Бланшо явно на что-то намекал. Минар вплотную подошел к согбенному старику, который был даже ниже его.

— Я имею в виду, что надо быть разборчивее в своих знакомствах.

— Уж не хотите ли вы сказать, что мадемуазель…

— Боже сохрани! У мадемуазель безупречная репутация. Я так и сказал полицейскому.

Минар вздрогнул:

— Полицейскому? Что тут у вас произошло?

Бланшо, которому явно доставляло удовольствие сообщать скверные новости, объяснил смысл своих слов:

— Он заявился с раннего утра. Я как раз выносил горшок.

— Полицейский? В форме?

Бланшо засмеялся.

— Этого только не хватало! Нет, не в форме, но сразу было видно, что он из полиции. Выглядел весьма респектабельно. Я думал, что он пришел по поводу верхних жильцов, прикармливающих голубей, но он спросил меня, где живет господин Ферран.

Минар вдруг понял, что означает выражение «стынет кровь в жилах».

— И что вы ему сказали?

— Я сказал: «Ферран? Он живет на верхнем этаже вместе с господином Минаром. Их легко различить: Ферран — высокий и худой, а Минар маленький и толстый». Извините, что я о вас так выразился, сударь, но от полиции лучше ничего не утаивать. Советую вам поостеречься, а то попадете в беду.

— Что ему было нужно от Феррана?

— Вообще-то говоря, он больше интересовался вами.

— Но вы же сами сказали, что он спросил Феррана. Минар почувствовал, что в его голос закрались нотки отчаяния: все фантазии Феррана вдруг начали обретать пугающую реальность.

— Верно, — сказал Бланшо все с той же хитроватой усмешкой. — Спросил-то он Феррана, но, когда я упомянул ваше имя, он сказал: «Выходит, по этому адресу живут два человека? Нам известно только про Феррана». И спросил меня, давно ли вы здесь живете.

— Но я поселился здесь раньше Феррана! — негодующе воскликнул Минар.

— Я это знаю, сударь. Я так и сказал полицейскому, а он спросил: «Значит, Ферран проживает здесь временно?» А я ответил: «Совершенно верно, сэр, и я бы не удивился, узнав, что он из тех, кто все время переезжает с одного места на другое, не заплатив за квартиру». Помните, в прошлом году у нас жил один такой?

Минар чувствовал, что ему надо выпить воды.

— Значит, вы донесли на Феррана полиции, хотя он не совершил ничего предосудительного?

— Я только сказал правду. Власти не терпят уклончивости и неопределенности.

— Вы старый болван!

— Я еще добавил, что вы проводите слишком много времени в квартире молодой портнихи, девицы, как я заверил полицейского, незапятнанной репутации.

— Значит, вы донесли на Феррана, меня и невинную девушку?

— Я — законопослушный человек.

— А мне хочется спустить вас с лестницы.

— Не советую, сударь. Не забывайте, что они теперь все про вас знают.

И с этими словами Бланшо скрылся за дверью своей комнаты, а Минар почувствовал, что его жизнь словно бы разваливается на куски, осыпается, как вздувшаяся зеленая краска вокруг закрытой двери Бланшо.

Минар, тяжело ступая, направился к себе наверх. В голове у него роились тревожные мысли. Что, если агент обыскал их комнату? Открыв дверь, Минар ахнул. Стол, за которым работали они с Ферраном, был совершенно пуст — исчезли и манускрипты, и сумка, в которой Ферран их принес.

Он не знал, что его пугало больше — сознание, что в его комнату вторглись и, следовательно, он на подозрении у властей, или мысль о том, что, пока Ферран разыскивает пропавшие две или три странички из доверенной ему работы, из комнаты испарились все до единого манускрипты. Он даже был отчасти рад, что их больше нет, но кто знает, какие доказательства их неведомой вины, какие зашифрованные сообщения сможет в них обнаружить полиция? Минар сел на кровать Феррана и обхватил голову руками.

В таком положении и нашел его возвратившийся через полчаса Ферран. Минар вздрогнул, услышав звук открываемой двери, — он не ожидал, что его друг вернется так скоро. Он даже подумал, не решил ли Ферран предоставить ему одному обыскивать парижские улицы, но прежде, чем он успел сказать хоть слово, Ферран заговорил возбужденным фальцетом:

— Я решил, что самое лучшее — это нам вместе пройти по улицам, где вы могли оказаться, когда шли от площади Бодуайе… — Тут он заметил пустой стол. — Куда вы положили бумаги, которые я переписывал?

— Сядьте, Ферран, — сказал Минар. — У нас сегодня черный день.

Через минуту, узнав, какая с ними стряслась беда, Ферран уже плакал, как ребенок.

— Не огорчайтесь так, Ферран.

— Как же я могу не огорчаться? — сквозь слезы проговорил Ферран.

— Может быть, мы еще отыщем бумаги, которые я потерял вчера.

Но даже сам Минар не находил утешения в сознании, что они смогут предъявить патрону Феррана эти жалкие странички или что эти странички избежали внимания полиции.

— Потеря этих страничек уже не имеет значения, — сказал Ферран, утирая слезы. Затем он заставил Минара встать с его постели и начал шарить под матрасом.

— Что вы ищете? — спросил Минар и тут увидел, что Ферран извлекает из дыры в матрасе одну пачку рукописей за другой.

— На столе были только те бумаги, которые я намеревался переписать в первую очередь. Остальные я спрятал в матрас.

Минар выразил восхищение предусмотрительностью Феррана, которая, если бы он узнал о ней раньше, показалась бы ему нелепой.

— Но тут возникает новая проблема, — сказал Ферран, глядя на валяющиеся на постели рукописи (составлявшие, по сути, большую часть полученного им задания). — Что нам с ними делать? Если полиция подозревает, что мы замешаны в каком-то заговоре, эти бумаги могут стать лишним тому подтверждением. С другой стороны, когда мой патрон со слугами придет в назначенный день, что мы ему скажем, если работа не будет готова? Я не уверен, что нам безопасно держать эти рукописи дома и продолжать их переписывать.

Хотя Ферран и Минар оба интересовались философией и увлекались игрой, требующей стратегических талантов, они чувствовали себя беспомощными перед этой загадкой.

Ферран изъявил готовность переехать на другую квартиру — в конце концов, это он навлек беду на Минара и он сам должен расхлебывать заваренную им кашу. Минар возражал: неужели их дружба, скрепленная во время памятной встречи на скамейке, не устоит перед подобным испытанием? Теплые заверения в дружеских чувствах укрепили в них взаимную преданность, но не подсказали никакого решения стоявшей перед ними дилеммы.

— Вы не совершили ничего дурного, — сказал Минар своему другу, — и я не виню вас за то, что вы согласились взять эту работу. Я гораздо больше виноват перед вами.

Он признался во вчерашнем обмане, а увидев, как исказилось лицо Феррана, добавил, что в конечном итоге все получилось к лучшему, поскольку в результате его обмана их не оказалось дома, когда явился агент полиции, и им удастся вернуть еще несколько страничек, которые иначе были бы конфискованы.

Ферран сохранил самообладание и сдержал слезы, слушая рассказ друга о предательстве; затем, как жена, которая прощает, но не забывает, нашел в себе душевные силы, чтобы принять решение.

— Пойдемте к портнихе, — сказал он, — возьмем у нее бумаги и затем, забрав манускрипты, отправимся искать другое пристанище. А через месяц я вернусь сюда, и будь что будет.

Позднее Минар говорил, что в ту минуту Ферран проявил свои лучшие душевные свойства.

Друзья собрали имущество и завязали его в кусок грубого холста. Получился большой и довольно