нервными волокнами от наружных органов чувств мозгу и от него мускулам. Но изложить это кратко нельзя, нет к тому же и достаточного запаса опытов, которыми бы точно определялись и измерялись законы действий этого эфира».

Двести лет со времени Ньютона накопляет физика требуемые Ньютоном опыты и учится, как «измерять и определять законы действий эфира».

Как пчела в общий сот, внес сюда и Иван Иванович не одну каплю меду.

Помянем же молчаливым вставанием его память, которая навсегда останется живою в этих стенах и в нашем Обществе, на пользу коего он столь много потрудился.

4 мая 1916 г. скончался академик князь Борис Борисович Голицын.

Русская наука лишилась в нем выдающегося ученого, Главная физическая обсерватория — незаменимого директора и организатора, Николаевская морская академия и Высшие женские курсы — ревностного и талантливого профессора, наше Физическое общество — своего давнишнего уважаемого деятельного сочлена.

В кратких словах невозможно очертить деятельность человека такой кипучей энергии, такого трудолюбия, такой работоспособности и производительности на всех поприщах, каким был покойный Борис Борисович. Еще труднее дать даже беглый очерк его весьма разнообразных научных работ, поэтому я не буду и пытаться этого делать, ограничиваясь лишь напоминанием о наиболее выдающихся его трудах, являющихся основными в целой новой научной области — сейсмологии; но сперва позвольте мне остановиться на характеристике той школы, которую проходил покойный и которая не осталась без влияния на него.

Борис Борисович — воспитанник Морского училища, ныне Морского корпуса, и Николаевской морской академии.

Тринадцатилетним мальчиком поступил Борис Борисович в 1875 г. в старший приготовительный класс, я — в 1878 г. в младший приготовительный; таким образом, я помню Морской корпус того времени, учился у тех же учителей, имел тех же начальников и командиров.

В Морском училище того времени, при начальнике Алексее Павловиче Епанчине, еще не угас дух Воина Андреевича Римского-Корсакова, проводившего в жизнь проникнутые разумным гуманизмом начала, которыми генерал-адмирал великий князь Константин Николаевич обновлял флот, а также и всю Россию, как ближайший и деятельнейший сотрудник своего брата. Надо помнить, что Пироговские «Вопросы жизни» напечатаны в «Морском сборнике» за 1857 год.

Воин Андреевич своей педагогической системой стремился к развитию во вверенных его попечению юношах прежде всего самостоятельности, поэтому, пока живы были его заветы, можно кратко сказать, что в учебном плане Морского училища проводилось начало: «Как можно меньшему учить, как можно большему предоставлять учиться самим». Это не значит, что ничему или плохо учили, или что были плохие преподаватели, напротив. Кто не знает имени Александра Николаевича Страннолюбского, — а именно в наше пребывание в Морском училище был самый расцвет его деятельности; мы же, воспитанники Морского училища, кроме того, гордились такими учителями, как Н. Н. Зыбин, Ф. Д. Изыльметьев, А. А. Горенко, Я. И. Павлинов.

Одною из особенностей тогдашнего Морского корпуса было распределение учебного дня: с 8 ч до 11 ч два урока по 1? часа, с 12? до 1? еще один; раза два в неделю с 2 ч до 3 ч фронтовое или артиллерийское ученье. Затем до 7 ч вечера совершенно свободное время, с 7 ч до 9 ч время на приготовление уроков, т. е. надо было сидеть у конторки и чем-либо заниматься, с 9? желающие могли ложиться спать, с 11 ч обязательно ложиться спать всем.

Вот эта-то, по представлению многих, «роскошь свободного времени» и способствовала «самодеятельности». Всякий кадет находил какое-либо занятие, соответствующее его склонности, особенно в старших классах, т. е. в возрасте от 17 до 20 лет, и занимался помимо обязательных предметов тем, что ему нравилось, — кто историей, кто математикой, кто физикой, конечно по книге, кто модельным делом или постройкою шлюпки и т. п.

