карлика, но таковых не было.

– Нелепица какая-то, – говорил Сергей, почесывая лысину. – Я не припомню ни одного карлика среди своих знакомых, а тем более – среди знакомых Геринга или Аркаши.

– Я тоже в тупике, – соглашался я.

Никифорыч молчал. Казалось, будто волосы на его голове шевелятся – так сильно он был озадачен. Эта ситуация явно ставила моего друга в очень сложное положение. Никифорыч привык решать все вопросы либо при помощи связей, либо при помощи пистолета – логические задачи не для таких людей. Если надо провести артподготовку, прорвать оборону вокруг крепости, забить должника металлическими прутьями до смерти – всегда пожалуйста, а вот пораскинуть извилинами – слишком муторно.

– С чего вы вообще взяли, что убийца карлик? – спрашивал Никифорыч и добавлял: его же никто не видел!

Да, мысль была бы очень точной, если бы не я. Рассказывать о сексе с Анжелой не имело смысла, а вот поведать друзьям о схватке с врагом на заднем дворе Аркаши было необходимо. Никифорыч и Сергей внимательно слушали меня, а затем начали ругать.

– Саня, ты совсем дурак или как? – удивлялся Сергей. – Между прочим, ты мог и не сидеть сейчас с нами, а быть уже на полпути к праотцам!

– Еще и поэтому тебе нужен телохранитель, – вторил Никифорыч и объяснял: в первую очередь, тебе необходимо защититься от тебя самого!

Возразить мне было нечего, так как в душе я соглашался со всеми доводами. Я каждую минуту корил себя за тот опрометчивый поступок, едва не стоивший мне жизни.

– Хм, этот рассказ дает очередной повод серьезно задуматься, – говорил Никифорыч и дальше: почему он не убил тебя, этот карлик? И как подобный человек – если его возможно называть человеком, в принципе – смог расправиться с таким большим количеством крепких мужчин?

В Большой советской энциклопедии можно прочесть (я это уже сделал), что карлики – это люди ненормально малого роста. Рост карликов бывает от 0,7 до 1 метра или чуть больше. То есть даже при большом желании такой вот недоросток вряд ли сможет свернуть шею двухметровому амбалу, которым несомненно являлся охранник Льва Соломоновича.

– Значит, у него есть сообщник, – думал вслух я.

– Да-да, – соглашались собеседники и продолжали мысль: скорее всего, сообщник-то как раз из наших. Он заключил с карликом нечто вроде тайного договора, и теперь они убирают цели одну за другой.

Слыша такое, невольно начинаешь постоянно оглядываться. Я сидел на заднем сиденье и дрожал: ничто не могло помочь мне согреться. Мышцы самопроизвольно ходили ходуном, скулы сводило, зубы трещали. Курить я уже не мог: даже от маленькой затяжки меня начинало тошнить. Заправиться кокаином прямо в машине я также не решался из соображений самоспасения от гнева Никифорыча и пренебрежения Сергея. Он бы точно не упустил возможности поиздеваться над бедным другом, случайно потерявшимся в происходящем, – такой уж человек.

Мы еще долго сидели и разговаривали, придумывали варианты развития событий. Я абсолютно выключился из дискуссии, лишь вставляя время от времени: «Давайте уже поедем». Но Сергей с Никифорычем были так увлечены своим мозговым штурмом, что на меня попросту никто не обращал внимания. По-моему, мне даже удалось задремать на полчасика. Вскоре, по вызову Никифорыча, приехал Вова, и я вместе с ним уехал домой. Чем дальше занимались мои друзья – не в курсе.

Вова сидит напротив меня. Он с аппетитом приканчивает омлет и спрашивает, буду ли я доедать свою порцию. Мой ответ отрицательный: я вряд ли смогу съесть еще хотя бы ложку этого продукта. Интересно, где Вову научили так паршиво готовить, тоже в армии? Я отдаю тарелку и говорю:

– Поторапливайся, у нас сегодня есть дела.

– Вам нельзя никуда ездить, – отвечает Вова.

Он получил четкие инструкции от Никифорыча, что моя голова стоит намного больше его головы, поэтому лучше избегать лишней опасности. В буквальном смысле это значит, что необходимо запереться дома и не показывать носа до следующих указаний.

– Кто твой начальник? – спрашиваю я. – Кому ты сейчас подчиняешься?

Вова думает и потом говорит:

– Формально вы, но…

– Никаких «но»! – прерываю собеседника я и продолжаю: я всегда могу позвонить Никифорычу и сказать, что ты пытался обокрасть мою квартиру, да? Так что мы сейчас съездим в пару мест. Ничего особенного. К тому же, у тебя ведь есть оружие?

Он кивает.

Вот и отлично, у меня тоже есть, думаю я и поправляю револьвер за спиной. С ним намного спокойнее себя чувствуешь, даже если рядом десять телохранителей. Никогда нельзя быть стопроцентно уверенным в другом человеке – его могут подкупить, запугать, убить – только в себе и в своем шестизарядном револьвере. Постулат прямиком от лирического героя Клинта Иствуда.

Надеваю ботинки в то время, как Вова пытается всучить мне бронежилет.

– Это еще что такое? – удивленно вопрошаю я.

– Бронежилет, Александр Евгеньевич, – говорит Вова и дальше: мне было сказано, что если мы, все- таки, находимся вне зоны этого помещения, на вас все время должен быть надет бронежилет.

– С ума, что ли, все посходили, – только и отвечаю я.

А Вова, тем временем, выполняет свою работу: тщательно проверяет каждую застежку, аккуратно выходит из квартиры первым. Я закрываю дверь, и мы начинаем спускаться. В некоторых подъездах есть одна очень неприятная особенность: твои шаги эхом раздаются на верхних этажах, и кажется, будто кто-то идет следом. Приходится постоянно оглядываться. Становишься похожим на загнанного зверя, и телохранитель здесь не помощник: его, так же как и тебя, могут убить со спины.