Задачею буржуазии было рассуждать во время революции о великих принципах, или, вернее, о великих обманах. Задача же народа будет в том, чтобы хлеб обеспечить всем и каждому. В то время, как буржуа и обуржуазившиеся рабочие будут играть в великих людей в своих говорильнях, пока «практические люди» будут вести бесконечные рассуждения о формах правления, — нам, «утопистам», придётся позаботиться о хлебе насущном.

Да, мы имеем дерзость утверждать, что всякий должен и может быть сытым, и что Революция победит именно тем, что обеспечит хлеб для всех.

Что мы «утописты» — это всем известно. Мы, действительно, настолько утописты, что решаемся утверждать, что революция должна и может обеспечить каждому помещение, одежду и хлеб, — и это, конечно, очень не нравится всем — красным и синим — буржуа, которые отлично знают, что если народ будет сыт, то справиться с ним будет очень трудно.

Да, мы упорно настаиваем на этом: восставшему народу нужно обеспечить хлеб, и вопрос о хлебе должен быть поставлен прежде всего. Если он разрешится в интересах народа, революция окажется на верном пути, потому что для решения вопроса о пропитании необходимо будет признать принцип равенства, помимо которого никакого решения быть не может.

Нет сомнения, что будущая революция разразится — как было с революцией 1848 года — во время какого-нибудь крупного промышленного кризиса. За последние тридцать лет, промышленность всё время перебивается кое-как между тучных и голодных лет, и это положение может только ухудшиться; всё способствует этому: — конкуренция молодых стран, выступающих на сцену в борьбе за старые рынки, войны, всё растущие налоги и государственные долги, неуверенность в будущем, крупные предприятия в отдалённых странах…

Миллионы европейских рабочих постоянно находятся без работы, и в тот момент, когда революция вспыхнет и начнёт распространяться, как огонь, вспыхнувший в порохе, общее положение промышленности может только ухудшиться. Как только в Европе или в Соединённых Штатах появятся баррикады, число рабочих без работы удвоится. Что же делать, чтобы прокормить всю эту массу людей?

Не знаю, задавались ли когда-нибудь этим вопросом, во всей его неумолимости, так называемые «практические» люди? Но мы знаем наверное, что они хотят сохранить наёмный труд, а потому, по всей вероятности, для доставления хлеба безработным, они станут проповедовать какие-нибудь «национальные мастерские», или «общественные работы».

Национальные мастерские открывали уже в 1789 и 1793 годах; к тому же средству прибегли в 1848 году; затем Наполеону III удалось, в течение восемнадцати лет сдерживать парижский пролетариат, занимая его перестройкой Парижа, — чему Париж обязан своим двухмиллионным долгом и городским налогом в 90 франков с человека. Тем же прекрасным средством для «обуздания зверя» пользовались ещё в Риме и даже в Египте, четыре тысячи лет тому назад; наконец, все деспоты, короли и императоры, во все времена, отлично умели вовремя бросить народу кусок хлеба, чтобы воспользоваться передышкой и, тем временем, снова взяться за хлыст. Совершенно естественно поэтому, что «практические» люди будут проповедовать тот же самый излюбленный способ, лишь бы сохранить наёмный труд. Стоит ли, в самом деле, ломать себе голову, когда под руками есть средство, которым пользовались ещё египетские фараоны!

Но если только революция вступит на этот путь — она погибла.

Когда в 1848-м году открыли, 27 февраля, национальные мастерские, в Париже было всего восемь тысячу рабочих без работы. Через две недели их уже было 49.000 и было бы, вероятно, скоро сто тысяч, не считая тех, которые сбегались в Париж из провинции.

Но в 1848-м году промышленность и торговля не занимали во Франции и половины того количества рабочих рук, которое они занимают теперь. Известно, с другой стороны, что во всякой революции страдают больше всего именно обмен и промышленность. Подумайте только, сколько рабочих работают, прямо или косвенно, для вывоза, сколько рабочих рук занято в производстве предметов роскоши, имеющих сбыт среди меньшинства буржуазии.

