синее распухшее лицо убитой…

— Затем, — продолжала мисс Уинкуорс, — девушка привела ее, а сама ушла, мы так думали. Мы слышали, что Берлин немного поговорил с женщиной, а потом вернулся. Тогда мистер Россетер сказал, что ему тоже надо поговорить с женщиной, и чтобы мы подождали его. Я подумала, что это странно, потому что он был без маски, но решила ничего не говорить. Прежде, чем выйти, он сказал нам, что будет лучше, если мы разойдемся по разным комнатам и подождем там. Молд спросил, почему? Он выпил и был настроен агрессивно, но Берлин велел ему успокоиться и делать все, как сказано. Он объяснил, что уже обсудил все с мистером Россетером, и все это входит в план. Мне показалось, что мистер Россетер был несколько удивлен его словами, но все же кивнул утвердительно. Берлин ушел во вторую гостиную, а я осталась в той, где была. Молд прошел в первую спальню. Через некоторое время Берлин пришел ко мне, а немного спустя мистер Россетер…

— Подождите минутку, — остановил ее Фэн, — а где все это, время был Россетер?

— Он был с этой Тарди. Я видела, как он вошел туда.

— А когда он вышел оттуда, она была еще жива?

— Да, я слышала ее голос, она что-то говорила ему, когда он закрывал дверь.

— Кто-нибудь еще входил туда, когда он был там?

— Нет. Моя дверь была открыта, и я бы видела.

— А когда он вышел, то прошел прямо в вашу комнату?

— Да. Он сказал мне и Берлину, что запугать ее — работенка не из легких. Он и Берлин заспорили о чем-то, и я сказала им, что если они не закроют дверь, она их услышит. И они прикрыли дверь.

— Значит, Молд мог убить ее, — вмешался Кадогэн.

— Подожди немного, — сказал Фэн. — О чем они спорили?

— О чем-то юридическом, насчет засвидетельствования документа, или что-то в этом роде, я не поняла. Минут через пять тот, другой… Молд, пришел и сказал, что кто-то бродит по магазину, и нам лучше некоторое время посидеть тихо, что мы и сделали. Я беспокоилась, не уйдет ли мисс Тарди за это время, но Россетер шепнул мне, что все в порядке, но ее пока еще не удалось запутать. Он сказал ей, что ему надо подготовить кое-какие документы, а это займет довольно много времени. Я помню, что как раз в это время городские часы пробили без четверти двенадцать.

Наконец, мы начали опять разговаривать, решив, что это была ложная тревога. Затем мистер Россетер дал Молду револьвер и еще какую-то официальную бумагу и велел действовать.

— Подождите. Вы были все вместе в комнате с того момента, когда вошел Молд и сказал, что кто-то ходит по магазину?

— Да.

— Никто ни на миг не выходил?

— Никто.

— Сколько времени, вы полагаете, вы были там все вместе?

— Около двадцати минут.

— Хорошо, продолжайте.

— Оказалось, что Молд был выбран для этой работы, запугивать ее, я имею в виду. Он сказал, что позовет нас, когда будет нужно, и вышел. Но через минуту он вернулся и сообщил, что в комнате, где была Тарди, не горит свет (перегорела лампочка, предположил он). Он решил, что она ушла, и пытался в темноте нашарить свечку, которую он раньше видел там. И вдруг споткнулся и упал на нее. Она лежала на полу. Мы взяли электрический фонарик и… Она была мертва, опухшая, с затянутой на шее веревкой. Берлин сказал, что он доктор, и нагнулся к ней. Мистер Россетер пожелтел от страха и сказал, что это сделал кто-то посторонний, что надо обыскать магазин. Когда мы начали спускаться вниз, мы увидели девушку, которая пряталась там. Мистер Россетер показал ей труп и, сказав что-то, что сильно ее напугало, отослал ее домой. Нам это не понравилось, но он заметил, что мы в масках, и она нас не узнает и вообще будет молчать для своего же блага. Берлин поднялся с колен, посмотрел на нее страшно и внезапно сказал: «Никто из нас не мог сделать этого». А мистер Россетер возразил: «Не валяйте дурака. Кто же еще мог это сделать? Вы все попадете под подозрение, если это выплывет наружу». Тогда Молд сказал: «Нам придется сохранить это в тайне». И я согласилась с ним. Вот тогда они и решили бросить жребий, кому прятать труп.

