– А еще она что-то такое говорила не по-русски, и воздух вокруг нее был горячий и трескучий. Помните показания подростков? Огурцов попытался бежать, но что-то его остановило. Он утверждает, что его точно в спину кто-то толкнул, после чего он упал и сломал ногу. А товарищ его убегать не захотел или не смог, так и остался стоять как истукан. Девица к нему подошла и что-то такое сделала, свидетель не заметил, что именно. Только после того товарищ упал замертво, а земля вдруг загорелась. Заметьте, не трава, не кусты, а именно земля. Свидетель, то ли от страха, то ли от болевого шока, потерял сознание, а когда пришел в себя, снова увидел ту самую девушку. Только на сей раз у нее глаза не светились, и разговаривала она по- русски.

– Так она с ним еще и разговаривала? – во рту пересохло, Монгол с вожделением посмотрел на графин с водой.

– Да, представьте себе. Требовала, чтобы он вернул ей какой-то медальон.

– С чего бы нашей пироманке требовать свой медальон у какого-то бомжа? Вам это не показалось странным, товарищ следователь?

– Поначалу, конечно, показалось, но мне повезло – свидетель попался говорливый. Такой говорливый, что пришлось санитаров вызывать, чтобы его угомонить.

– И что же ваш говорливый показал? – усмехнулся Монгол. Вообще-то, было ему совсем не до смеха, но Горейко о том знать необязательно.

– А наш говорливый начал с добровольного признания, – Горейко многозначительно помолчал и продолжил: – Короче, Огурцов с Супончиком вечером с пятницы на субботу совершили разбойное нападение на некую молодую женщину. Догадываетесь, к чему я клоню, господин Сиротин?

Монгол догадывался, и от догадок этих ему было сильно не по себе.

– Напали они на нашу подозреваемую, – следователь побарабанил пальцами по столу. – Девица возвращалась откуда-то поздно вечером и попалась им на глаза. Они с нее сначала все украшения посрывали, а потом решили совершить физическое насилие, но девица вырвалась и попыталась удрать, но убежала недалеко. Огурцов догнал ее практически на том самом месте, где впоследствии произошли уже известные нам с вами драматические события.

– Это какие такие драматические события? – уточнил Монгол.

– Ну как же? – удивился Горейко. – Я же вам только что рассказывал о гибели гражданина Супончика при загадочных обстоятельствах.

Вот оно как! Значит, смерть какого-то бомжа – это загадочно и драматично, а то, что на девчонку два поганца напали и едва не убили, – так, мелочи жизни. Хоть и не любил Монгол Огневушку, но подобной постановкой вопроса возмутился:

– Странную какую-то оценку событиям вы даете, товарищ следователь. Вас послушать, так получается, что это барышня виновата в том, что ее изнасиловать хотели и едва не убили.

– Убили. – Горейко перестал барабанить по столу, посмотрев на Монгола пристально и недобро. – Огурцов показал, что девушку он догнал, она стала вырываться, оступилась, упала, ударилась затылком о торчащий из земли камень и скончалась.

– А почему сразу скончалась? Лично я видел ее вполне живой.

– Огурцов проверил у нее пульс. Пульса не было.

– Ну, конечно, Огурцов же у нас кандидат медицинских наук! – хмыкнул Монгол.

– А также в деле имеются свидетельские показания врача «Скорой помощи», специалиста с высшим медицинским образованием, тридцатилетним стажем и безупречным послужным списком. Врач категорически настаивает на том, что к моменту приезда бригады «Скорой помощи» девушка была уже мертва.

– Очуметь… – пробормотал Монгол.

– Знаете, господин Сиротин, я примерно то же самое подумал, – сказал Горейко, – но против фактов не попрешь. Бомжи девушку ограбили, а затем убили.

– А потом она ожила и начала мстить? Какой-то ужастик у нас получается. Не находите, товарищ следователь?

– Ужастик или не ужастик, а одного из своих обидчиков она уже убила. Да и второму, судя по его крайне плачевному физическому и психическому состоянию, тоже досталось.

