Следующий день выдался хоть и хмурый, но без дождя. Насидевшись за несколько дождливых дней в избах, холопы и ратники высыпали на улицу. Вышел на улицу и я. Глаз мой сразу выхватил две новые фигуры. Я подошел поближе. Один и вправду был в черной рясе, опоясанный веревкой. Другой — в сильно поношенной, но опрятной и чистой одежде. Но что меня удивило — так это то, что они похожи, как две монеты. Не иначе — близнецы, кои встречались не часто.
Завидев меня, оба поклонились.
— Благодарствуем за кров, за пристанище, барин. Совсем вчера промокли да обессилели. Бог да воздаст тебе за милость твою.
— Невелика милость — улыбнулся я. — Кто такие будете?
— Из-под Козельска мы. Я — Василий, а это брат мой, Михаил, расстрига.
— За что же расстрижен-то?
— Не подумай худое, барин, — он хороший человек, нет в нем окаянства. Да вот беда — удержу в выпивке не имеет, как доберется. А откель на нее деньги взять? Ну и не сдержался, видно, бес попутал, — подаяние церковное пропил, вот и осерчал епископ. Даже покаяние не помогло. Инда сам уж не может при церкви состоять — соромно ему за неуемность страсти своей пагубной.
— Куда путь-дорогу держите?
— А куда глаза глядят. Помышляем до Москвы добраться. Ноги есть — дойдем.
— Так, где Козельск, а где мое поместье? Москва-то вон там! — махнул я рукой.
— Эдак мы приплутали маленько, барин, уж больно попутчики-купцы попались веселые да добрые. Только они в Рязань отвернули — нам уж совсем не по пути.
— Чем пропитание добываете?
— Добрым людям в нужде их помочь везде случай выпадет: в деревнях у вдовушек али старушек где ограду поправим, где крышу подлатаем, глядишь — и покормят.
— Два здоровых молодца, а у старушек кормитесь! Не стыдно?
— Ты нас, барин, не кори работой на помочь. Любая работа Богу угодна. Мы у тебя ничего не просим. И чужого сроду не брали, нет такого греха на душе. А коли и у тебя работа для нас какая найдется, так мы согласные остаться.
— Работа в имении всегда есть. Сейчас по осени ее меньше, а летом только успевай поворачиваться. В конюшню пойдете?
— Чем платить будешь?
— Крыша над головой, прокорм и полушка в месяц.
— Негусто.
— Так и работа немудрящая, не надорветесь.
— Ну, тогда разве до весны только.
— Согласен. Тит, поди сюда. Ко мне подбежал мальчишка.
— Вот мой главный конюх. У него и работать будете.
Братья-близнецы переглянулись разочарованно. Под мальчишкой ходить для взрослого мужика зазорно. Однако и до Москвы далеко, а братья босиком и в одежонке легкой. Потому, подумав немного, согласились.
Брал я их временно, а получилось — насовсем. Михаил оказался расторопным, но имел извечную русскую привычку — уж если добирался до вина, пил до упаду. А по жизни был веселым, зная много занятных историй и всегда — заводилой, душой компании. Василий — полная ему противоположность: серьезен и рассудителен не по годам, трудолюбив и бережлив. За полгода, проведенные им у меня в поместье, я присмотрелся к нему и решился — назначил управляющим на место Андрея. Андрея же по прибытию его зимой вместе с семьей в Охлопково сделал тиуном княжеским. Для простого человека должность высокая. Но это я уж вперед забежал.
На Покров Пресвятой Богородицы выпал первый снежок.
Утром я выглянул в заиндевевшее по краям окно. Насколько хватало глаз, повсюду лежало снежное покрывало: на крышах изб и сараев, деревьях, кустах, дороге. Снег розовел в лучах восходящего солнца.
