и сказал, что в первую минуту принял было их за демонов.

Нарайяна, бывший в наилучшем расположении духа, посмеялся над ним, а потом все трое отправились к источнику, выходившему из скалы и протекавшему в саду. Они влили в воду каплю бывшей во флаконе первобытной эссенции и вода тотчас сделалась голубоватой и фосфорической.

Выкупавшись в этой освежающей воде, друзья почувствовали себя окрепшими и поспешили в дом, где их ожидал хорошо сервированный ужин.

– О! Какой Лукуллов пир! Вино, фрукты, мед, яйца, масло, пирожки, молоко и даже сыр! – весело воскликнул Супрамати.

– Вы балуете нас, друг, но я сделаю честь этому обильному угощению, потому что голоден, как волк, – прибавил он, усаживаясь.

– Очевидно, ты проголодался до того, что начал говорить анахронизмы, – сказал Дахир, смеясь, – «голоден как волк», когда давно уж и волков-то не существует.

– Мы воскресим память о них, – возразил Супрамати, намазывая маслом кусок хлеба и покрывая его сыром.

Облокотившись о стол, Ренэ де ла Тур с видимым удивлением наблюдал аппетит своих гостей, евших все и похваливавших поданное.

Дахир заметил это.

– Вижу, друг, вы не ожидали, что мы будем так усердно есть. Не думаете ли вы, что мы живем только наукой и ароматами?

Де ла Тур покраснел.

– Что вы, помилуйте! Я счастлив, что вы делаете честь моему скромному угощению, но я думал… – он, видимо, подыскивал выражение, – я думал, что «маги» отвыкли от нашей грубой пищи и не переносят ее. Первые дни вы почти не прикасались ни к чему и я, признаюсь, рассчитывал главным образом на аппетит Нарайяны.

Все засмеялись.

– Я объясню вам то, что естественно удивляет вас, так как вы забываете, милый мой Ренэ, что мы, «бессмертные» – маги ли мы или нет, – все-таки остаемся людьми, – дружески ответил Супрамати. – Пока мы учимся и работаем в наших таинственных убежищах, вдали от людей, в особой атмосфере, наши материальные потребности доведены до минимума. Глоток вина, ложечка питательного порошка, окружающий нас астральный свет – всего этого достаточно для нашего питания, потому что ум, занятый отвлеченными и сложными работами, при сбережении материальных сил, должен по возможности быть освобожден от веса тела.

Но тело это ведь существует же, и наступает минута, когда плоть заявляет свои права, тогда становится необходимым обмен новых веществ. В такие эпохи мы вынуждены вернуться в мир, сходиться с обыкновенными людьми и принимать пищу более существенную. Последние дни мы ели мало, потому что готовились к магическим действиям, требовавшим всей силы нашей воли, которую не должна была обременять тяжесть тела. В настоящую минуту, напротив, тело, истощенное духовными усилиями и прикосновением стольких нечистых миазмов, настоятельно требует материального подкрепления. Вот откуда наш аппетит и честь, которую мы делаем вашему чудному угощению.

– О да, они окунаются с головой в действительную жизнь; они не только едят бутерброды по фунту, а намереваются даже жениться, – возразил Нарайяна.

Де ла Тур привскочил на месте и на лице его изобразилось такое недоумение и недоверие, что все, даже Супрамати, дружно рассмеялись.

– Послушайте, друг Ренэ, вы, наконец, обижаете нас. Отчего бы нам не жениться и не быть отличными мужьями! – воскликнул Дахир, притворяясь обиженным.

– Боже мой, разве я сомневаюсь в этом? Но… но представить себе двух столь необыкновенных людей, великанов знания и могущества, просто мужьями обыкновенных женщин, показалось мне чем-то странным, похожим на старые сказки, в которых добродушные боги спускались на землю, чтобы осчастливить какую- нибудь смертную, – пробормотал сконфуженный де ла Тур.

Когда стих новый взрыв веселого смеха, Супрамати добродушно ответил:

– Сравнение ваше, друг Ренэ, грешит, конечно, преувеличением, но сравнение это, вообще говоря, справедливо. В глазах заурядных, невежественных людей мы легко можем сойти за людей привилегированных и даже за «богов»; легенды и народные предания сберегли множество сказаний о таинственных героях, как, например, Лоэнгрин, которые являются неизвестно откуда, входят в людское общество, женятся на простых смертных и живут обыкновенной жизнью, а потом исчезают, не оставляя по себе никаких следов.

Появляются тоже и таинственные женщины, как говорят, феи, которые любят смертных. Народная фантазия исказила, разукрасила и дополнила, разумеется, эти сказания; но в своей основе, в корне, рассказ всегда таит правду.

Ослепление и самодовольство полузнания заставляет людей пренебрежительно проходить мимо любопытных тайн, скрытых в легендах, преданиях и волшебных сказках. А между тем

то, что вчера еще казалось невероятной фантазией волшебной сказки, бледнеет сегодня перед открытиями науки, новизну которых наши современники приписывают себе. Пословица «Ничто не ново под луной» - совершенно справедлива. Все уже открыто, и все открытия в будущем вовсе не новы; это не что иное, как применение всегда существовавших сил, добытое уже высшей школой и известное первым наставникам мира, – в ту пору нового, в котором мы теперь живем и разрушение которого приближается.

На зеленеющие равнины этой молодой земли сошел некогда ученый ареопаг хранителей сокровищ науки мира угасшего. Эти знания и открытия, это знакомство с космическими законами, перенесенные как священное наследство в новый мир, - все это было скрыто затем в храмах и пещерах, вписано на символическом языке в священные книги, запечатанные семью печатями тайны.

Медленно, путем тяжелого труда и умерщвления плоти, ползли новые адепты народившегося мира к этой науке, сокрытой и запретной для профана. Вход в этот загадочный мир знания охранялся драконом, которого надо было победить, чтобы переступить порог. Дракон этот – тело с его беспорядочными страстями и ненасытными желаниями. Только тот, кто обуздал «зверя» в человеке и поборол строптивую плоть, в состоянии разобрать таинственные знаки, которые медленно развертываются в астральном плане, из века в век, по мере жизни планеты.

Богатства знания, которыми чванятся современные люди, извлечены из сокровищниц угасшего мира, солнце которого восприняло отпечаток всего, что освещали его лучи…

Он замолчал и настала тишина. Всех объяло таинственное и странное величие этого прошедшего и будущего; особенно подавлен был Рене де ла Тур, с волнением слушавший проникновенные слова мага… По окончании завтрака он даже попросил разрешения удалиться, чтобы поразмыслить о всем слышанном и приготовить несколько вопросов, которые хотел задать магам.

На следующий день после обеда Нарайяна объявил, что, по его мнению, пора уезжать; правосудие совершено, ничего интересного не предстояло, а оставаться здесь и вдыхать ядовитую заразу бесовского города не имело смысла.

– Но куда мы поедем? – спросил Дахир.- Мы еще не объехали вокруг света.

– Правда, но я показал вам самое интересное и нахожу благоразумным теперь вернуться в Царьград, если не воспротивится Супрамати.

– Почему же? Я сам нахожу, что пора туда возвратиться и что мы достаточно путешествовали, – спокойно ответил Супрамати, притворясь, что не замечает лукавой улыбки Нарайяны. Тот расхохотался.

– Боже, как он рассудителен! Надо спешить воспользоваться таким добрым расположением. Ночью мы можем выехать.