свой парень. Не забудь, он ведь тоже едет, так что лучше было заранее ему сказать.

– Надо же, такое совпадение, – сказала Нора. – Даже не верится!

– Сеньора Апельбаум предложила нам билеты одного разряда. А остальные, кажется, разошлись в Бока. Почему ты такая красивая?

– Скажешь тоже, – ответила Нора, позволяя Лусио пожать себе руку, Всякий раз, как он испытующе наклонялся к ней с подобным вопросом, она слегка отстранялась, но так, чтобы не обидеть его. Лусио посмотрел на ее улыбающиеся губы, открывшие ряд ослепительно белых мелких зубов (сбоку виднелась золотая коронка). Если бы им досталась хорошая каюта и Нора смогла бы как следует отдохнуть этой ночью. И еще ей надо было кое-что выкинуть из головы (а ведь ничего особенного не произошло, просто надо было выкинуть из головы эту нелепицу, за которую она держится). Он заметил Медрано, входившего со стороны Флориды вместе с какими-то разодетыми типами и дамой в кружевной блузке. Почти успокоенный, он поднял руку. Медрано узнал его и направился к их столику.

«Лондон» – неплохое место в такое пекло. От Лории до Перу всего десять минут ходу, а потом можно освежиться и полистать «Критику»… Куда труднее было улизнуть от Беттины, чтобы не вызывать у нее подозрений. Медрано придумал собрание выпускников тридцать пятого года с аперитивом в каком- нибудь баре и ужином в «Лопрете». После выигрыша в лотерею он уже наплел столько небылиц, что последняя почти ненужная ложь ничего не меняла.

Беттина осталась лежать в постели голая, с романом Пруста, на ночном столике жужжал вентилятор. Все утро они занимались любовью, отрываясь лишь для того, чтобы немного поспать либо выпить виски или кока-колы. Закусив холодным цыпленком, они обсудили достоинства пьесы Марселя Эме, поэмы Эмилио Бальягаса [5] и курс, по которому котируется мексиканский орел. В четыре часа Медрано принял душ, а Беттина открыла роман Пруста (до этого они еще раз предались любви). В метро, сочувственно разглядывая студента колледжа, который изо всех сил старался казаться подвыпившим, Медрано мысленно подвел итог первой половине дня и остался доволен. Можно было начинать субботу.

Проглядывая «Критику», он продолжал думать о Беттине, сам немного удивляясь этому. Прощальное письмо (ему нравилось называть его посмертным) было написано предыдущей ночью, когда Беттина спала с распущенными волосами, выпростав из-под простыни ногу. Все было объяснено, за исключением, разумеется, новых возражений, какие могли прийти ей в голову, а личные дела решены. С Сусаной Дапери он порвал таким же образом, даже не покидая страны, как сейчас; каждый раз при встрече (особенно па вернисажах, куда обязательно стекался весь Буэнос-Айрес) Сусана улыбалась ему, как старому другу, не высказывая ни упрека, ни сожаления. И он представил себе, как, столкнувшись с пим на Писарро, Беттина дружески ему улыбнется. Ну хотя бы просто улыбнется. Но скорее всего, Беттина возвратится к себе на Раух, где ее ждут ничего не подозревающие безгрешные родичи и две кафедры родного языка.

– Доктор Ливингстон, I suppose [6], – сказал Медрано.

– Позволь представить тебе Габриэля Медрано, – сказал Лусио. – Садись, че [7], и выпей чего-нибудь. – Он пожал робкую Норину руку и заказал сухого мартини. Нора не ожидала, что у Лусио такой старый друг. Ему было не меньше сорока, но выглядел он очень элегантно в костюме из итальянского шелка и белой рубашке. Лусио никогда не сумеет так одеться, даже если у него заведутся деньги.

– Как вы находите этих людей? – спросил Лусио. – Мы пытались угадать, кто из них отправится путешествовать. Кажется, в газете опубликован список пассажиров, по у меня его нет.

– Список, к счастью, Далеко не полный, – сказал Медрано. – Кроме моей персоны, там пет еще двоих пли троих, очевидно пожелавших избежать огласки или семейных скандалов.

– Здесь также и провожающие.

– Да, конечно, – согласился Медрано и подумал о спящей Беттине. – А вот, кстати, и Карлос Лопес с каким-то важным сеньором. Вы не знакомы с ними?

