Хоть в жизни никогда и ничего не кончается, но от книги читатель имеет право требовать какого- нибудь окончания развязки.

Значительная часть тех, о ком мы писали, принадлежит истории, из которой можно больше узнать, чем из нашего скромного повествования.

1757 год для Саксонии был годом несчастий. Фридрих продолжал воевать, и хотя не всегда счастливо, но с железной выдержкой и настойчивостью. В этом году не повезло и ему. В битве под Кельном он лишился четырех саксонских полков, которые находились в Польше и содействовали победе Австрии; его прекраснейшая гвардия пала жертвой войны, генерал Шверин, любимец Фридриха, умер. Граф Ностиц и Беккендорф разбили лучших прусских солдат, и в то время, когда они наносили удары на левом крыле, Зетен провозглашал победу на правом.

— Это моя Полтава, — сказал Фридрих, смотря на побоище.

Королева Жозефина, лежавшая больной, при этом известии поднялась с постели; но вслед за тем пришло известие о победе под Росбахом, и это добило ее. Благочестивая королева умерла в своей столице, не дождавшись взятия Дрездена австрийцами, которым вынужден был сдать его генерал Шмельтау.

Фридрих, отдав приказ оставить город, вскоре воспылал желанием вернуть его. Пруссаки осадили Дрезден со всех сторон, и началась та страшная бомбардировка, которая превратила полстолицы в развалины.

В истории известны случаи из семилетней войны, в продолжение которой отчаивающийся Фридрих носил при себе яд и много раз хотел покончить с собой. Только счастливая случайность спасла его и государство.

Фридрих начал в полной силе эту войну, в которой дело шло о жизни или смерти недавно воскресшей Пруссии, а вернулся в Берлин изломанным, седым стариком, хоть и полупобедителем. Судьба принимала в нем большое участие; но великие люди всегда больше обязаны ей, чем себе.

Едва был заключен мир в Губергсбурге, как Август и Брюль оставили Варшаву и поспешили в Саксонию, на развалины столицы. Брюль не лишился королевских милостей до последней минуты.

Король Август вознаградил своего любимца-министра за его потери и дал ему староство, оставшееся после королевы, и дворец Фюрстенбергов в Дрездене.

Что касается графини Брюль, то она не дождалась ни возвращения в Дрезден, ни окончания войны и умерла в 1762 году в Варшаве. Министр пережил короля и до конца своей жизни был всемогущим правителем Саксонии и Польши. Слабость короля составляла силу министра.

1-го мая, после заключения договора, в церквах отслужили благодарственный молебен и открыли галерею. В августе приехал из Италии музыкант Гассе и в театре поставил оперу 'Сиру'; это был день тезоименитства короля, в годовщину учреждения ордена Белого Орла. Оперный театр, который Фридрих превратил в интендантский склад, был мигом обновлен. После 'Сиры' поставили 'Королеву Амазонок', музыку и либретто которой написала невестка короля.

В сентябре, в день рождения короля, поставили новую оперу; но в этот день, сидя за обедом, король внезапно скончался от апоплексического удара.

Брюль пережил его только на несколько недель и отправился к праотцам, заболев тотчас после смерти короля, точно жизнь их была связана одной нитью.

Курфюрст, который обходился с ним довольно вежливо, потребовал его отставки и назначил ему значительную пенсию. Будучи католиком в Польше и протестантом в Дрездене, Брюль на одре смерти вспомнил свою настоящую веру при рождении. Его имения были конфискованы, но в 1772 году его наследство перешло к его детям. Если мы уже сказали о наследстве, то почему же не сказать о молитвеннике, который был отпечатан в цветущее время министра и который служил ему не утешением в скорбях, но ширмой его напускного благочестия. Религиозность этого человека была не более чем одной из тех искусственных ролей, которые он разыгрывал с большим талантом до последней минуты.

Симонис, попав в немилость, жил в Варшаве, был в Белостоке, в Вильно и при дворах вельмож, играя при них двусмысленную роль резидента, секретаря, приятеля, путешественника, смотря по обстоятельствам.

Между тем он, кажется, завел переписку с прусским двором, чтобы избежать наказания. Вероятно, он откупился от этого какими-нибудь важными признаниями, так как по заключении мира он тотчас исчез из Варшавы, а вскоре, как говорили, его видели в Берлине. Однако Фридрих, разочарованный в иностранцах, не взял его к себе на службу.

В 1764 году, после смерти Брюля, Блюмли был отпущен: он был достаточно богат и, благодаря своему прошлому, прибыл в Берлин, в надежде поступить на прусскую службу. Он находился уже в этой столице более полугода, но бесполезно.

Однажды, сидя под липами, он неожиданно встретился с Си-монисом. Они узнали друг друга, хотя оба сильно изменились, как по лицу, так и по характеру. Сначала оба колебались, здороваться им или нет, но когда Блюмли протянул Симонису руку, то и тот подал свою.

— Что вы делаете в Берлине? — спросил Макс.

Не желая отвечать откровенно, Блюмли сослался на путешествие, на любопытство и на недостаток занятий; что он не служит и не думает служить, что хочет вернуться в Швейцарию.

Симонис значительно постарел, одет был весьма скромно, бледный, но спокойный. Когда Блюмли задал ему вопрос, он колебался и, подумав, сказал:

— Я излечился от своей гордости и желания служить в высших сферах, которые не всем доступны: теперь я готов ограничиться малым.

— Но что ты здесь делаешь? Остаешься в Берлине?

— Вероятно, — отвечал озабоченно Симонис.

— Имеешь занятия?

— Почти никаких.

Они говорили загадками, и Блюмли, не видя в нем откровенности, хотел проститься, но Симонис, как бы ободрившись, взял его под руку и предложил:

— Пойдем ко мне.

Пройдя несколько шагов, они вошли в дом, внизу которого помещалась кондитерская. Войдя во двор, Симонис проводил его во флигель, окна которого выходили в переулок; он позвонил внизу; прислуга открыла дверь.

Из других дверей показалась головка молоденькой женщины в чепчике и исчезла. Симонис прежде всего ввел Блюмли в свою комнату, скромно, но прилично обставленную, а затем в залу, в которой заметны были во всем следы женских ручек. Блюмли не хотел расспрашивать его, чтоб не показаться бестактным, но вскоре Симонис взял его руку и сам сказал:

— Как видишь, женился!

— Как?.. С кем? На ком?

Симонис вздохнул.

— Мечтал о высших сферах, но судьба не дала мне высокого гнездышка.

— Значит, по любви? — спросил Блюмли.