участвовать, да и вообще вмешиваться в эту историю; ни увещевания, ни угрозы не поколебали его упорства. Вот тогда-то они вздумали обратиться ко мне.

– И что ты ответил?

– Я сказал, что действительно знаю кое-что по части индусской медицины и поверхностно знаком с оккультическими науками; но, по несчастию, совершенно не компетентен в таком серьезном и сложном случае…

Все дружно рассмеялись.

– А что, храбрый Хирам не в числе ли умерших? Это было бы очень кстати, – спросил Супрамати.

– Эге! Как ты, однако, принимаешь к сердцу обиду твоей обожательницы, – подтрунивал Нарайяна. – Но, увы, я не могу тебя порадовать этой приятной новостью. Интересующий тебя Хирам – жив; он все еще страдает от боли, которой ты его наградил, и потому не мог быть на собрании.

– Жаль! – коротко заметил Супрамати. Они поговорили еще о событиях последней ночи, а затем Нарайяна нашел, что им следует выйти, показаться в городе, чтобы окончательно устранить от себя всякое подозрение, и предложил посетить театральный дворец, которого они еще не видали.

Дахир согласился сразу, а Супрамати насилу дал себя уговорить. Давно не чувствовал он такой потребности в уединении, как теперь, и не ощущал такого отвращения к людям.

Переодевшись, они отправились в аэрокэбе и быстро прибыли на место. Театральный дворец был колоссальных размеров зданием, точно целый квартал под одной крышей.

– Вот вам и театральный дворец, или Лабиринт, – указал Нарайяна. – Здесь соединены все наиболее известные театры, и только на отдаленных окраинах находятся театры для народа. Вон там, видите, налево, отделенный садом, дворец артистов. Бесчисленное множество актеров и актрис живут здесь в маленьких квартирах, куда они приходят, большею частью, только спать; потому что все остальное они могут найти в самом театре, где играют. Там есть рестораны, читальни, приемные, уборные и т.д.; там завязывается большинство интриг, выставляются напоказ самые богатые туалеты, и залы постоянно переполнены. Первые представления для избранной публики начинаются в два часа пополудни; это делается для очень богатых людей, не работающих, живущих доходами и желающих быть в своем кругу. Вечером же бывают люди, занятые службою или делами днем и освобождающиеся только вечером.

Во время разговора воздушный экипаж опускался над обширным садом, где среди густой зелени были разбросаны домики самой разнообразной архитектуры; над входной дверью на маленьких шелковых флажках разных цветов значились имена владельцев.

– Все павильоны – особые убежища и принадлежат или артистам, или богатым частным лицам, желающим отдохнуть до представления, которое, впрочем, и отсюда можно видеть, не давая себе труда идти в залу. Полюбуйся на теперешних людей; это уже люди «не конца века», а «конца света»: нервные, чахлые, болезненные и бессильные душой и телом. Они мечтают и ищут только, как бы до высшей степени увеличить комфорт и возможно менее утомляться. У меня также есть здесь pied-a-terre; я покажу его вам до представления.

Самолет остановился перед небольшим индусским храмом из белого мрамора, напоминавшим их гималайский дворец; около входа алебастровый слон держал в поднятом хоботе щит с надписью: «Нарайяна, индийский принц».

Они вошли сначала на мощеный дворик, посредине которого бил фонтан, а оттуда поднялись по ступеням крыльца, и Нарайяна отворил резную дверь. Очутились они в маленькой прихожей, где два индуса в белых тюрбанах до земли поклонились им и подняли тяжелую завесу из индийской материи, затканной золотом. Перед ними была круглая зала с голубым стеклянным куполом вместо потолка; единственное окно было задернуто голубой кисеей, и вся зала тонула в приятном полусвете. Меблировка состояла из нескольких мягких диванов и стульев; в хрустальном бассейне плескался фонтан, распространяя приятную прохладу.

– Рай Магомета, хотя и без гурий! – засмеялся Дахир.

– Могу достать гурий, если желаешь и… если позволит нам добродетельный и целомудренный Супрамати, – шутил Нарайяна.

