Тетушка отложила в сторону работу и начала рассказ. Она часто беседовала с девочкой так, как будто та была взрослой и все понимала. Фелисите смотрела на тетушку огромными глазами. Они оставались слишком большими на маленьком худеньком личике. Девочка кивала головкой и улыбалась, будто ей все было понятно. Обычно они так проводили час после ужина до сна. Старуха вязала и вела разговор, а малышка сидела на подушечке на полу, рядом с ней лежала потрепанная кукла с грустным лицом, бывшая единственной игрушкой ребенка.

Экономка начала рассуждать на любимую тему — она обожала поговорить о разных бедах. Сейчас Фелисите слушала ее, затаив дыхание.

— Можешь быть уверена, до нас доходят разные слухи. Люди переправлялись через реку, чтобы сообщить нам, что семейство ле Мойн находится в финансовом кризисе. Она говорила, что им придется продавать поместье, и что мсье Шарль уже предложил остров Св. Елены мсье Бенуа из Монреаля. В тог день они прибыли вместе, и когда мы увидели, что мсье Бенуа пожаловал вместе с хозяином, мы были готовы к самому худшему. Этот человек хуже гончих, которые воют по мертвецу! Да! В Монреале говорят, что ему дана большая власть великими людьми во Франции. Конечно, все шептались, потому что боялись говорить об этом во весь голос. Шептали также, что он собирает со всех людей, занятых в меховой торговле, деньги… Он уже скупал поместья у людей, попавших в беду, и на этом здорово заработал. Да, это ужасный человек! Хозяин отправился к себе, а эта пиявка Бенуа начал везде совать нос. Он вошел ко мне на кухню, проверил винные погреба, и я видела, как он кивал головой и что-то подсчитывал. Я не оставляла его одного ни на минуту! Мне стало понятно, что он подсчитывает стоимость этого поместья. Он даже посмел открывать висячие полки в кладовке, где хранились мука, сахар и соль, и тщательно проверял содержимое. Он отправился в пивоварню, а я следовала за ним по пятам, и он поднимался на сеновал в конюшне. Мы все понимали, зачем он тут, и когда он стал ужинать, то подсыпали бы ему в вино яд, если бы только посмели…

Тетушка Сулетта с удовольствием вспоминала тревожный момент в жизни семейства ле Мойн и их поместья.

— Бедный мсье Шарль отправился к себе и отдал приказание, чтобы его не беспокоили. Ему принесли на подносе ужин, но он не открыл дверь. Мы понимали, что он пытается найти выход из создавшегося положения. Никто из нас не ложился спать, и мы смотрели на свет в его окне и думали о том, что утром нас ожидают дурные новости. Мы были уверены, что он нам сообщит, что у нас будет новый хозяин. Но он рано уехал и забрал с собой мсье Бенуа. Он нам ничего не сказал.

Фелисите внимательно все выслушала, а потом спросила:

— А что случилось потом, тетушка Сулетта? Старуха радостно покачала головой.

— Ничего не случилось. Наш мсье Шарль — великий человек, и самые известные адвокаты в мире ничего не смогли с ним сделать. Ему удалось выплатить долги, и он даже не продал ни клочка земли. Когда хозяин в следующий раз прибыл сюда, он улыбался и всем был доволен. Дитя мое, запомни, мсье Шарль не командует кораблями, но без него вообще не было бы кораблей, — она замолчала, а потом начала что-то усердно подсчитывать. — Фелисите, ты не могла в то время заметить свет — тебе тогда было всего полтора года, и, конечно, ты ничего не могла понять.

— Тетушка Сулетта, я все запомнила! Правда! Начиная с четырех лет, Фелисите помнила все, что с ней происходило. Она могла подробно описать, что было как-то вечером, когда в кухне готовили ужин, все торопились и звучали веселые голоса. Ей сказали, чтобы она не путалась под ногами, и она приткнулась у большого очага и видела, как слуга вращал вертел. Этим занимался мрачный горбун Дама-се, у него в тот вечер было отвратительное настроение.

— Звяк, — сказал он, имитируя звук железного вертела. У него была заячья губа, и поэтому было сложно разбирать его слова. Но малышка Фелисите его понимала. — Что это за работа для мужчины? Нет, это не для меня.

— Мне тоже так кажется, мсье Дамасе, — заметила Фелисите. — Было бы лучше, если бы собаки поворачивали вертел. И нам было бы забавно за ними наблюдать, не так ли?