Я оделся и вышел на крыльцо. Хрустальный морозный воздух приятно обжигал грудь, наполняя тело бодростью. Из труб, не рассеиваясь, дым поднимался прямо вверх — к морозам! Давно замечено: Покров — как граница между осенью и зимой. Теперь морозы день ото дня будут крепчать, сковывая землю прочным панцирем. А там и на санях можно будет ездить, ждать всего ничего осталось: по народным приметам от первого снега до санного пути — шесть седмиц. Хорошо, что в Охлопково успели к зиме подготовиться — избы утеплили, дрова заготовили.
Вскоре и морозы трескучие ударили. Каждый день температура опускалась все ниже и ниже. Земля застыла, на улицу выходить лишний раз не хотелось — ветер и колючие крупинки хлестали по лицу.
Как хорошо, что избы с печами успели поставить, да конюшни лошадям. Не зря я плотников поторапливал.
Днями подошел ко мне Демьян — охотник из федоровского десятка.
— Князь, разреши на охоту походить. Делать ноне нечего, а приварок столу не повредит. Да и засиделся я в деревне, по охоте соскучился.
— Дозволяю, дело полезное.
С тех пор каждый день Демьян к вечеру дичь приносил: то глухаря, то зайца, а порою — и двух. Я к охоте равнодушен был. И все-таки соблазнил меня Демьян.
Прибегает как-то:
— Князь! Волки в лесу объявились! Целая стая! Давай загонную охоту устроим. Чего хлопцам попусту в избах сидеть?
— Так собак у нас нету.
— По следам я сам логово найду, а загонщиков у нас полно — все ратники.
Ну что же, размяться можно. Если волков добудем — шкуры волчьи теплые, будут кому-то шубы знатные. Под дождем влагу не набирают, не линяют, и никакой ветер их не проберет.
Ратники встретили предложение об охоте восторженно. Однако волки — хищники опасные. Я приказал взять всем ножи и пищали зарядить картечью. Демьян место нам с Макаром и Федором показал, где мы «на номерах» стоять должны.
Ратники втихую лесок окружили и давай шуметь по сигналу Демьяна. Кричали, свистели, сжимая кольцо все уже.
Не выдержали волки. На опушку сначала матерый вожак вышел. Осмотрелся, нос вытянул, пытаясь опасность учуять, да не повезло серому — ветер на нас дул. Рванулся вперед, а за ним — и вся стая.
Выждали мы немного, чтобы от леса в поле волки отошли, да и вышли из-за стога. И тут же залпом ударили. Полегла стая серых разбойников — почти вся. Почти, потому что вожак ушел. Рванул в сторону и был таков. А времени перезарядить пищали не было.
Подошли мы осторожно к зверям. Демьян с Федором добили тех, кто ранен был. С богатой добычей возвращались ратники в деревню — несли на жердях шестерых волков. Демьян шкуры выделать обещал, а уж холопки сошьют из шкур шубы. Одну я решил сделать побольше, да с подолом подлиннее — до пят, и караульному на вышку давать: больно уж зябко там, а укрыться от ветра негде. Оставалось меха еще на другую шубу, да небольшая шкура молодого волка. Шубу эту я разыграть решил, чтобы без обиды было. На кого жребий выпадет, тот и носить ее будет. А из шкуры молодого волка жилет меховой для Тита сшить можно — заслужил парень.
Когда женщины сшили две шубы и безрукавку, я распределил, как и планировал. Длинную шубу, в которой ходить несподручно, а на вышке стоять — в самый раз, в караул отдали. Жилет получился длинным — жаль, что на рукава меха не хватило. Тит аж просиял, когда подарок получил.
А розыгрыш призовой шубы интересный получился. Ратники выстроились все, я отвернулся. Макару глаза завязали, и он ткнул пальцем в счастливчика. Шубу получил один из ратников федоровской десятки. Макаровским хоть и обидно было, но — на то он и жребий, чтобы все по справедливости было, как и уговаривались. И я отворачивался, чтобы не сказали потом, что подсказал.