– Пока подкрепимся, – прибавил он, нажимая кнопку в одной из колонн.

Из-под пола поднялся сервированный со всей утонченной роскошью эпохи стол, за который они и сели.

– Я не против того, чтобы вы пригласили гурий, – сказал Супрамати, развертывая салфетку, – только бы мне нe пришлось принимать участие в их приеме. А пока скажи, Нарайяна, что сегодня дают в театре и что более всего в моде?

– Если желаешь знать, все – в моде, начиная с самого циничного реализма до самого отчаянного мистицизма; потому что среди многочисленных посетителей театров есть поклонники и даже фанатики всех сортов, – ответил Нарайяна. – Вот подожди, пока мы завтракаем, я покажу тебе одну из пьес, идущих в настоящую минуту.

Он встал и подошел к вделанной в стену раме, на которой было множество разного цвета эмалированных кнопок, расположенных вокруг одной, гораздо большей кнопки, посередине. Нарайяна привел в движение сначала среднюю кнопку и часть стены бесшумно раздвинулась, открывая огромное фосфоресцировавшее полотно, тонкое, как паутина; оно дрожало и волновалось, точно поверхность воды под легким ветерком. Тогда Нарайяна нажал вторую кнопку и минуту спустя полотно потемнело, потом обрисовалась внутренность помещения, появились действующие лица, и все приняло жизненный вид, а представление шло так правдиво и жизненно, что можно было вполне чувствовать себя в театральной зале.

Действие уже началось; тем не менее, нетрудно было уяснить сюжет и следить за развитием пьесы, несложной, но изумительно циничной по содержанию.

Дело шло о приключениях жены, находившейся «в отпуску»; муж, хотя по закону и обязан был разрешить ей наслаждаться с другим, но был ревнив и втихомолку подносил влюбленным самые неожиданные и неприятные сюрпризы. Приключения были очень забавны, но большинство сцен так сильны, так бесстыдно реальны, что Супрамати с Дахиром минутами сомневались в свидетельстве глаз своих.

– Это невообразимо! Я не понимаю, какое удовольствие находят люди в таких нелепостях, и притом грязных до тошноты, – с отвращением заметил Супрамати.

– А ты однако же смеялся, – сказал Нарайяна, искренно забавлявшийся спектаклем.

– Смешные положения, конечно, возбуждают смех, но подробности отвратительны!

Встав из-за стола, Нарайяна предложил идти в какой-нибудь театр, где должно начаться представление.

– Только, пожалуйста, покажи нам что-нибудь в ином роде; с меня достаточно виденного. Надеюсь, и Дахир согласен со мною, – сказал Супрамати.

– Я покажу вам мистическую феерию, такую высоконравственную, что ты можешь вообразить себя в раю, – смеялся Нарайяна.

Итак, все трое отправились в театр. Зала была великолепна, а ложа их представляла настоящий будуар хорошенькой барыни: была обтянута розовым шелком, с цветами, зеркалами и статуями.

Что касается спектакля, то если он и не вполне отвечал характеристикам Нарайяны и, конечно, былым понятиям о рае, то все-таки был в достаточной мере приличен, чтобы смотреть его, не особенно краснея.

Сюжетом взята была история молоденькой амазонки. Разочаровавшись в жизни, она обратилась к благочестию, но злые духи старались свернуть ее с пути истинного и толкнуть на грех, а после смерти душу ее оспаривали добрые и злые силы. Но главный интерес представления сосредоточивался на сценической обстановке и, в этом отношении, театральная техника действительно достигла такого совершенства, что иллюзия была полная. Даже Дахир и его друг увлечены были картинами, в которых с изумительной точностью изображались сцены «потустороннего» мира, виденные ими в действительности.

Зала была полна; но не все зрители одинаково интересовались представлением и разговоры не умолкали.

В соседней ложе болтали громко, и Супрамати скоро узнал, что поражение сатанистов занимало все умы. Слухи разрастались, и дело приняло чудовищные размеры. Какая-то дама, знавшая будто бы все подробности из первых источников, рассказывала, что погибло, по крайней мере, двести человек; что оба