Она: Никогда. Я тебя люблю еще больше. Дядька противный...
Он: Давай хоть спину разотру.
Она: Давай. Только Мыша уложу и умоюсь. Лишь бы он не проснулся...
Она лежит на кровати, свободная от камеры рука гладит ей спину.
Она: Можешь считать до пяти... Я засну на трех с половиной.
Он: (медленно) Один. Два. Три...
Она: (сонно) Ты поезжай в субботу с Петровичем и Илюнчиком. Найди себе какую-нибудь девку и трахни... Только мне потом не рассказывай.
Он: А ты от меня не уйдешь?
Она: Не уйду. Тебя слишком много, чтобы одной мне досталось.
Он: Никогда не уйдешь?
Она: Проще будет умереть. Я тебя так люблю... Только если деньги кончатся.
Он: Совсем?
Она: Совсем. Пока будет хоть немножко – не уйду. И еще... Не пей, пожалуйста.
Он: Совсем?
Она: Много не пей. У нас в роду это типа проклятья. Все спивались. Ты уж пожалуйста, не спейся, ладно... И меня не спои.
Он: А гулять, значит, можно?
Она: Сколько хошь...
Он: А тебе ведь нельзя. Я в этом смысле обычный жлоб. К столбам не ревную, но если изменишь – выгоню.
Она: Ну и дурак. Повзрослеешь – перестанешь.
Он: (останавливаясь) Ты что, хочешь сказать...
Она (садясь и разворачиваясь) Я хочу сказать, что мне даже думать о других мужиках тошно. Это во-первых. Во-вторых, одного твоего слова достаточно. Тебе нужна моя верность – ты ее получишь. Для меня это нетрудно, честное слово. Особенно сейчас... А в третьих, господин массажист, вы меня таки достали вашими ручками и я требую немедленно похерить разговоры и заняться делом, пока это маленькое чудовище не захотело поучаствовать... Гаси камеру, я теперь стесняюсь...
Она снимает малыша. Тот сидит в кроватке и таращится на маму.
Она: Молчишь, партизан? А ну ка скажи: «Ма-ма»
Ребенок молчит.
Она: Ну что ты за поросенок. Как камеры нет, так чирикает, а как мама камеру включит, так в молчанку играем. Ну скажи, мыш... Ма-ма...
Мыш молчит, зато раздается звонок в дверь.
Она: Ага. Вот пришел наш отец, а нам нечем его порадовать...
(идет открывать)
Он: (обнимая жену вместе с камерой) Привет.
Берет на руки ребенка.
Он: Ну что, заговорил?
Она: Молчит.
Он: А по-английски пробовала? Теперь это модно.
Она: И по-китайски пробовала. Не хочет.
Он: Вот злобный мыш. Как орать – так на всех языках сразу, а как поговорить с отцом – так отказывается.
Она: Как дела?
Он: (к ребенку) Мыш, как дела? Ты ведь все знаешь, беспризорник. Молчишь... Придется мне докладывать... (опускает ребенка) Вот. Получите и распишитесь. (достает из кармана бутылку шампанского).
Она: Ух ты! А за что пьем?
Он: Ты когда нибудь видела живьем начальника рекламного отдела банка?
Она: Ну... Это что-то вроде графа Дракулы, только зубов еще больше, а кровь он пьет не из всех подряд, а только из заказчиков. Ты сегодня с ним встречался?
Он: Встречался.
Она: И как?
Он: Обычный говнюк. Роста среднего, особых примет нет, кроме лысины.
Она: Ты просто ни на что больше внимания не обращаешь. Это у тебя пунктик такой.
Он: Ага. Так вот. Зубов я его не видел и на Дракулу он похож, как я – на стиральную машину.
Она: А что. Ты иногда – вылитый индезит.
Он: И есть у него, кормильца, семья...
Она: Надо же. Вы и на личные темы поговорили...
Он: Жена у него – крутая до невозможности. Только что родила и теперь мается комплексом неполноценности.