Революция в Европе, это — немедленное прекращение работы по крайней мере половины всех фабрик и заводов. Это — миллионы рабочих, выброшенных на улицу вместе со своими семьями.

И вот этому-то поистине ужасному положению хотят помочь национальными мастерскими, т.-е. созданием новых промышленных предприятий для доставления работы безработным.

Нет сомнения, — и это говорил ещё Прудон, — что малейший захват частной собственности произведёт полную дезорганизацию всего нашего строя, основанного на частной собственности, частных предприятиях и наёмном труде. Прятать голову, как страус, жить иллюзиями, воображать, что во время революции фабрики будут работать по старому, и что к ним будут приливать заказы по старому — просто постыдно. Ничего этого не будет, и общество будет вынуждено взять в свои руки всё производство, в целом, и перестроить его соответственно потребностям всего населения. Но так как эта перестройка не может совершиться в один день или даже в один месяц, а потребует год или годы для приспособления к новым условиям — а в это время миллионы людей будут лишены всяких средств к существованию, — то является вопрос: Что делать?

При таких условиях возможно только одно, действительно практическое решение вопроса. Оно состоит в том, чтобы признать всю трудность предстоящей задачи и, вместо того, чтобы поддерживать положение вещей, которое сама революция сделает невозможным — заняться перестройкой производства на совершенно новых началах.

Чтобы поступить практически, нужно, следовательно, по нашему мнению, чтобы народ немедленно же завладел всеми продуктами, имеющимися в тех местностях, где вспыхнула революция, составил им опись и чтобы он устроился так, чтобы ничего не пропадало даром, но чтобы все могли воспользоваться имеющимися накопленными продуктами и, таким образом, пережить критический период. И в это время, — обеспечив существование всех на несколько месяцев вперёд — нужно фабричным рабочим доставить сырой материал, которого у них нет в запасе, обеспечить таким образом их существование в течение нескольких месяцев и направить работу на производство предметов, настоятельно необходимых массе крестьян. Не нужно, в самом деле, забывать, что хотя Франция производит шелка для немецких банкиров и для императриц Российских и Сандвичевых островов, и хотя Париж выделывает всевозможные безделушки для богачей всего мира, у двух третей французских крестьян нет ни порядочной лампы для освещения их хижины, ни усовершенствованных земледельческих орудий, без которых в настоящее время, путное земледелие невозможно.

Наконец, нужно будет сделать годными для обработки те земли, которые теперь ничего не производят (а таких земель ещё очень много), и улучшить те, которые не производят даже четверти, даже десятой доли того, что они могли бы производить, если бы их отдать под усиленную, огородную и садовую обработку.

Это — единственное практичное решение вопроса, которое мы можем указать, решение, которое волей-неволей придётся принять — в силу самого хода вещей.

Выдающейся, отличительной чертою современного капиталистического строя является наёмный труд.

Лицо, или группа лиц, владеющих нужным капиталом, основывают промышленное предприятие, берут на себя доставку сырого материала для фабрики или завода, организацию производства, продажу продуктов и платят рабочим известную определённую плату; сами же они получают всю прибыль, под тем предлогом, что она представляет вознаграждение за их труд управления, за их риск и за колебания рыночных цен на данный товар.

Такова, в немногих словах, вся система наёмного труда.

Чтобы сохранить её, современные владельцы капитала готовы пойти на некоторые уступки, например, поделить с рабочими часть прибыли, или устроить подвижную шкалу заработной платы, так, чтобы плата рабочего поднималась, когда поднимается доход предприятия. Одним словом, они готовы согласиться на некоторые «жертвы», лишь бы только им оставили право управлять промышленностью и получать с неё доход.

Коллективизм, как известно, вносит в этот порядок существенные изменения, но сохраняет, однако,