– Нет.

– Лопес года три тому назад посещал клуб, с тех пор я его и знаю. Вероятно, это было незадолго до вашего вступления. Пойду спрошу, не едет ли он тоже.

Лопес ехал, и они поздоровались, весьма довольные тем, что повстречались при таких приятных обстоятельствах. Лопес представил доктора Рестелли, который заметил, что лицо Медрано ему знакомо. Медрано, увидев, что соседний столик освободился, поспешил пригласить Нору и Лусио. На это ушло некоторое время, ибо в «Лондоне» не так-то просто пересесть на другое место, не вызвав явного недовольства у официантов. Лопес подозвал Роберто, и тот с неохотой помог им переселиться, опустив в карман целый песо, за который даже не поблагодарил. Расфуфыренные юнцы расшумелись и требовали по второй порции пива. Нелегко было вести беседу в этот час всеобщей жажды, когда все старались втиснуться в «Лондон», жертвуя последним глотком кислорода ради жалкой кружки пива или «индиан тоник». Уже не было никакой разницы между баром и улицей, по Авениде вверх и вниз двигалась плотная толпа с пакетами, газетами и портфелями, особенно много было портфелей всевозможных цветов и размеров.

– Итак, – сказал доктор Рестелли, – если я правильно понял, все мы, здесь присутствующие, будем иметь удовольствие совершить совместно это увлекательное путешествие…

– Да, будем иметь, – сказал Медрано. – Однако боюсь, как бы к нашему обществу не присоединилась и часть вон той шумной компании, что слева от нас.

– Вы так думаете, че? – с беспокойством спросил Лопес.

– У них совершенно бандитский вид, – сказал Лусио. – Сидеть рядом с такими на футболе куда пи шло, но охать на пароходе…

– Кто знает, – возразила Нора, считая своим долгом вступится за современную молодежь. – Может, они очень симпатичные.

– Вот, пожалуйста, – сказал Лопес, – какая-то скромненькая девушка, кажется, намерена к ним присоединиться. Да, так оно и есть. А ее сопровождает дама в черном, по виду весьма добродетельная.

– Это мать с дочерью, – безошибочно определила Нора. – Бог мой, как они вырядились.

– Несомненно, – сказал Лопес, – они тоже поедут и тоже приедут с нами, если мы вообще отправимся и возвратимся…

– Вот она демократия… – начал доктор Рестелли, по голос его потонул в шуме и криках, донесшихся от метро. Расфуфыренные юнцы, казалось, поняли поданный им сигнал, и тут же один из них ответил диким воплем, а другой, сунув два пальца в рот, пронзительным свистом, -…низведенная до панибратства, – закончил наконец доктор Рестелли.

– Совершенно верно, – вежливо подтвердил Медрано. – Между прочим, никак не пойму, зачем это люди пускаются в плавание.

– Простите, не понял.

– Я говорю, с какой целью они отправляются в морское путешествие.

– Ну, по-моему, – сказал Лопес, – это всегда увлекательней, чем оставаться на суше. Я лично очень доволен, что могу совершить такое путешествие за десять песо. К тому же не забывайте, жалованье за это время нам выплачивается, а это уже значительный выигрыш. Такую возможность упускать нельзя.

– Согласен, пренебрегать этим не стоит, – сказал Медрано. – Что же касается меня, то благодаря выигрышу я смог пока закрыть свой кабинет и таким образом хоть ненадолго избавиться от созерцания кариозных зубов. Но признайтесь, вся эта история… У меня не раз возникало предчувствие, что кончится она как-то… Ладно… определение можете подобрать сами – это легко заменимый член предложения.

Нора посмотрела на Лусио.

– По-моему, вы преувеличиваете, – сказал Лусио. – Если каждый начнет отказываться от выигрыша из опасения, что его надуют…

– Не думаю, чтобы Медрано имел в виду обычное надувательство, – сказал Лопес, – скорее, он чувствует здесь какой-то, если можно так сказать, возвышенный обман. (Заметьте, только что вошла дама в платье, которое… Словом, она тоже едет. А вон там, доктор, в окружении любящей семьи обосновался наш ученик Трехо. Кафе все больше начинает походить на трансатлантический лайнер.