Она: Познакомь, мы с ней обнимемся и поплачем.
Он: И сын у него, которого зовут Мыш и который, засранец такой, не хочет ни на каком языке разговаривать, а только орет всю дорогу...
Она: То есть ты хочешь сказать... (волнуется)
Он: То есть я хочу сказать, что теперь ты от меня никогда не уйдешь, потому что у нас теперь есть что?...
Она: Дурак ты, дядька. Я от тебя и так никогда не уйду.
Он: Правильно! Деньги! Вот они, голубчики... Аванс, блин!
Она: То есть мы теперь богатые?
Он: Еще нет. Но скоро будем. Это я тебе, как граф Дракула, говорю... Открывай шампанское, жена!
Она: Мне с Мышом гулять надо.
Он: Мыш подождет. Он теперь богатый, а у богатых свои причуды!
Открывает бутылку шампанского. Обалдевший Мыш от хлопка пугается и плачет.
Шашлыки в лесу. Присутствуют Он, Петрович, Илюнчик, друзья и подруги. Камера делает несколько панорамных планов, бродит по компании. Кто-то ставит палатку, кто-то занимается костром. Некоторым уже хорошо, а некоторым уже даже и плохо. Петрович выпивает у костра, Илюнчик занимается мясом.
Илюнчик: Ты туда не снимай, ты сюда снимай. Шашлык делать буду. Все бездельники. Что бы вы без меня делали, а?
Говоря, нарезает шампуры из веток.
Илюнчик: И вообще. Про шашлык я уже молчу. Кто место нашел? Илюнчик. Кто лодку надул? Илюнчик. Кто дров нарубил? Опять же Илюнчик. А вот как выпивать сели, так Илюнчика не позвали. И хоть бы кто-нибудь, хоть рюмочку принес.
Он: Да вот же у тебя стаканяка стоит.
Илюнчик: Где?! Да, действительно (разочарованно). Так там же пусто уже. И хоть бы кто почесался. Вокруг Петровича вон какой гарем собрался, а я... Не любите вы меня, обидеть норовите всю дорогу.
Он: Сейчас принесу.
Камера шагает к «столу»...
Он, Она и бэби – дома. Отец семейства только что привез домой телевизор и видеомагнитофон и теперь занят их распаковкой. Квартира по мелочи изменилась к лучшему. Не скажу, что дело дошло до евроремонта, но по всему видно, что здесь живут люди, которым хватает денег не только на хлеб, но и на масло.
Он (распаковывая коробку): Я помню, как у моих родителей появился первый большой телевизор. Он был черно-белый и назывался «березка». Почему березка, до сих пор не понимаю. Может, потому что черно-белый. А может, потому что полосы по экрану шли, как на бересте...
Она: А у моей бабки до сих пор стоит КВН. Чудо техники. Чтобы экран рассмотреть, нужно увеличительное стекло ставить.
Он: Когда папа принес телевизор, он сначала засел читать инструкцию. Это было суровое произведение, похожее на армейский строевой устав. Половина была посвящена тому, как с этой «березкой» осторожно обращаться, а вторая половина – куда ее нести, если все-таки не уберег. О том, как ее включать и настраивать, там не было ни слова.
Она: Но кнопка была?
Он: А как же. Правда, стала западать в первый же день. Сначала не хотела включаться, а потом – выключаться.
Она: Зато тогда не показывали рекламы.
Он: Да. И сериалов. Когда мы включили его в первый раз, там шел концерт народной музыки, и тридцать три коровы в сарафанах разевали свои пасти.
Она: В смысле, пели.
Он: Ни фига подобного. Чтобы услышать звук, нужно было переключиться на другой канал. Но тогда пропадало изображение.
Она: Врешь ты все.
Он: Вру, конечно. Ну, вот... Кажется, все. Можно включать.
Она: А инструкция?
Он: Инструкция подождет.
Она: Интересно, какие у этого телевизора будут первые слова.
Он: Да уж не «мама». Спорим, что попадаем прямо на рекламный блок.