Ясно, что для такого одаренного любознательного и способного юноши, каким был, по отзыву своих товарищей, Борис Борисович, это был наиболее подходящий тип школы; она не заслушала его способностей, а давала им свободно развиваться и помогала выработке навыка самому искать посильного ответа на вопросы юного и пытливого ума.

Совместная жизнь с товарищами круглый год в продолжение пяти или шести лет, в особенности во время летних плаваний на прежних судах, вырабатывала и еще одну черту, которая была столь привлекательна в Борисе Борисовиче, — это его неизменное самое доброжелательное отношение ко всякому, кто бы с ним ни приходил в соприкосновение.

По производстве в 1880 г. в возрасте 18 лет в гардемарины Борис Борисович пошел в плавание на полуброненосном фрегате «Герцог Эдинбургский».

Тогда еще тверды были традиции парусного флота. «Герцог Эдинбургский» имел не только машину, но и полный и притом громадный корабельный рангоут. Понятно, что на нем парусному делу, парусному ученью уделялось самое серьезное внимание; к тому же на нем был такой образцовый старший офицер, как Константин Павлович Кузьмич. Командирами были также выдающиеся моряки — сперва Н. Н. Новосильцев, потом Федор Александрович Гирс.

Чистота на корабле и безукоризненность его внешнего вида возводились в культ, масляное пятнышко на палубе или висящий за бортом конец вызывали чуть что не драму, в которой, конечно, допустивший недосмотр гардемарин играл страдательную роль, недотянутая снасть возводилась чуть что не в преступление. Короче говоря, это был род спорта, и, значит, надо было иметь к нему особенное влечение, особенную любовь и охоту, чтобы им довольствоваться, чтобы в нем совершенствоваться, чтобы им увлекаться и получать удовлетворение и истинное удовольствие, например, от лихого и дружного исполнения трудного маневра, требовавшего чисто морского глазомера, сметки и навыка.

Богато одаренная, но со складом ума, направленным к совершенно другим стремлениям, натура Бориса Борисовича, конечно, не находила удовлетворения в этих элементах подготовки молодежи к морской службе; можно думать, что на этой почве, в особенности в долгие ночные вахты в океане, произошло сближение с родственной ему по духу натурой, — плававшим на том же фрегате вахтенным офицером в чине мичмана великим князем Константином Константиновичем.

У лиц, далеко стоящих от флота, может возникнуть сомнение, правильный ли был взгляд на самую подготовку к службе молодых офицеров, если такие талантливые натуры, как великий князь Константин Константинович или князь Борис Борисович, пройдя школу такого выдающегося моряка, как К. П. Кузьмич, оставляли флот. На это я скажу, что правильный, — мне достаточно назвать одного из соплавателей Бориса Борисовича, его товарища по классу и выпуску, Николая Оттовича Эссена, имя которого как флотоводца заслужило столь почетную известность.

Значит, школа, которой придерживался К. П. Кузьмич, да и все другие моряки того времени, указывала каждому молодому офицеру его настоящую дорогу. Я добавлю к этому, что плавание и морская служба оставили еще один след на всей деятельности Бориса Борисовича: они приучили его считать, что скорое решение вопроса, решение, может быть, и не вполне совершенное, но зато принятое вовремя, лучше медлительной нерешительности. Это особенно важно в делах практических, к которым Борис Борисович также прилагал свой талант и в которых проявил себя как руководитель и организатор.

В 1884 г. Борис Борисович поступил слушателем на гидрографический отдел Николаевской морской академии. Здесь его преподавателями были: А. Н. Коркин, Г. А. Тиме, Н. Я. Цингер, М. А. Рыкачев, И. П. де Колонг, К. Д. Краевич.

Борис Борисович окончил академию в 1886 г. одним из двух первых, имея одинаково с М. Е. Жданко 12 баллов по всем предметам на всех экзаменах. Но уже тогда можно было отметить зарождение его дальнейшей научной склонности. По лекциям М. А. Рыкачева им составлен и издан «Курс метеорологии», пользующийся и поныне заслуженною известностью. Отмечу также ту особенную благодарность, с которою