– А разве опять в ходу железные дороги?
– Нет, ваша светлость, – поспешил ответить один из молодых секретарей. – Теперь действуют чрезвычайно быстрые и удобные воздушные поезда.
После краткого дружеского прощанья с Эбрамаром маги со своей свитой сели в воздушный экипаж и скоро тихо уснули сном смертных.
Занимался день, когда их разбудили. Едва окончили они туалет, как экипаж их пристал к огромному и странному зданию, выстроенному сплошь из металла и стекла.
Это был целый ряд массивных четырехугольных башен вышиною с башню Эйфеля, но стоявших друг от друга на большом расстоянии.
Внутри находились подъемные машины для путешественников и багажа, рестораны, билетные кассы и т.д. Все это работало автоматически и мало интересовало наших магов.
Вершины башен соединялись огромным металлическим мостом, представлявшим собой пристань, возле которой, прикрепленное летучими мостиками, качалось что-то похожее на колоссальную змею.
Действительно, воздушный поезд походил на змею. Голова, казалось, разевала гигантскую пасть, внутри которой ревел, меча искры, огромный электрический аппарат; под брюхом воздушного чудовища висели сотни шаров, а на спине красовалось что-то вроде прозрачных и подвижных крыльев.
По одному из переходных мостиков путешественники наши во главе с Ниварой вошли в поезд и бегло осмотрели его, прежде чем занять свое купе.
Коридор, проходивший вдоль вагонов, – если можно назвать их этим именем, был достаточно широк, чтобы вместить где полки с книгами, а где буфеты.
Дешевые купе были малы, на два или четыре места. Дорогие же имели по два отделения, более или менее просторных: залу и спальню. Одно из таких, наибольшего размера, заняли Дахир, Супрамати и Нарайяна.
Все было устроено с удобствами и изысканной роскошью.
– Недурно в общем. Но советую вам, друзья, выйти в коридор, поглядеть на дамские туалеты, – предложил Нарайяна, все осмотревший с видом знатока.
Дахир и Супрамати не могли удержаться от хохота и предложили ему взять в проводники для изысканий Нивару; но тот не хотел ничего слушать и почти силой увел всех с собой.
Только что они остановились около одного буфета, как туда же подошли две дамы и при помощи автомата налили себе по стакану какой-то шипучки вроде сельтерской воды.
Обе были молоды и красивы; но костюмы их Супрамати нашел и неприличными, и неграциозными.
На одной, высокой черноглазой брюнетке, было розовое трико, производившее впечатление нагого тела; поверх было одето нечто вроде кимоно с широкими рукавами из розовой, вышитой серебром материи и на белой подкладке. На черных, восхитительно причесанных волосах красовался розовый бархатный берет с бриллиантовой пряжкой.
На второй, хорошенькой среднего роста блондинке трико было черное и черное же кимоно на голубой подкладке, а на голове голубой берет с белыми цветами.
– Тоже недурно, но уж слишком откровенно, – заметил Нарайяна с чуть заметной насмешкой, когда путешественницы отошли.
– Да, прежние платья совершенно изгнаны, – сказал Нивара, когда они входили в свое купе.
– А неужели и старухи носят такой же смешной и противный костюм? – осведомился Супрамати, садясь у окна.
– Старухи?! Да ни старух, ни стариков больше нет; наука совершенно упразднила старость. Одно из последних изобретений сделало совсем не нужными искусственные зубы; потому что, как только зуб изнашивается, на его место выращивают другой…
Теперь также устроены электрические ванны с разного рода втираниями, уничтожающими морщины. Что касается волос, то их тоже выращивают, как траву и любого цвета, по желанию, – пояснил Нивара.
– Черт возьми! Да эти люди в лучших условиях, чем мы; они наслаждаются вечной молодостью, без этой каторги быть бессмертными! – воскликнул, смеясь от души, Дахир.
– У медали есть и оборотная сторона. Вся эта искусственная ультраинтеллигентная мнимая молодежь – слабая, хилая и нервная – подвержена тяжким болезням. Вообще, это – осужденное, приговоренное поколение, – ответил, вздыхая, Нивара.