– Значит, из мести? – спросил Монгол, которому вдруг стало не жарко, а холодно. – А санитарку она тоже из мести пришила?

– Нет, бедная женщина, скорее всего, оказалась в неудачном месте в неудачное время. Но вы ведь поняли, Александр Владимирович, к чему я вам это рассказал? – Горейко подался вперед и поглядел на Монгола с сочувствием.

– Честно говоря, не до конца.

– Подозреваемая представляет реальную опасность для всех, кто был с ней в контакте, а особенно для тех, кто ее чем-либо обидел. Александр Владимирович, вы как раз такой человек. Девушка вам доверилась, а вы ее предали…

В повисшей тишине было отчетливо слышно, как бестолково бьется о стекло залетевшая в кабинет оса. Горейко молчал, всматривался в Монголово лицо, ждал реакции. А Монгол размышлял о только что сказанном. Если на секунду представить, что в словах следователя есть хоть малая толика правды, то ситуация вырисовывается очень неоднозначная. Огневушка получается не просто вздорной девчонкой, а существом, не поддающимся классификации: опасным и непредсказуемым. Конечно, идиотская версия Горейко многое объясняет: и поразительную живучесть девицы, и исчезающие за пару дней синяки, и ведьмовскую притягательность для мужского пола, и огненные всполохи… Монгол раздраженно потряс головой.

Бред! Бред и мистификация! Что ж она, вся такая исключительная и паранормальная, практически бессмертная, его до сих пор не прибила?! У нее ведь для этого было уже как минимум две возможности. Первый раз, когда она его одурманила отравленным кофе, а второй – минувшей ночью, когда в качестве дурмана выступили ее ведьмовские чары. Казалось бы, чего уж проще – бери его тепленького голыми руками и твори с ним все, что твоей душеньке вздумается: хочешь – поджигай, хочешь – косточки ломай. А она что сделала? Она опять поступила, как обиженная женщина: отомстить вроде бы отомстила, но как-то не слишком масштабно. Подумаешь, компрометирующие снимки. Да что такое снимки по сравнению с тем, что она могла бы себе позволить, обладай хоть сотой долей тех талантов, которыми наделяет ее следователь Горейко!

– Что, Александр Владимирович, – Горейко нарушил молчание первым, – вы до сих пор мне не верите?

– Знаете, Адам Семенович, как-то сложно мне во все это поверить.

– Понимаю, но мой гражданский и профессиональный долг – предупредить вас о возможных последствиях.

– Последствиях чего? – Монгол нахмурился.

– Последствиях сокрытия интересующей следствие информации.

– Да нет у меня никакой информации! – Получилось, кажется, правдоподобно.

Не то чтобы Монгол так уж испугался Огневушкиного шантажа, просто понимал, что в данном случае родная милиция ничего для него не сможет сделать. Придется как-нибудь самому. Да и интересно – что греха таить! – во всей этой чертовщине разобраться.

– Очень и очень жаль. Как бы потом вам упрямство ваше боком не вышло, господин Сиротин.

– Ну, я буду предельно осторожен, по пустырям и паркам шастать в темное время суток не стану, к незнакомым девицам приставать тоже. А то видите, какие они нынче пошли, девицы, выходят на тропу войны из-за всяких мелочей. Бомжи эти ведь ничего плохого не совершили. Всего лишь девочку обокрали, кулончик отобрали, немножко убили, а она, поди ж ты, претензии надумала предъявлять. Вот негодяйка! Кстати, что за кулончик она у маргиналов требовала, товарищ следователь? Или говорить нельзя, служебная тайна?

– Ну почему же тайна? – Горейко поморщился. – Огурцов показал, что сорвал с шеи девушки какой-то медальон. С его слов, украшение сначала показалось ему золотым, но потом он, присмотревшись получше, понял, что медальон – обычная побрякушка, и выбросил его.

– Где?

– Да там же, на пустыре. А медальон, выходит, подозреваемой очень нужен. Что-то в нем особенное.