Они разбили двигатель перемен, отключили его, подумал он. Им не нужны перемены. КГБ, армии и Харрелу – должно быть, из 'саквояжников', о которых говорил Андерс. Теперь он в этом не сомневался. Хайд лишь подтвердил подозрения Фраскати.

Он не мог не верить Хайду. На пути из Лондона он еще раздумывал, не имели ли заманчивые намеки Хайда одну цель – обеспечить свое спасение. Теперь он больше так не думал. Патрик действительно все видел, ему удалось бежать, за ним охотились. Его смертельная усталость и опустошенность, не оставлявшая его подозрительность, его монотонная обличительная речь, которую Обри пришлось выслушать, – все подтверждало, что он говорил правду. Его все сильнее охватывало чувство опасности. Мысли о ней метались в голове, словно тени, бегающие по комнате в свете дрожащего от ветра язычка пламени.

Он должен в глубочайшей тайне доставить Патрика в Лондон. Они пойдут на все, чтобы его убить. Стоит ли ждать прибытия Годвина?..

Да. Вызов Тони сюда был инстинктивным, но разумным решением. Местопребывание Хайда неизвестно. Пока что выслушать отчет агента здесь безопаснее, чем в любом другом месте. Глядя на Хайда, он чувствовал, что будет нелегко уговорить его оставить эту холодную провонявшую комнату. Здесь, на этой койке, угрюмая бессильная ярость Хайда несколько утихла. Он ушел в себя, не считаясь ни с кем, ненавидел всякого, кто мог встать поперек пути или угрожать ему.

Прервавшись на полуслове, Хайд вдруг замолчал. Лежал и разглядывал свою руку, не обращая на них никакого внимания.

– Спасибо, Патрик, – промолвил Обри. Хайд хмуро взглянул на него. Роз по-прежнему смотрела недружелюбно. Для нее Обри был хозяином Хайда, а она боялась за него.

– Спасибо, – повторил он.

Он тоже беспокоился за Хайда, виновато сочувствовал ему. Однако, все подавляя, в нем росло ощущение опасности и копилась злость. Гнусные безмозглые сопляки! Кровавые недоумки! Убить Ирину Никитину, потому что она, возможно, была двигателем перестройки!

Ловко и гнусно... и с множеством последствий... словно камень, брошенный в середину пруда. Кто в этом замешан? Кто отдал приказ или согласился с ним?

И на кого можно полагаться, кому доверять? Комната с ее тенями навалилась на него. Чтобы сохранить в тайне содеянное ими, эти изменники не остановятся ни перед чем. Эта мысль натолкнула его на другую – возможно, никому нельзя доверять, никого нельзя привлекать себе в помощь.

Ноги на холодном полу совсем окоченели. Руки, сжимавшие набалдашник трости, от напряжения побелели. Бросилось в глаза, что его большая колеблющаяся тень была тенью согбенного, хилого пожилого человека.

Хайд лежал неподвижно, словно уже превратился в покойника.

– Нет, просто в отпуске. У приятеля на озере рыбацкий домик. Работаю в одной компании в Силиконовой долине.

– Им уже и англичане нужны?

Блейк в ответ улыбнулся. Реплика сидевшей за кассой непричесанной блондинки была безобидной. Покрытое загаром лицо усеяно веснушками, словно крапинками на яичках какой-нибудь пичужки. Он взял в обе руки по пакету с продуктами, улыбаясь между столбиками оберточной бумаги.

– Благодарю.

– Хорошей погоды.

– Спасибо.

Он вышел из небольшого супермаркета на свежий утренний воздух, но, одетый в подходящие случаю клетчатую рубашку и джинсы, не почувствовал холода. Поездки в магазин было не избежать: у женщины, как назло, кончились сигареты, нужны были яйца, хлеб, мясо. Раздражение быстро рассеялось при виде карабкавшихся по крутым склонам темных елей и сосен. Сонный покой маленького городка действовал расслабляюще. Открыв багажник взятой напрокат машины, он уложил туда пакеты с продуктами. Закрывая багажник, снова залюбовался снегом, пятнами покрывающим склоны и увенчивающим острые вершины.

Теперь, вдали от рыбацкого домика и женщины, донимавшей его бесконечными вопросами, как было не насладиться приятным покоем! Он уселся в нескладный, громоздкий седан, постукивая пальцами по баранке, не торопясь заводить мотор и возвращаться по грунтовой дороге к спокойному, блестящему на солнце озеру. Там, словно заведенная до предела часовая пружина, его будет ждать женщина, будто нарочно, чтобы досадить ему, прячущаяся по углам. Ее напряженное состояние – и, как он предполагал, глубокое горе – душили его, даже когда он бродил по галечному берегу озера или бесцельно просиживал с удочкой на пристани.

Если бы она не была племянницей Обри, он бы более резко оборвал ее нытье – поставил бы, так сказать, на место. Он любил женщин и обычно держался с ними непринужденно. Но эта женщина не влекла его; в ней было что-то от хрупкого, готового сломаться металла. Она занимала слишком много места. Особенно здесь, в этом тесном рыбацком домике. Двигалась, почти как насекомое, – резко и непредсказуемо.

После Вашингтона все это дело начало ему надоедать. Там они с Кэролайн более ощутимо прикоснулись к власти, чем в Лондоне, и им это нравилось. Особенно Кэролайн, его жене. Привилегии и хождение по магазинам в кругу дипломатических жен... дипломатических, она не упускала случая напомнить. Не из мира секретных служб. Этот мир не вызывал в ней эмоций. И ему все чаще приходилось признаваться, что его работа начинала ему надоедать. Если бы его направили в какую-нибудь отдаленную дыру, в тихую заводь, он бы всерьез подумал о переходе в министерство иностранных дел.

Он вздохнул. Воспоминание успокоило, словно он принял решение только благодаря повторению старых доводов. Пустил мотор, привычно проверил в 'бардачке', на месте ли пистолет.

Что им надо? Почему они убили Джона? – Бесконечные вопросы этой женщины, такие же нудные, как она сама. Ударив по баранке, он задом выехал на пыльную улицу и развернулся в направлении к домику. Сквозь темное стекло пробивался солнечный свет. Доехав до конца единственной улицы, небрежно глянул в зеркало и круто свернул влево, на проселок. Чисто. Он тихонько засвистел и вспомнил о радио. Пробежал по волнам – кантри, рок, что-то знакомое в исполнении оркестра,