюканье и свист, он побагровел от ярости и обиды. Но майор точно знал, что произошло, и это его невероятно взбесило.
— Дядюшка Харви! — закричала Уитни. — Поставь сержанту выпивку. — Затем она обернулась и сделала вид, что удивлена присутствием майора. — О, и еще майору!
— Нет, благодарю вас, — сквозь стиснутые зубы отказался Таунсенд.
— Но, майор, это самое маленькое, что я могу сделать, учитывая доброжелательный настрой ваших людей.
— Нет, спасибо. — Он хотел уйти, но его не выпускали солдаты, столпившиеся вокруг стола.
— Может, аристократичному майору просто не нравится простой виски? — Ее предположение пронзило воздух, как древко копья, затем нанесло удар. — Но Харви не может позволить себе иметь ни великолепный ямайский ром, ни дорогой ром из Новой Англии. А после того как он выплачивает все эти бешеные налоги, у него не остается денег даже на тонкие французские вина. Но может, майор, вы выпьете с нами глоток эля или сидра… просто чтобы поддержать компанию. — Во время своей речи она встала и теперь стояла перед ним у другого конца стола, а ее лицо приобрело вызывающее выражение.
— Я сказал «нет, спасибо». Это значит, что я ничего не хочу пить.
— Вы имеете в виду с нами. — Она ухватилась за возможность вызвать в солдатах возмущение его надменным поведением. — Вы не желаете пить с простыми пехотинцами и бедными грязными фермерами!
От этого удара он весь задрожал от ярости. Опершись руками на стол, он подался к ней со сверкающими гневом глазами:
— Нет! Это значит, что я вообще не употребляю спиртное. И не намерен это делать для того, чтобы доставить вам удовольствие.
— Не употребляете? Совсем ничего? — Она отшатнулась, искренне пораженная его заявлением. И по виду его людей поняла, что их это тоже крайне поразило. — Как? Значит… вы даже не пьете эль за завтраком?
— Нет. — Лицо его горело, он одернул на себе куртку, не желая встречаться взглядом со своими солдатами, и приказал: — Возвращайтесь немедленно в лагерь, сержант. Пусть все ложатся спать. Патруль должен встать до восхода солнца.
Ни один из солдат не двинулся с места; люди только растерянно помаргивали. Их командир оказался трезвенником. Мало того что он джентльмен, к тому же еще и трезвенник! Выражение ужаса на лицах местных жителей было последней каплей, которая переполнила их унижением. Они недоверчиво переглядывались между собой.
Весь закипев, Таунсенд обернулся к Уитни и Делбертонам:
— А вы… вы держитесь подальше от моих людей, понятно? Все! Я не желаю, чтобы вы выманивали у них своими хитроумными трюками и пари то немногое, что у них есть. Отныне по вечерам, когда солдатам выдается рацион, таверна будет закрыта. Вы меня слышите, Дедхем?
Дядюшка Харви проворчал что-то себе под нос и наконец пробормотал:
— Слышу.
— А вы? — Майор ткнул пальцем в Уитни. — Вы слышите? Или мне повторить?
Увидев у него на губах мстительную усмешку и брезгливое движение широких плеч, как будто он стряхивал с себя возможную заразу от общения с ней и с подобными, Уитни вспыхнула. Не в