– Увы! Грустное время, жалкое человечество, – заметил Супрамати. – Да и может ли оно быть иным в этом мире, без Бога, без церкви, без законов, без правды; в мире, где царит лишь поклонение «животному». Кстати, Нивара, Нарайяна описал нам чудо Лурда и сказал, что остались еще христиане, словом, верующие. Много ли их?
– О, нет, очень мало; христиане составляют лишь очень бедную и гонимую секту. Живут они по уединенным, разоренным землетрясениями местам, да на заброшенных островах или в подземельях; словом, почти в пустынях, где «баловни» нашего времени не согласились бы и дня пробыть. Селятся они поблизости от древних святых мест или у тайников, где скрывают мощи, а не то чудотворную, особо чтимую икону.
– А не можешь ли сказать, Нивара, какие сохранились святые места помимо Лурда? – спросил Дахир.
– Храм Гроба Господня сохранился; но уцелел он благодаря чуду, еще более великому, чем в Лурде. Я должен описать вам это в высшей степени интересное явление. Вы понимаете, что святое место, где сотни лет скапливались молитвенные излучения, возбуждало ярую ненависть сатанистов. Этот очаг, так сказать, света и тепла, обновлявший и подкреплявший столько душ, не давал им покоя: особенно же приводили их в бешенство совершавшиеся там обращения к вере в Бога. И одно из таких обращений, особенно блестящее потому, что произошло с одним из их лагеря, обратившегося к покаянию, переполнило, как говорится, чашу.
На собрании главарей люциферианства вместе с неверующими ни в Бога, ни в сатану, но которых, однако, убедили, что это «гнездо фанатиков» заражает умы «обскурантизмом», было единогласно решено взорвать храм и Святой Гроб, а сколько тут было кощунства и всякого богохульства, так язык не поворачивается вам повторять.
Короче говоря, преступный план нашел множество сторонников, и целая армия, вооружившись бомбами и другими разрушительными средствами, с пением кощунственных песен, в подражание песнопениям священным, двинулась на Иерусалим.
По мере приближения, возбуждение озверелой толпы все росло. Во главе процессии несли статую Бафомета, а Царица шабаша исполняла впереди бесстыдную пляску; потому что, прежде чем уничтожить святое место, они намеревались осквернить его, справив там свой дьявольский шабаш.
Весть о приближении этого сатанинского полчища долетела до Иерусалима, вызвав среди верующих ужас и смятение. Собрались они в большом, сравнительно конечно, числе, так как готовились, по обычаю многих веков, праздновать Пасху. Они хорошо понимали, что кощунники умышленно избрали святую ночь для того, чтобы овладеть храмом и уничтожить его. А в то время епископом Иерусалимским был старец великого подвижничества, высокого благочестия и геройского мужества.
Известие о приближавшейся опасности не смутило его мужества и твердости духа. Проведя ночь на молитве у гроба Христа, он созвал верующих и красноречивым словом внушил им не трусить и не бежать, а защищать священное место по мере сил, положившись в остальном на волю Господню.
Слово его произвело желанное действие, и восторженное состояние осенило богомольцев. Они знали, что заплатят жизнью за верность Спасителю, но бодрость их не слабела; на коленях, с зажженными в руках свечами, пели они хором гимн воскресения, а вера их была так горяча, воззвание к Богу с мольбой о помощи и поддержке так сильно, что совместная молитва их восходила, как огненный столб, и обратилась над храмом в лучезарное облако. Весь храм положительно сверкал астральным светом; но верные, погруженные в глубокую молитву, не отдавали себе в том отчета, а сатанисты, само собой, не заметили великой невидимой силы, собравшейся вокруг святого места, которое они собрались уничтожить.
Наконец дьявольская рать подступила к храму, а крики их и бесстыдные песни слышались уже вблизи. Тогда верные запели «Христос Воскрес!», а маститый епископ с крестом в руках, подняв взор к небу, молился с восторженной верой.
И в ту минуту, когда Бафомет с Царицей шабаша чуть не очутились в ограде храма, небо точно воспламенилось, земля поколебалась и расселась, образовав огромные трещины, из которых вырывалось