своего сына Икара крылья из птичьих перьев, скрепленных воском. Перед полетом отец предостерегал Икара: нельзя подниматься слишком высоко в небо, потому что горячие лучи солнца могут растопить воск. Когда они оба, словно орлы, взмыли в голубую высь, Икар забыл о наставлениях отца. В порыве радости и восхищения от того, что он летит, как вольная птица, Икар поднимался все выше и выше к золотистому диску солнца. Но отвалились, растопившись, крылья, и юноша камнем упал в морскую бездну.
В неутешном горе Дедал полетел на Сицилию под опеку царя Кокала, который принял его очень гостеприимно. Но Минос не смирился и, преследуя Дедала, прибыл со своим флотом на Сицилию, где потребовал выдачи беглеца. Царь Кокал сделал вид, что очень рад его прибытию и, как радушный хозяин, велел приготовить для него купель. В тот момент, когда Минос готовился к купанию, три дочери царя неожиданно столкнули его в бассейн с кипящей водой.
Повесть о Тесее афиняне вовсе не считали легендой. По их убеждению, это было историческое лицо, гробница которого, окруженная всеобщим почетом, находилась в самом центре Афин. Годовщина победного возвращения Тесея с Крита торжественно отмечалась во время праздника осхофориев[20].
В память спасения Тесеем афинских жертв Минотавра юноши и девушки, украшенные цветами, радостно шествовали по улицам города.
По мнению Шлимана, легенда о Тесее свидетельствовала о гегемонии Крита над всем бассейном Эгейского моря, достигнутой им в свое время благодаря могучему военному флоту. Если этот вывод правилен, размышлял Шлиман, то действительно когда-то правил некий могущественный владыка - царь Минос, который захватил Афины, или же, как утверждает Гомер, цари Крита господствующей в то время династии назывались миносами подобно тому, как властелины Египта назывались фараонами. В XIX песне «Одиссеи», выдавая себя за внука Миноса, Одиссей повествует:
Более точные сведения можно найти у Фукидида. В первой книге «Пелопоннесской войны» он сообщает:
«Минос раньше всех, как известно нам по преданию, приобрел себе флот, овладел большей частью моря, которое называется теперь Эллинским, достиг господства над Кикладскими островами и первый заселил большую часть их колониями, причем изгнал карийцев и посадил правителями собственных сыновей. Очевидно также, что Минос старался, насколько мог, уничтожить на море пиратство, чтобы тем вернее получать доходы».
Шлиман решил разгадать тайну критской культуры. В 1886 г. он отправился на остров.
В горной долине, на расстоянии нескольких километров от города Гераклейона, возвышается холм Кефала, где, по легенде, в древние времена находился город Кносс. Лет за девять до приезда на Крит Шлимана на холме сделал пробный колодец испанский консул, который обнаружил здесь, глубоко под землей, какое-то величественное сооружение.
Чтобы иметь возможность систематически проводить археологические раскопки, нужно было сначала купить холм у его владельца. Но хитрый критянин потребовал, чтобы вместе с холмом у него купили все хозяйство - строения, виноградники и оливковые сады - за 100 тыс. франков. На эту чрезмерно высокую цену Шлиман не согласился и, разгневанный, вернулся в Афины.
Критский крестьянин, увидев, что переборщил, отправил в Афины телеграмму, в которой сообщал, что снизил цену до 40 тыс. франков с тем, однако, условием, чтобы Шлиман немедленно внес эту сумму на его счет в афинский банк.
Но Шлиман недаром столько лет был купцом: в поспешности крестьянина он почувствовал какой-то подвох, поэтому снова поехал на Крит и к неописуемому возмущению убедился, что в действительности на холме было на 1612 оливковых деревьев меньше, чем утверждал владелец.
Разозленный, он махнул на все рукой и отказался от покупки участка. Шлиман-купец в этот раз одержал победу над Шлиманом-археологом. Из-за оливковых деревьев, которые не имели для него почти никакой ценности, он отказался от третьего, кто знает, не самого ли крупного в его жизни открытия.
Через четыре года после смерти Шлимана на Крит приехал Артур Эванс и с первого же взгляда полюбил остров. Всюду видел он историю прекрасного Крита во всем ее блеске. В Гераклейоне Артур восхищался львом св. Марка, изваянным на старой венецианской цитадели, круглыми куполами мечетей и стрелами башен католических храмов, которые возвышались над муравейником приземистых домишек. Нравился ему также и пейзаж острова - источенные ветрами известковые горы, тенистые овраги, залитые солнцем зеленые долины, серебристые пляжи и море цвета ультрамарина.
Но пока что попытки заняться раскопками не увенчались успехом. Турция, оккупировавшая остров, не забыла симпатий Эванса к балканским повстанцам. Везде, где только можно было, ему чинили всевозможные препятствия. Поэтому Артур уехал в Англию и вернулся на остров лишь через пять лет, хогда Крит был снова присоединен к Греции. На деньги, полученные от отца, он купил холм Кефала, построил там дом и приступил к систематическим археологическим изысканиям.
Уже первые раскопки убедили Эванса в том, что он открыл какую-то неизвестную цивилизацию, значительно более древнюю, чем микенская. На площади в два с половиной гектара, под землей, находился грандиозный дворец, вернее, целый ансамбль сооружений такой архитектуры, которая могла возникнуть лишь в богатой и могущественной державе с вековыми традициями.
«Уже не может быть никакого сомнения,- писал Эванс,- что огромное сооружение, которое мы называем дворцом Миноса, тождественно с легендарным лабиринтом. Его горизонтальный план с длинными залами и слепыми коридорами, с путаными переходами и сложной системой маленьких комнат, действительно, хаотичен».
Через месяц Эванс совершил открытие, громкое эхо которого прокатилось по всему миру. На одной из стен удивительно хорошо сохранился цветной рисунок. На нем современный человек впервые увидел представителя того загадочного народа, который когда-то, в далеком прошлом, достиг необыкновенно высокого уровня культурного развития. Цветная фреска в натуральную величину изображала статного, загорелого юношу с повязкой на бедрах, обеими руками держащего большую конусовидную вазу, так называемый ритон. Его благородный профиль, пухлые губы и черные миндалевидные глаза были очень женственны. От его облика веяло упадочнической утонченностью.