Мисс Уинкуорс резко оборвала свою речь. Это повествование потребовало от нее огромного физического напряжения, однако Кадогэн не заметил признаков моральной оценки перечисляемых ею фактов. Она говорила об убийстве так, словно речь шла о погоде. Слишком эгоистичная, толстокожая и лишенная воображения она едва ли осознавала свою причастность к этому непоправимому трагическому финалу.

— Мы подбираемся к сути дела, — мечтательно сказал Фэн. — Итак, действующие лица: Молд — равняется нашему мистеру Шерману; Берлин — доктор, не опознан; Лидс — вот эта тварь; Райд — Виола. Уэст? Когда, наконец, этот загадочный Уэст выйдет на сцену, хотел бы я знать? Предъявлял ли он свои права на наследство? Россетер о нем ничего не говорил. Один бог знает, какую чушь наговорил Россетер Шерману и доктору, и в чем заключается их драгоценный план. Теперь это неважно. Неважно также, как Россетер собирался привести в исполнение свой истинный план убийства. Это тоже провалилось. Суть не в том, кто СОБИРАЛСЯ убить ее, а в том, кто УБИЛ. Признаюсь, мне очень интересно узнать, что доктор имел в виду, когда сказал, что никто из вас не мог совершить убийство. Это перекликается со словами Россетера о «невозможном убийстве».

Он опять повернулся к женщине, которая нюхала соль из маленького флакончика. Кадогэн заметил, что у нее грязные ногти.

— Есть ли какая-нибудь вероятность того, что кто-то спрятался в квартире или в магазине до того, как вы все приехали?

— Нет. Все было заперто и, кроме того, мы все тщательно осмотрели.

— Мог ли кто-нибудь влезть в окна комнаты, где была мисс Тарди?

— Нет, они забиты гвоздями, как и все окна в квартире. Я не пользовалась ею больше года.

— Тогда Уэст отпадает, — сказал Фэн. — Если бы кто-нибудь вошел через магазин, Виола сказала бы. Другого входа в квартиру, кроме лестницы, идущей из магазина, ведь нет?

— Нет.

— Пожарной лестницы, например?

— Нет… Я убеждена, — неожиданно сказала она, — что это сделала девчонка!

— На данном этапе это вполне возможное предположение, — согласился Фэн, — за исключением того факта, — добавил он, обращаясь к Кадогэну, — что она вряд ли с такой готовностью делилась бы с нами всем, если бы это действительно сделала она. Чтобы так блефовать, надо иметь колоссальную выдержку и железные нервы. В любом случае ей незачем было говорить, если она не хотела. Посмотрим. — Он взглянул на часы. — Двадцать пять минут. Мы должны идти. Я хочу проверить, в порядке ли Виола, а потом пойти в «Жезл и Скипетр» и подождать вестей от Хоскинса. Нам придется возвращаться обходными путями. Если тот полисмен знает свое дело, половина полиции Оксфорда сейчас бегает вокруг, разыскивая нас.

— Послушайте, — настойчиво сказала мисс Уинкуорс. — Вы ведь не допустите, чтобы мое имя было замешано в эту историю? Нет?

— Господи, что вы, как можно? — сказал Фэн, к которому, казалось, вернулась его обычная веселость. — Ваши показания слишком ценны. Ведь не могли же вы поверить, что вас оставят в стороне? Смешно.

— Ты ублюдок, — прошипела она. — Мерзкий ублюдок!

— Фи, что за выражения, — укоризненно сказал Фэн. — Такая дама и такие выражения. Между прочим, не пытайтесь покинуть Оксфорд, вас все равно поймают. Всего доброго.

— Послушайте же…

— Всего доброго, я сказал. Прощайте!