столиком китаец-подрядчик и отмечал у себя в книжке каждую корзину угля, проносимую на коромысле двумя голыми кули. Перед ним стояла плетенка, наполненная медными центами. Каждая пара кулиев, возвращавшаяся с парохода с пустою корзинкой, останавливалась на минуту перед столиком и получала с рук на руки от подрядчика по центу, а затем шла в склад за новою нагрузкой. Все это делалось быстро и ловко, без малейшего замешательства, толкотни и споров. Круговращательное движение кулиев от склада на пароход и с парохода к складу совершалось, как нечто хорошо разученное, с автоматическою точностью, напоминая выплывающих уточек в известной детской игрушке. Но что за отвратительный запах какой-то смеси кокосового масла с касторовым и чеснока с пачули установился в окружающей атмосфере!.. Это характерный запах китайцев, который внесли с собою работающие в поте лица своего кули.

В город отправились мы после обеда, когда уже стемнело. Проехав мимо нескольких деревянных хижин и барачных лавчонок, приютившихся около угольных складов, свернули на шоссе, идущее берегом, мимо свайных построек малайской деревни. Затем шоссе входит в болотистый лес и там идет местами дамбой, обрамленное дренажными канавами. Но как сейчас же сказывается практический гений англичанина, не жалеющий денег ради пользы и комфорта! Мало того, что шоссе это само по себе превосходно, оно еще на всем своем протяжении освещено газовыми фонарями и особенно в том месте, где проходит через пустырь болотистого леса. За лесом пошли сады, плантации, дачи на маленьких холмиках и китайское кладбище со своими подковообразными могилами. Но вот наконец и город. Вы въезжаете прямо в главную улицу, которая длинным проспектом прорезывает весь Сингапур в северо-восточном направлении и носит несколько названий: сначала, до моста на канале, она называется Southbridge, потом Кафедральным проспектом, потом Victoria Queen, а дальнейших названий не знаю. Улица эта, однако, далеко не блещет изяществом своих построек — по крайней мере, в районе Southbridge дома, в большинстве случаев, хотя и каменные, но безо всякого архитектурного стиля: зато в каждом из них, безусловно, сказывается меркантильно-промышленный характер. Здания не высоки и отличаются замечательным однообразием постройки: все они полутораэтажные, то есть над нижним этажом, где под неизменною крытою галерейкой помещаются исключительно лавки и ремесленные заведения, имеется надстройка в половину высоты нижнего этажа, служащая жилым помещением. В этой надстройке непременно есть своя маленькая верандочка, где из-под циновочных штор всегда торчат наружу какие-нибудь подушки, пестрые одеяла и разные принадлежности домашнего обихода и туалета. Есть несколько домов и европейского характера, обыкновенно двухэтажных, но опять-таки не ищите какого-либо стиля в их приземисто-коренастой, основательной архитектуре: они строены без затей и без вкуса, но прочно, солидно, на веки-вечные и глядят, точно английские бульдоги с ожирелым затылком. Все вообще сингапурские постройки крыты черепицей. Выставясь на улицу из-под лавочных навесов, как ленты, качаются на крючках китайские вывески, написанные сверху вниз золотыми и черными литерами на продолговатых красных, желтых, черных и зеленых досках или на листах жести и лакированном картоне. Точно также вывесками служат и бумажные китайские фонари разнообразных форм, горящие перед входами в лавки. Повсюду газовое освещение, а на канале даже своеобразная иллюминация: там, в покрытых циновками лодках, живет целое население туземцев, которое еще нельзя причислить к безусловным беднякам, так как у каждого из них 'свой дом', своя собственность, в виде крытой лодки, служащей для целой семьи местом постоянного жительства. На крышах некоторых лодок разведены даже миниатюрные цветники и огородцы. Там обыкновенно на носу или на корме устроен очажок, на котором варится пища, и эти-то костерки, вместе с лодочными фонарями, подвешенными у входа под циновочные кровли, каждый вечер доставляют каналу своеобразную, оживленно движущуюся иллюминацию.

Приехав в город, мы как раз попали на большой общественный праздник в китайском квартале. Этот день желтокожие 'сыны неба' посвящают умилостивлению 'Злого Духа' и ублажают его всяческими лакомствами, курением и музыкой, лишь бы только он в течение года не делал им каких-нибудь особенно крупных пакостей, без мелких же само собою, как черт, он обойтись не может, но 'сыны неба' за это на него уже и не претендуют. Весь китайский квартал был залит огнями разнообразной иллюминации. Тут горели свечи и лампы, плошки и шкалики, лампионы и стеклянные разноцветные шары, бумажные фонарики и люстры из разнокалиберных фонарей и даже целые фонарища, подлинные монстры, с намалеванными на них драконами: китайщина мешалась с европейщиной, включительно до газовых звезд, букетов и вензелей в виде китайских литер. Тут же жгли большие костры из сухого тростника и пальмовых листьев. В некоторых местах, вдоль тротуаров, этот материал для костров лежал целыми грядами на протяжении нескольких десятков шагов, и нередко такие гряды нарочно поджигались, так что казалось, будто горит сплошь целая сторона улицы, и остается только удивляться, как при этом и в самом деле не случилось ни одного пожара.

Кроме иллюминации 'Злого Духа', было устроено еще и громадное пиршество. Каждый китаец, как богатый, так и бедный, по мере возможности, непременно заготовил к этому дню какие-нибудь яства, сласти и вино, расположил их покрасивее на блюдах и плетенках, украсил цветами, маленькими флагами и свечами из растительного воска и затем отнес все это в пагоду. Там вокруг храма и вдоль улиц, окружающих его ограду, бонза[57] уже заранее наставили длинные ряды широких столов, на которых очень красиво разместили в известном порядке все доставленные в пагоду блюда. Над столами висели на проволоках лампы и группы разнообразных цветных фонарей, а равно и на столах горели канделябры и солнечные лампы с шарами. Углы и центр каждого стола были украшены пирамидальными сооружениями из сладких пирожков. Одни из этих сооружений имели форму конуса, другие — цилиндра, третьи — вид громадных широкотелых флаконов с длинным, постепенно сужающимся горлом и расширяющимся, как у музыкальной трубы, устьем, и все эти пирамиды, конусы, цилиндры и флаконы были увиты ленточными гирляндами, усыпаны зеркальными блестками, утыканы треугольными маленькими флагами и тлеющими палочками священного курева, иллюминированы множеством свеч из разноцветного воска. Кроме того, цветочные гирлянды и пестрые флаги различной величины входили в убранство столов, балконов, окон и дверей, как самостоятельное украшение. Между блюдами особенно почетное место занимали жареные поросята и огромные свиные окорока, шкурка которых отличалась ярко-малиновым цветом, что придавало им красивый и особенно вкусный вид. Затем на блюдах красовались превосходно зажаренные цыплята и куры, фазаны, утки, индейки и гуси, а рядом с ними высились груды круглых караваев пшеничного и рисового хлеба, пироги, пышки и великолепные торты, украшенные сахарными узорами и бумажными цветами, совершенно как наши пасхальные бабы и куличи. Наконец, немалым украшением столов служили плоды и фрукты, между которыми ананасы, баобабы, мангустаны, орангпатаны, сахарный тростник, мандарины, громадные апельсины, чуть не с детскую голову, каштаны и бананы играли выдающуюся роль: вообще же из плодов и овощей здесь было соединено все, что производит местная флора. А чего она не производит! Каждое блюдо яств и каждая корзина фруктов или овощей непременно были украшены живыми и искусственными цветами, треугольными маленькими флагами и горящими свечами. В общем, все это очень напоминает наши пасхальные столы у церковных оград в ожидании освящения, только здесь оно является в более массовом виде. Тут же пускали в разных местах ракеты, огненные фонтаны, колеса, бенгальские огни и тысячи шутих и хлопушек. В одном месте показывают китайские тени, кои силуэты вырезаны артистически и вполне натурально; в другом — театр марионеток, совершенно как наши 'петрушки'; в третьем — клоуны и жонглеры изумляют толпу зрителей своим проворством рук и акробатическою ловкостью. Все эти представления сопровождаются оглушительной музыкой. Мелодию флейт и гитар не только разобрать, но и расслышать невозможно, так как она заглушается звуками гонгов, там-тамов, трещоток и каких-то больших металлических сковород. Сочетание звуков всех этих инструментов выходит действительно адское, раздирающее человеческий слух, и потому, вероятно, должно нравиться китайскому 'Злому Духу'.

Толпы китайского люда чинно прохаживались по иллюминированным улицам и вдоль столов, любуясь на их лакомства и украшения, причем отцы и матери нередко таскали на плечах и за спиной маленьких детей. Над толпой гудел веселый праздничный говор, но вела она себя в высшей степени чинно и благопристойно: на веселых лицах сияло радушие и просто детское наслаждение блестящим зрелищем. И замечательно, во всей этой бесчисленной толпе (говорят, будто китайское население Сингапура достигает двухсот тысяч душ) не встретили мы ни одного пьяного. Правда, были подгулявшие, и то не особенно много, но таких, чтобы, как говорится, лыка не вязали — положительно ни одного.

После полуночи должно было начаться угощение, и все эти богатые приношения поступали в пользу бедных, которые отлично скушали их за здоровье 'Злого Духа'. Конечно, не забыли себя при этом и