ругательства.

Шум и сумятица продолжались всю следующую ночь, а потом и все утро. Попыток продвинуть ближе к лагерю укрытая, которыми был уже буквально усеян лед вдоль берегов, больше не предпринималось – видимо, противник сообразил, что «ховеркрафты» неминуемо отрежут его от берега. Однако цель атак не вызывала сомнений: обороняющихся собирались взять измором, не давая им ни малейшей передышки.

Доедая свою порцию подслащенной и витаминизированной кукурузной каши, Абониту произнес:

– Так мы долго не продержимся.

– Они могут сменять друг друга, а мы – нет, – поддержал его Эндрю. – Что же делать? Опять в путь? Вверх по реке? Или вниз?

– В любой части города они не дадут нам покоя.

– Тогда прочь отсюда. – Абониту помалкивал. – Дождавшись подкрепления и пополнив запасы, мы сможем вернуться.

– Да, – согласился Абониту, – так будет разумнее всего. Сейчас мы отступим, но потом вернемся – с вертолетами, огнеметами и напалмом. Тогда наступление поведем уже мы. Затравим их на этих узких улочках, как крыс. Но я не хотел этого, Эндрю.

– Тебе не оставили иного выхода.

Абониту мрачно поднял глаза на негостеприимный город.

– Чего они хотят? – не выдержал он. – Ведь перед нами не дикари – как они могут быть дикарями? За их действиями стоит чей-то разум, который не может не внушать уважения. Если бы только можно было установить с ними контакт!

– Они как будто не стремятся к этому.

– Но разве они откажутся от контакта, если мы предложим его сами?

– Каким образом?

– Выслав парламентера с белым флагом.

– Может, и не откажутся. Но пока они не предлагали нам ничего похожего.

– Возможно, они считают, что первый шаг должны сделать мы. Ведь это их страна.

– Было бы куда проще убраться подобру-поздорову.

– И вернуться, вооружившись напалмом? Это Лондон, Эндрю! Я хочу согреть мою королеву, а на зажарить ее.

– Значит, парламентер. Зиггури? Думаешь, он справится?

– Нет, не Зиггури. И вообще никто из наших.

– Ты думаешь, что я сгожусь для этого? – медленно осведомился Эндрю.

– Убедить их удастся только тебе.

– Убедить?

– Да. Что у нас мирные намерения. Что мы хотим оказать им помощь. Но я не прошу тебя об этом, Эндрю. Разве что ты вызовешься сам. Я знаю, как это рискованно.

Эндрю улыбнулся. На его облике лежала печать нечеловеческой усталости, лицо горело от начавшейся лихорадки.

– От риска все равно никуда не денешься, – выговорил он. – Остается надеяться, что в этих местах все еще признают белый флаг.

Он в одиночестве подошел к берегу, высоко подняв обрезок узкой трубы с болтающимся на кончике белым лоскутом. До самой набережной он не видел ни души. Потом из-за парапета ему бросили веревочную лестницу.

– Лезь сюда, – велел голос с северным произношением.

Наверху его встретили человек шесть. В их глазах читалось любопытство, смешанное с неприязнью.

– Белый? – удивился главный в группе. – Там есть Другие белые?

– Нет, только я.

– Черномазые ублюдки! – прошипел рыжеволосый коротышка. – Хотел бы я…

Человеку, говорившему с северным акцентом, было на вид лет пятьдесят – коренастый, седовласый и чисто выбритый, в то время как остальные заросли щетиной. Он повысил голос, и все разом умолкли.

– Кто послал тебя к нам? Чего ты хочешь?

– Меня направили для переговоров с вашим командованием.

Оглядев Эндрю с ног до головы, коренастый проговорил:

– Ладно. Пойдем.

Рыжеволосого послали доложить о появлении парламентера. Остальные двинулись вместе с Эндрю вдоль набережной по направлению к Чаринг-Кросс. Их ноги то и дело вязли в снегу и скользили на льду. Потом они свернули к Нортамберленд-авеню. Деревья вокруг были по-зимнему голы, но все же их вид отличался от того, что остался у Эндрю в памяти, – видимо, они погибли от холода. Некоторые были