отделаться. Поэтому и французские солдаты, присылаемые сюда на службу не более как на полтора года, ходят всегда в суконном платье. Но какова же должна быть пытка носить грубое, тяжелое сукно в такой бане! Да и то, говорят, около четверти общего числа солдат становятся жертвами желтой и рисовой лихорадки и находят себе здесь безвременную могилу. Впрочем, местные обжившиеся французы, благодаря фланели, сохраняют здоровье и даже имеют весьма бодрый вид. Для этого надо только соблюдать известного рода диету, например, пить воду и вино только во время завтрака и обеда; вода же как прохладительное, особенно в промежутке от завтрака до обеда, очень вредна, ибо грозит дизентерией. Никогда не следует пить воду или вино холодные и тем более со льдом, а чтоб устранить вредоносность воды, должно подбавлять в стакан небольшое количество коньяку. Мы заметили, однако, что французы, обедавшие в Папском отеле за табльдотом, злоупотребляют не столько водой, сколько спиртными напитками, в особенности коньяком, который здесь предлагается посетителям даром, именно в видах гигиенических, и для того откупоренные бутылки его стоят на каждом отдельном столике на веранде, приходи и пей, кто хочет, если только при этом спросить себе за буфетом что-нибудь из 'комсомаций'. Здесь его пьют и с чаем, и с кофе, и с шипучими водами, и просто 'голяком', последний способ даже предпочтительнее всех остальных. Но позволительно усомниться, чтоб это могло быть особенно полезным в таком климате, где жара на солнце нередко достигает 63 градусов Реомюра.

13-го августа.

В семь часов утра отправились мы пить кофе в Папский отель, и коньяк на столиках уже стоял к услугам посетителей, и многие французы, являясь сюда к чаю, прямо с него начинали. Кофе нам подали в китайских чашках, вроде наших полоскательных, но далеко не вкусный. Это был так называемый кофе с молоком, но дело в том, что настоящее молоко здесь очень дорого, так как местные коровы дают его только по одному литру в сутки, а европейские, дающие по четырнадцать литров, плохо выдерживают климат и потому они здесь вообще довольно редки. Кроме того, молочная торговля находится исключительно в руках аннамцев и малайцев, которые коровье молоко по большей части заменяют буйволовым, да и к этому в значительной мере подбавляют кокосовую эмульсию.

Напившись кофе, отправились знакомиться с городом. Надо было пользоваться утренними часами, пока еще гнетущий зной не согнал все живое с улиц в тень под закрытые навесы и в глубину закупоренных жилищ. Пошли по главной улице, носящей название 'Катинат', в честь тридцатипушечного корвета, принимавшего участие в кохинхинской экспедиции, которая доставила Франции обладание этою колонией. Параллельная ей улица носит название Национальной, а прочие окрещены преимущественно именами начальствовавших лиц и разных героев экспедиции. Сайгон стоит на красной глинистой почве: шоссированные улицы тоже кажутся красными, тем более, что их широкие тротуары сложены из плиток обожженного кирпича, и красная пыль, покрывающая их, при малейшем ветре в изобилии садится на ваше платье и оставляет на нем грязно-красноватые следы. Дома на 'Катинат' принадлежат, кажется, исключительно европейцам: по крайней мере все они строены в европейском вкусе из обожженного кирпича, в один или два этажа, нередко с каменными аркадами и непременно с верандами и палисадниками, и все крытые черепицей. Кроме того, на каждом из них непременно торчат по два или по четыре громоотвода, так как грозы здесь очень часты и разражаются с неимоверною силой. Трехэтажные постройки являются уже как исключение, и то преимущественно на портовой набережной, как например, дом Вантаи, бывший 'Космополитический отель'. Вообще строения расположены правильными улицами и довольно просторно, без скученности. В садах и палисадниках при них также нет недостатка: там мешаются между собою музы, бамбук, рицинники, бальзамины, датуры и манговые деревья, увитые лианами и диким виноградом. Тротуары на 'Катинат' и на некоторых других улицах обсажены аллеями тамариндов и белых акаций, быстро достигающих здесь весьма почтенных размеров. Прогуливаться в тени под их ветвями очень приятно, но, говорят, не без того, чтобы не испытать иногда невольного испуга при встрече с древесною змеей, которая, свесившись с ветки, как хвост лианы, покачивается над вашей головой. Впрочем, говорят, они не ядовиты, хотя и кусаются. Змеи эти в особенности любят тамариновые деревья по той причине, что на их ветвях всегда обитают зобатые, больщегривые ящерицы катке — предмет их охоты. Водопроводные канавы, цистерны и даже фонтан все это встречается по сторонам главной улицы, на которой в то же время европейские обыватели не стесняются развешивать свое белье для просушки. Есть и общественные скверики, но мы нашли их в очень запущенном и неряшливом виде, с поломанными решетками и с разрушенными калитками, с сорной травой на заглохших дорожках. В одном из таких сквериков, близ нашего отеля 'Универсаль', находится монумент в память адмирала Риго де-Женульи, одного из главных деятелей кохинхинской экспедиции, бронзовая фигура которого в полный рост и в адмиральском костюме стоит на возвышенном пьедестале: но и это обстоятельство, по-видимому, никому не прибавило заботы содержать сквер в более опрятном виде. Другой памятник, небольшой обелиск в честь французских воинов, павших в Кохинхине, стоит тоже в сквере, при конце портового канала, проведенного в город из Доннаи, но и этот не в большем почете, чем сквер адмирала. При встрече за табльдотом с одним из местных французов, который сам пожелал познакомиться с нами и оказался милейшим и услужливейшим человеком, разговор случайно как-то коснулся именно этого предмета, и знаете ли, какое странное объяснение этой неряшливости дал нам наш новый знакомый?

