сказал встревоженный Супрамати.

Эбрамар рассмеялся.

– Нет, нет, я охотно выдам тебе аттестат, что ни один из учеников моих не доставил мне столько радости и так мало причинил огорчений, как ты. Мне не в чем упрекать тебя. Я просто хочу дать несколько советов, а ты – свободен принять их или нет.

– Что ты говоришь, учитель! Каждый твой совет – приказ для меня, – ответил Супрамати, покрасневший от похвал мага.

– Я хочу поговорить с тобою о жизни в свете, которую ты призван теперь вести, – сказал Эбрамар, садясь на предложенный стул.

– О, она ужасно нелепа, эта жизнь, и возбуждает во мне сильное желание вернуться в мир науки и тишины. Не могу высказать тебе, учитель, как мне порою хочется бежать из этого жалкого, неразумного общества, от этих тупых, порочных людей, от всего этого безобразного хаоса пошлых интересов, грязных интриг и животных инстинктов, – с отвращением закончил Супрамати.

Эбрамар покачал головою.

– Ты идешь по ложной дороге, Супрамати, предаваясь чувству отвращения к людям, с которыми тебе надлежит прожить известное время. Поверь, что глубокая, прозорливая мудрость высших руководителей недаром требует, чтобы мы сходились со смертными людьми, чтобы мы жили их жизнью и интересовались тем, что волнует их душу. Хотя мы и бессмертны, до известного предела, но все-таки остаемся людьми, и потому не можем порывать отношений с человечеством, но обязаны помнить, что каждый из нас – человек, и ничто человеческое не должно быть ему чуждо. Не забывай, что конечная цель нашего долгого жизненного странствования – новый мир, где мы станем снова смертными, куда мы призываемся на работу, чтобы там применить все наше знание и посеять науку, которой обладала погибшая планета.

Будущие цари младенческих народов, основатели религий, законодатели и руководители этой молодой земли, изобилующей жизнью и богатством, мы не смеем забывать ничего, что волнует и увлекает человеческое сердце.

Чтобы достойно выполнить эту задачу и заложить основы новой цивилизации, полчища магов, – этих тружеников будущего, – не могут вращаться только в астрале, но должны являть собою двусторонних исполинов, обладающих всеми физическими способностями человека и всем могуществом духовным. Царь, священнослужитель и законодатель должны непременно быть живыми существами, а не только бесстрастными магами, любящими одну науку.

Ты легко можешь впасть в такое заблуждение, если поддашься чувствам отвращения и презрения, которые сейчас высказал. Остерегайся и не беги от того, что волнует человеческое сердце, дабы впоследствии тебя не упрекнули в том, что, вознесясь так высоко, ты утратил понимание людей, которыми правишь; чтобы не сочли ясный свет и тихую гармонию твоего существа за грубую бесчувственность.

Да не обвинят тебя никогда в том, что ты глух к нуждам и жалобам малых, сирых и убогих. Помни, что ведь на тебя взирать-то будут снизу, и эти слабые, безвольные существа, с шатающейся верой, могут не понять твоей мудрости, а будут видеть в тебе только палача, бездушного исполнителя неумолимых законов, налагающего на них непосильные испытания и толкающего их, вместо далеких, недосягаемых, – по их мнению, – врат неба, в самый ад!

Супрамати побледнел.

– То, что ты сказал, учитель, ужасно. Сохрани меня Бог потерять способность понимать моих меньших братьев, но что же мне делать, чтобы избежать этой опасности?

– Никогда не отстраняться от людей, дабы в невозмутимом спокойствии бесстрастного мага не погасли все волнения души человеческой. Пока живешь в свете, ныряй без страха в круговорот жизни; свет истинный не должен блистать и греть на одних лишь вершинах, а обязан озарять также глубины и бездны. Чистая любовь нисколько не унижает мага, ибо любовь, ты сам знаешь, это – сила природы, чувство божественное, хотя бы даже в ничтожном создании. Маленькая птичка, которая дрожит за свое гнездо и печется о своих птенцах, уже трогает струны великих божественных чувств.

