вестибюля. Мэллори обернулся, став еще более похожим на клерка, еще более ничтожным.

Повернувшись обратно, начал было:

– Вы хотите сказать?..

Кэтрин утвердительно кивнула.

– Блондин поджег дом. Он и... еще один малый убили Блейка, застрелили, понятно? – Она медленно, негромко выплескивала слова, освобождаясь от лихорадочного напряжения. – Значит, вы из Лондона, так?

– Из консульства в Лос-Ан... – Он не решался оглянуться в сторону Дэйва, озабоченно переговаривавшегося со своим спутником. Кэтрин понимала, что они вот-вот примут решение. Сквозь стеклянную дверь была хорошо видна спина третьего. – Вы хотите сказать, что они... – Казалось, нужно было, чтобы на него свалилась еще одна неожиданность, прежде чем он осознал опасность и понял, что если он будет по-прежнему бездействовать, это может обернуться бедой для обоих. – Мисс Обри, если то, что вы говорите, правда, нам нужно немедленно отсюда уходить...

– Значит, это вы прилетели на гидросамолете? – неожиданно дошло до нее. Мэллори кивнул, с ужасом глядя на Дэйва и его спутника. – Он дожидается, чтобы забрать вас отсюда. – Кэтрин, подавляя панику, глянула с напускным спокойствием.

– Да-да. Тогда едем! – заторопил он.

– Один из них стоит в дверях, – охладила она его.

– За туалетом пожарный выход. – Он снова оглянулся на стойку. Кэтрин трясло, но она боялась пошевелиться. – Скорее, мисс Обри, сюда... ну, пожалуйста!

– Маршал Харьков, вы утверждаете, что части 105-й гвардейской воздушно-десантной дивизии действовали на улицах Душанбе по вашему прямому приказанию? На экране ваша работа? Вы гордитесь ею? – настойчиво спрашивал Диденко.

В ряду стоящих вдоль стены просторного кабинета Никитина телевизоров светился один экран. Было видно, что толпы людей рассеяны, летели одиночные камни и бутылки с бензином... правда, улицы завалены не просто видневшимися на переднем плане обрывками бумаги и булыжниками; вдоль обсаженного деревьями широкого пустынного бульвара валялись трупы убитых, всего около сотни. Вдали чадил, догорая, автобус. На многих убитых тюрбаны, много женщин, дети. Единственными двигавшимися на экране предметами были боевые машины пехоты, должно быть, доставленные по воздуху. Одним словом, зрелище опустошения, какое только и можно ожидать, когда, словно свору натасканных псов, спускают с цепи гвардейскую дивизию.

Диденко взглянул на Никитина и был поражен, что тот нахмурился, – предупреждение ему, Диденко, черт возьми! Диденко не собирался нападать на сидевшего с каменным лицом этого тупого болвана Харькова, но снятые крупным планом сцены массовой бойни – иначе не назовешь – привели его в бешенство. А теперь оказывается, что Никитин заодно с остальными тремя, присутствующими в кабинете. У Диденко, приехавшего позже других, было такое ощущение, что он по ошибке попал не туда, не на то заседание. Его злили нескрываемое презрение со стороны Лидичева и едва сдерживаемая ярость Харькова. Проведя рукой по редеющим волосам и сжав ее над головой в кулак, спросил:

– Как, черт побери, это случилось... как до этого дошло?

– Потребовались решительные меры, – словно отмахиваясь от мухи, невозмутимо проворчал Харьков.

На экране в придорожной канаве, обнявшись, лежат двое ребятишек, сквозь одежду сочатся струйки крови. Открытые глаза устремлены в небо. Боже, такой кадр мог придумать только очень изощренный режиссер!

– Что вы наделали, товарищ маршал... Что вы наделали! – прошептал Диденко, но в этом кабинете, в этой компании эти слова прозвучали, словно реплика актера перед безучастными зрителями. Но это действительно была бойня. Он повернулся к ним спиной и поглядел в глаза Никитину.

– Александр Александрович... товарищ генеральный секретарь, неужели это нельзя было предотвратить?

На мгновение глаза Никитина растерянно забегали, но очень быстро лицо превратилось в неподвижную маску. Прокашлявшись, он сухо заявил:

– Товарищ Диденко, маршал Харьков действовал, имея полномочия.

Товарищ Диденко?.. Эти слова потрясли, ударили его, привели в замешательство. Его не оставляло раздражение, с которым он приехал с заседания Моссовета, где ему открыто бросили вызов в связи с ростом цен! Приспешники консерватора Лидичева бросили ему в лицо старое клеветническое обвинение в культе личности! Он удерживался от искушения посмотреть в глаза консервативной троице – члену Политбюро Лидичеву, представителю армии Харькову и шефу КГБ Чеврикову. До него дошло, что они с Никитиным теперь по разные стороны стола, а не как бывало – он со своими идеями и Никитин против этих троих.

Словно он ввалился на собрание заговорщиков, где целью заговора был он сам.

– Маршал Харьков не имел права действовать, не имея на то безусловных полномочий от Политбюро и Центрального...

Никитин нетерпеливо оборвал его:

– Некогда было собирать Политбюро, не говоря уже о пленуме Центрального Комитета, Петр. – То, что его назвали по имени, было небольшой уступкой, отходом от сценария. – Пойми же ты наконец! Прошлой ночью во время беспорядков погибло двадцать человек. Милиция... – Он смотрел мимо Диденко, видимо, в сторону председателя КГБ Чеврикова, – не владела обстановкой. Пришлось посылать войска.

– С приказом стрелять на поражение?

– Только в случае необходимости, – мрачно заметил Лидичев. Ночью в Душанбе сожгли здание ЦК.