Дамасе не успел ей ничего ответить, а девочка заметила, что за ней наблюдает пара глаз. На каменной лестнице, ведущей вниз в кухню, стоял мальчишка. Девочка испугалась, когда поняла, что это Бертран, мальчишка мельника; под мышкой у него висел ее черный с белым котенок Дофин.

— Это твой кот, мамзель Одиночка? — спросил мальчишка.

— Да, — девочка вскочила и подбежала к лестнице, — отдай мне его! Ты делаешь ему больно!

— Я собираюсь его как следует помучить, — у мальчишки были зеленые глаза, сверкавшие в полумраке лестничного пролета. Как сверкают глаза диких животных в темноте ночи. — Тебе известно, что я делаю с котами? Я их убиваю. Я швыряю их в кипяток или могу размозжить голову о камень. Именно это я делаю с котами.

Фелисите в отчаянии оглянулась и увидела неподалеку огромный черпак. Она схватила его и потрясла над головой.

— Отдай моего Дофина, или я тебя убью черпаком! — кричала девочка.

— Ты — маленькая девчонка и муху не сможешь обидеть, — ухмыльнулся Бертран. Он потряс пальцем у ее носа. — Что за идиотское имя для кота! Только глупая девчонка может назвать его Дофином! — Он схватил несчастное животное за хвост и начал раскачивать над головой.

— Обожаю мучить дурацких котов с идиотскими именами! Фелисите быстро двинулась, чтобы спасти любимца. Она прыгнула на лестницу, замахнулась черпаком, не попала мальчишке по голове, но сильно ударила его по плечу. Бертран бросил кота и побежал по лестнице вверх. Он орал изо всех сил, что Фелисите собирается его убить. Девочка подняла котенка, тот прижался к ней. Она крикнула вслед Бертрану:

— Вот что я делаю с мальчишками, которые мучат котят!

Дамасе начал громко смеяться, но в это время над головой у них послышалось хлопанье дверей и громкие взволнованные голоса. Фелисите решила спрятаться, подумав, что это родители мальчишки пришли наказать ее, но потом она услышала голос тетушки Сулетты, которая говорила:

— Прибыл посыльный из-за реки.

Это меняло дело. Фелисите побежала в кладовку и уселась рядом с экономкой. Она услышала все новости.

Любопытство служащих замка можно легко понять. В полдень они высыпали на берег, и там им представился великолепный спектакль, которого они долго ждали, — в Монреаль шла флотилия лодок и каноэ. На носу первой лодки был укреплен флаг с королевскими лилиями, и все поняли, что прибыло первое в этом году судно из Франции, и на лодках находились долгожданные письма и различные припасы. Фелисите пристроилась на одной из угловых башен, где дежурил ее знакомый Красавчик Гиацинт Дессен. Он кивнул головой и заметил:

— Они нам сообщат новости с юга, от мсье Пьера.

Но караульный был мрачным, и причину этого не мог понять четырехлетний ребенок. До них дойдут новости из Франции, и если старый король нарушил краткий мир с Англией, это будут дурные новости. Всем было известно, что зреет конфликт из-за испанской короны. И всю зиму колонисты никак не могли понять — зачем англичанам и французам нужно убивать друг друга по такому незначительному поводу. Они боялись, что в лесах загремят воинственные крики ирокезов из-за того, что новый правитель Мадрида говорит по- французски, а не по-немецки или наоборот.

— Они снова начнут войну, — заявил Дессен. После этого он начал ворчать по поводу дурных законов, и Фелисите не понимала ни слова, хотя часто слышала подобные жалобы. Колонистам не нравились бесконечные ограничения. Они не имели права продавать собственную продукцию. Они не имели права продавать шкуры, им разрешалось иметь ограниченное количество пшеницы, а остальное должны были продавать по фиксированной цене. Они не имели права ткать для себя ткани и должны были чистить каминные трубы раз в месяц. Все подчинялось букве закона от рассвета до полуночи. Старик король считал, что народ Новой Франции принадлежит ему телом и душой, потому что они приплыли сюда за его счет, а этот счет был огромным, и жили на его деньги, пока не смогли сами зарабатывать себе на жизнь. Поэтому все должны были безоговорочно подчиняться ему, как ребенок подчиняется приказаниям отца.

Наконец гонец прибыл в замок. Поднялся шум, можно было разобрать только одно слово, его все повторяли: «Барон!».