Почему бы тебе, друг, не последовать, вообще, примеру птицы и не свить себе гнездо на время твоего пребывания между смертными? Мы – бессмертные – право, похожи на перелетных ласточек. Подобно им, мы прилетаем из дальних, неведомых стран и вскоре улетаем неизвестно куда; подобно им, поднимаемся мы на эфирные высоты, купаясь в живительных лучах солнца науки, и снова вступаем в вихрь жизни, опускаясь на землю…

– Учитель! Ты хочешь женить меня?! – воскликнул Супрамати, слушавший с возрастающим изумлением и густо покраснел.

Эбрамар засмеялся.

– Могу ли я хотеть женить тебя, если это тебе неприятно! Избави меня Бог злоупотреблять моим на тебя влиянием, чтобы навязывать отношения, которые можно взять на себя только добровольно. Но я не отрицаю, что, если бы ты решился жениться на достойной тебя женщине, то я вполне одобрил бы такое решение, и по многим причинам.

Во-первых, ты на самом деле вступил бы в мир, для тебя совершенно чуждый, и сразу завязал бы родственные отношения, которые обяжут тебя принимать участие в людях; одним словом, ты действительно стал бы настоящим членом общества. Во-вторых, несмотря на наше относительное, так сказать, бессмертие, мы остаемся людьми, подчиненными законам физическим, и в известные промежутки времени организм наш, насыщенный первоначальным веществом, то есть жидким огнем, испытывает потребность окунуться в сферу, наполненную веществами более материальными, чем в наших убежищах науки, обладающих особой атмосферой. Потому-то нам и необходимо сливаться с низшими относительно нас существами (до известной степени, конечно), чтобы освобождать наше тело от излишка астрального огня и электричества.

Все это ты знаешь сам, как и то, что наши Махатмы после 180-200 лет аскетической жизни вступают в брак; поэтому и бессмертным разрешается во время их пребывания в миру вести жизнь заурядного человека. Прибавляю к этому, что дети магов становятся могущественными помощниками и превосходными работниками в том мире, которым мы будем управлять.

– Однако, с этой точки зрения, Дахир также должен жениться? – заметил видимо озабоченный и удрученный Супрамати.

– Несомненно, и я не премину сегодня дать ему подобный совет. Закон один для всех и поэтому-то, например, Нара, стоявшая много выше тебя, сделалась твоей женой, как была раньше моею, несмотря на разделявшее нас расстояние. Низший очищается и возвышается в единении с существом высшим, которое подобно свече может зажечь тысячи других, не утратив нисколько своей яркости и силы. Итак, если мы можем ввести в нашу ауру другое существо, чтобы очистить и возвысить его, почему же этого не сделать? Хорошо ли ты понял меня, ученик мой и друг?

– Да, учитель, и охотно постараюсь последовать твоему совету, глубокую мудрость которого я вполне понимаю. Я знаю даже женщину, которая любит меня… – он колебался. – Любовь ее наивна до смешного, но сама она чище и честнее окружающей ее толпы.

– Ты говоришь об Ольге Болотовой, – сказал Эбрамар, улыбаясь, – и я должен подтвердить, что любовь ее, несмотря на наивность, чиста, сильна и способна на жертвы.

И он передал разговор с вызывавшей его девушкой.

– Ох! Уж этот Нарайяна просто из рук вон! Выдумать подобную вещь! – изумился Супрамати.

Он в смущении слушал учителя, а в то же время был тронут и взволнован.

– Теперь я понимаю, почему меня так упорно преследовало воспоминание об этой сумасбродке; но так как я не хотел допустить чужое влияние на себя, то постоянно и совершенно напрасно – как вижу теперь – отгонял ее мысль, не прочтя.

Он на минуту задумался и замолчал.

– Учитель, – нерешительно начал он, – а мне ведь жаль эту девушку; союз со мною сократит ее жизнь, если не дать ей эликсир.

Эбрамар покачал головой.

– Нет, Супрамати, ваш союз будет испытанием и для тебя. Ольга умрет, и несмотря на твое могущество и горесть потери этого молодого создания, ты должен воздержаться от соблазна дать ей бессмертие. Я