— Что делать! — сказал он со сдержанным грустным вздохом, — у нас теперь республиканское правительство, а герои кохинхинской экспедиции были люди режима империи, и этого совершенно достаточно, чтобы люди республики плевали на их заслуги.

Главная улица образует перспективу, замыкаемую в конце двухбашенным фронтоном католического кафедрального собора, стоящего на площади. Мы зашли туда. Кроме хорошего запрестольного изваяния Богоматери и нескольких барельефов, изображающих страсти Христовы, да нескольких образов на стеклах расписных окон, здесь не на что полюбоваться: оголенность внутренних стен производит впечатление чего-то недоконченного, на них нет ни фресок, ни скульптурных орнаментов; они только начисто оштукатурены.

— Все, что вы здесь видите, — заметил старый сакристан [65], показывавший нам собор, — эта святая Мадонна, эти окна, все это пожертвовано правительством еще во времена империи… После империи для храма никто и ничего более не делает… Поэтому он и стоит в таком виде, почти что вчерне: тогда его, к сожалению, не успели докончить, а теперь мы стараемся только содержать его в чистоте и кое-как, на собственные скудные средства, уберегать то, что есть от разрушения

— А город? — спросили мы, — ведь это же городской собор? Разве ваш муниципалитет не поддерживает его?

— Увы, сударь!.. У нас теперь республиканское правительство, и муниципалитет в оппозиции клерикализму… На собор не ассигнуется более ни копейки. Одни только прихожане уделяют кое-что из собственных средств в кружечный сбор, и это все, что мы теперь имеем.

А жаль: собор начат был не без грандиозности и до сих пор еще служит лучшим архитектурным украшением Сайгона.

От собора направились мы в торговую часть города, расположенную близ порта, по набережной городского канала. Здесь большая часть домов двухэтажные, с верхними и нижними галереями на колоннах или на аркадах. Нижние этажи сплошь заняты лавками и магазинами, с вывесками на китайском и французском языках, но в этих лавках, за исключением двух, трех компрадорских магазинов, полное царство китайских купцов и приказчиков. Малайцы и аннамцы удержались только на городском базаре, да и то наполовину с китайскими несколько французских имен заметили мы лишь на вывесках ремесленников, как например, портных, башмачников, куаферов, часовщиков, да и в этих профессиях конкурируют с ними китайцы. Словом, что касается местной промышленности, ремесел и торговли, то здесь еще более, чем в Сингапуре вы можете видеть, как желтокожий человек оспаривает место у белого и даже мало-помалу вытесняет последнего. В крупных же коммерческих делах Сайгона начинают играть выдающуюся роль англичане и немцы.

Француз в Кохинхине, это преимущественно чиновник, военный или агент какой-нибудь торгово- промышленной компании. Таких, которые остались бы в крае навсегда, приобретя себе собственность, завели какую-нибудь плантацию или какое-нибудь дело и лично занялись бы хозяйством, здесь пока еще немного. Даже и те, что уже обзавелись кое-чем и выстроили себе дома, спешат продать их, — по большей части новоприбывшим на службу, а то и китайцам, — если только судьба посылает им благоприятный случай

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату