Ричард не решился сделать свое признание до секса, опасаясь, что за этим последует ссора и Анна затаит в себе злобу, так что секс будет исключен из повестки дня. После секса он не решился сделать свое признание из боязни разрушить ее блаженство. Их секс все еще был таким же волнующим, как в первый раз.
Анна высвободилась из его объятий.
– Куда ты? – потребовал он объяснений.
– Подышать.
Она слегка приоткрыла окно спальни, чтобы в комнату проник легкий ветерок, и освежил, и остудил воздух в комнате. Солнышко выкрасило ее тело в желтый цвет. Девушка собиралась снова опустить занавески.
– Не надо, – попросил Ричард.
– Почему? – удивилась она.
Но, увидев его выражение лица, она поняла. И так стояла с открытыми занавесками, чтобы он мог смотреть на нее – золотистую, теплую, обнаженную.
– Можно мне уже вернуться в кровать? – поинтересовалась Анна многозначительно.
– О чем ты думаешь?
– О Наташе. Я бы хотела, чтобы она была счастлива, как и я. Я бы даже согласилась, чтобы она была счастлива вместо меня.
В постели Анне хватило ума не продолжать разговор. Ричард же думал обо всем, что хотел ей сказать и как это сделать лучше, чтобы не прозвучало тривиально или сентиментально. Он хотел поведать девушке о том, какой удивительной была их встреча, он просто не узнает себя с тех пор.
– Давай попробуем не засыпать.
– Хорошо.
Анна спросила Ричарда, есть ли у него какие-то планы на субботу.
– Да вроде нет, – ответил он.
– Тогда я пойду вместе с Наташей, – выпалила она, не зная как еще более дипломатично это сказать.
Когда Анна объяснила, почему Наташа поехала к родителям, Ричард не стал возражать.
Они попытались продолжить диалог, пытая друг друга о качествах, которые им больше всего импонируют.
– Мне больше всего нравится твоя открытость, – признался ей Ричард.
– А мне больше всего нравится твоя честность, – сказала Анна.
Он не мог разбить эту ее веру.
В ту ночь Анна спала крепко.
Глава двадцать седьмая
Наташа не стала звонить матери перед тем, как отправилась в путь, на случай, если по дороге передумает. На самом деле ей нечего было сказать, да и теплого приема она не предвкушала.
Входная дверь оказалась закрыта, Наташе пришлось постучать.
Она услышала голос отца: «О, черт!» В том, как повернулся ключ и распахнулась дверь, чувствовалась подлинная ярость.
– А, Наташа… Здравствуй, милая. А я как раз собирался хорошенько расслабиться. Я только что воткнул любимый фильм в видак, подогрел карри и плеснул себе пивка. А мама ушла вместе с Брендой.
– С Брендой? Она тоже здесь?
– Понимаю твое удивление. Что на вас нашло такое, что вы обе появились тут вечером вторника? Они пошли на лотерею, в церковь Святого Мартина. У тебя семь минут, чтобы туда добраться, если тоже хочешь поиграть. Надеюсь, ты не собираешься войти в дом и испортить мне первый за месяц холостяцкий вечер.
И Наташа отправилась в церковь Святого Мартина.
Здание было построено тогда же, когда и весь район, в оптимистической надежде, что его жители захотят посетить церковь если не на свадьбу или крестины, то хотя бы в связи с Рождеством или похоронами.
Отец Риган, учредивший лотерею, обладал чувством юмора, он никогда не поддавался искушению поинтересоваться, почему его воскресные проповеди, сулящие вечное искупление, не собирают такое количество прихожан, как обещание выигрыша в сто фунтов.
Наташа обнаружила мать и Бренду среди хаотичной гудящей толпы, состоящей преимущественно из женщин, которые расселись за столами, купив карточки для игры, напитки и ручки. Как только Наташа приобрела карточку она уселась напротив матери с сестрой, бросив короткое: «Привет». Игра началась, и шум закончился, будто в классе, полном послушных детей перед лицом учителя-тирана.
У отца Ригана были свои оригинальные названия для комбинаций цифр, которые могли бы смутить новичка, незнакомого с игрой: 55 – «эсесовец», 69 – «на горе Гарри» и т. п. Наташа поддалась этому ритму, впрочем, она отдавалась каждой игре, захваченная возбуждением, возникающим, когда названная цифра почти совпадает с той, что в билете; напряженным предвкушением во время ожидания последней цифры неуловимого номера и неизбежным разочарованием, когда кто-то другой выкрикивал: «Есть!».
Последняя партия закончилась в десять вечера. Бренда предложила Наташе прогуляться домой вместе.
– Как так получилось, что ты заехала к родителям в середине недели? – спросила она, когда сестры оторвались от матери.
Наташа не успела заготовить ответ, так что она сказала полуправду: освободила квартиру для Анны и ее дружка.
– А что же
Наташа ответила честно:
– Не знаю.
Она даже предположить не могла.
Несмотря на то что присутствие Бренды в доме матери объяснялось, несомненно, жестокой ссорой с Китом, Наташа все же спросила сестру, что ее привело к родителям.
– Мне просто нравится лотерея, – соврала Бренда.
Причина была пустяковой. Война между Китом и Брендой продолжалась каждый вечер в последние несколько дней. Оба заканчивали работать в пять, и уговор между ними был таков, что тот, кто первым добирался до дома, должен был приготовить ужин. Бренда жаловалась, что Кит частенько торопился оказаться дома первым, чтобы приготовить пряное карри или чили кон карне, [6] блюда, качество которых он определял по тому, насколько обильно слезились его глаза. Кит же жаловался, что Бренда специально тянула время по пути домой, чтобы избежать стряпни.
В итоге Бренда заявила Киту, чтобы он не утруждал себя приготовлением еды для нее – все равно она находила его стряпню несъедобной.
В понедельник вечером, когда Бренда приехала домой раньше Кита, она резонно заключила, что не станет готовить для него – ведь он же не стряпал для нее в прошлые четверг и пятницу. Но Кит, прибыв домой, с этим не согласился. Ссора закончилась тем, что Кит отправился купить себе еды. Сегодня вечером оба готовили и ели отдельно друг от друга, даже не разговаривая.
Они обычно всегда избегали разговора во время ссор. Хуже того, один из них начинал насвистывать или петь в присутствии другого. Этот свист причинял другому боль, и оба страдали от этого. Оставаясь в одиночестве, Кит выплескивал свою ненависть, бросаясь на стены и крича проклятия в потолок, чтобы только не допустить, чтобы его ожесточение вылилось в насилие по отношению к Бренде.
Сегодня после ужина Кит отправился гулять. Бренда не хотела оставаться дома и ждать, пока жених